Защитник детской жизни…

Полвека назад, 14 января 1969 года, ушел из жизни академик Георгий Сперанский, один из основателей советской системы охраны материнства и детства, выдающийся врач-педиатр. 

Родился будущий детский доктор 17 февраля 1873 года в семье военного врача. В 25 лет окончил медицинский факультет Московского университета, где проявил особый интерес к педиатрии, кафедру которой возглавлял основоположник этой науки в России Нил Федорович Филатов. Кстати, дядя будущей «звезды» советской офтальмологии – академика Филатова. Увы, Нил Федорович умер уже в 1902 году, в возрасте всего 54 лет, его дело пришлось продолжать именно Сперанскому.
Впрочем, не на кафедре главного ВУЗа России – Георгию Несторовичу вначале выпала значительно более сложная стезя практической педиатрии. Дела с которой в Российской империи обстояли, мягко говоря, очень неважно.
Действительно, хотя формально первая детская больница была открыта в Петербурге еще в 1834 году, но подобные учреждения до революции представляли собой скорее исключение, чем правило. А так, в той же Москве, в подавляющем большинстве клиник уставы прямо запрещали госпитализацию детей до двух лет. 
Не из-за какой-то несуществующей неприязни, а то и ненависти докторов к подрастающему поколению – просто «взрослые» врачи лечить таких малышей практически не умели. Там же своя анатомия, физиология, дозировка лекарств, наконец. «Грудничок» не пожалуется дяде доктору, что у него болит и как давно – будет только плакать. А при незнании всех этих тонкостей можно запросто убить маленького пациента вместо помощи. Но главный принцип медицины – «прежде всего – не навреди!», о спасении жизни и здоровья разрешается думать лишь при условии выполнении этой максимы…
Нет, конечно, на дом приглашенные к маленьким деткам врачи им какое-то лечение назначали в надежде, что оно им поможет. Просто надежд было, ну, очень мало.
Так, по статистике, в 19 веке смертность в течении первого года жизни составляла чудовищные 273 случая на каждую тысячу новорожденных. А до 5 лет не доживали в среднем 423 ребенка из каждой тысячи родившихся. 
Но это – в среднем, в отдельных губерниях шансы дожить до 5 лет у маленьких россиян были даже меньше, чем 50%. Даже в Московской губернии число умерших детей было 509 на тысячу, а в Вятской, например, доходила до почти 600! В то же время соответствующие показатели ряда западных стран, вроде Англии и Швеции, были меньше более, чем вдвое.

***

Разумеется, вина в создавшемся «аховом» положении лежала не только на врачах, настоящих подвижниках особенно тех, кто работал в «земской» медицине. Просто один доктор на целый район с несколькими десятками тысяч населения – это смехотворно мало. Особенно, если кроме отсутствия специальных знаний и опыта по детским болезням, у «земца» из транспорта была, в лучшем случае, бричка и соответствующее «качество» подавляющего большинства российских дорог.
А так, конечно, основной причиной было, скажем так, «философское» отношение правящих классов к охране материнства и детства. Даром, что ли, либеральные писаки с таким наслаждением вкладывают в уста «сталинских маршалов» и самого «тирана» фразочку: «Да что этих солдат беречь – бабы еще нарожают!» 
На самом деле, этого циничного лозунга, если судить по вышеприведенной ужасающей статистике, придерживалась именно элита Российской империи. За своими «балами, шампанским, лакеями, юнкерами и хрустом французских булок» почти не обращавших внимание на колоссальную детскую смертность. Действительно, ну «забрал Господь ребеночка», так его мама еще нарожает кучу детишек. Авось кто-нибудь из них да и выживет – чисто по теории вероятности. 
Что дело обстояло именно таким образом, доказал своей работой в том числе и лично Георгий Сперанский. Был в Москве такой «воспитательный дом», в который собирали оставшихся без опеки детишек, начиная с самых маленьких. В 1917 году, последнем в истории якобы «благословенной России, которую мы потеряли», смертность в этом детдоме составляла 74,4%. То есть, грубо говоря, из каждых 4 воспитанников там умирало трое.
Но в 1919 году «Воспитательный дом» по инициативе Сперанского был реорганизован в «Дом охраны младенца». И всего за 2 года смертность там снизилась до 34,4%, более, чем вдвое! И это, заметим, уже в условиях не «хруста французских булок», а Гражданской войны, разрухи, голода. Всего-то и достаточно было – разумно распорядиться даже порядком истощенными ресурсами, навести порядок с санитарией и гигиеной, организовать молочную кухню вместо кормления «грудничков» чем попало, регулярные медицинские осмотры.
Да, треть умерших детишек, хоть и лучше трех четвертей, но все равно многовато. Ну так ведь в ту пору, например, не было даже понятия об антибиотиках, с тяжелыми инфекциями боролись, в лучшем случае, вакцинами и сыворотками. Как там в когда-то «культовой» поэме Эдуарда Багрицкого «Смерть пионерки»

Тоньше паутины 
Из-под кожи щек
Тлеет скарлатины 
Смертный огонек…

А ведь поэма эта была написана уже в 1932 году, когда и Страна Советов, во многом, уже преодолела разруху, да и медицина стала применять все же более эффективные методики. Но до массового внедрения Александром Флемингом и Зинаидой Ермольевой пенициллина оставался еще десяток лет, а потому, в общем-то, вполне излечимая сейчас при условии вовремя предпринятых мер болезнь убила героиню Багрицкого, несмотря на все старания врачей.

***

Так что результаты усилий корифеев теперь уже советской педиатрии были более, чем обнадеживающими. Тем более, что они нашли очень глубокое понимание со стороны новой власти. 
Уже в начале 20-х годов организуется Государственный институт охраны материнства и детства, первым директором которого и стал в 1923 году Сперанский. Открываются педиатрические факультеты при университетах и мединститутах, начавшие выпускать «узко-специализированных» детских врачей. А также ранее невиданные «детские отделения» практически при любой даже районной больнице, не говоря уже о крупных городских и областных медучреждениях.
Ну а кроме этого, по всей стране создается сеть детских консультаций, обслуживающих детей до 3 лет, столь же широкая сеть «молочных кухонь». Памятуя о том, что многие родители, особенно из глухих сел, в случае недомогания ребенка часто надеются «на авось пронесет», педиатрические службы регулярно организовывали осмотры детишек на дому.  «Патронажными» медсестрами, фельдшерами проводились и полноценные медосмотры «узкими» специалистами.
А еще в первые же годы Советской власти с подачи именуемого либералами не иначе, как «кровавый палач», Председателя ФЧК Феликса Дзержинского, его серьезная служба в кратчайшие сроки покончила с таким явлением, как «беспризорщина»! 
Соответственно, дети, оставшиеся в Гражданскую Войну без родителей, получили не только «путевку в жизнь» в виде воспитания и образования, но и доступ к полноценной медицинской помощи. Порой даже лучше, чем те, кто воспитывался дома. Ведь наличному медику детдома значительно легче обслужить даже сотни детей, чем его коллеге такой же «контингент», но проживающий по отдельным семьям.
Да и вообще, лозунг «все лучшее – детям» в СССР был не только лозунгом. Лучшие лекарства, детские санатории, пионерские лагеря, наконец. А кроме того, чисто организационные моменты, вроде того, что смерть любого ребенка до года практически автоматически являлась предметом разбора на уровне сначала руководителей районного здравоохранения, а затем уже и областного. 
То есть, если даже доктор-педиатр сделал все, что мог, участие в таких «разборах полетов» все равно добавляло ему немало седых волос. А потому доселе детские врачи подходят к своим пациентам с максимальной серьезностью. В отличии (что там греха таить?) от тех своих коллег, которые лечат пациентов постарше, особенно совсем уж пожилых.

*** 

Неудивительно, что детская смертность в СССР неуклонно снижалась. Если в 1913 году она составляла 273 умерших ребенка до года на тысячу родившихся, то уже к началу Великой Отечественной снизилась до 184. Начавшееся широкое внедрение антибиотиков снизило ее к 1951 году до 84 умерших на тысячу. Еще через 10 лет она снизилась до 30, к 1970 году – до 23, позже балансируя около этого показателя практически до развала Союза. 
А после небольших «скачков» в середине «лихих 90-х» с начала «нулевых» снова начала снижаться, достигнув в 2017 году уже всего 6 умерших детей до года из тысячи родившихся на свет. 
Да, «злые языки» опять же могут сквозь зубы заявить: «Все равно во Франции и Швеции эти показатели вдвое ниже». Ну так ведь и здоровье-то населения от медицины – везде в мире – зависит только на 10%! Остальные 90% – это социально-экономические факторы.
Ну вот, например, «укрупнение» родовспомогательных учреждений снизило процент материнской и детской смертности в родах до вполне себе «западных» показателей. Но ведь после родов и пребывания в «перинатальном центре» детишек и их мам все равно выписывают домой. И хорошо, если те живут в городе или хотя бы сельском райцентре.
А если в «глубинке», да еще с разбитыми дорогами, да еще с «пониженной социальной ответственностью», так самая грамотно организованная, специализированная помощь к больному ребеночку может просто не успеть. А то и вообще не быть вызванной вовремя, а не когда помочь маленькому человечку может, разве что, реанимация, да и то, не всегда. 
Никто ж не удивляется, что у жителей крупных мегаполисов России куда больше шансов выжить в случае инфаркта – к ним часто сразу приезжает специализированная «кардиологическая» «Скорая». Которая, фактически, начинает реанимационные мероприятия еще при транспортировке пациента в реанимацию. 
А вот если тот же инфаркт случится в какой-нибудь «Малой Хацапетовке», откуда до райцентра 50 км по колдобинам, а на месте – хорошо, если старенький фельдшер разве что с «анальгином» под рукой? Надежды выжить будет куда меньше…
Так и в пресловутых «цивилизованных странах». Сама организация первичной педиатрической помощи там – на уровне «земской медицины» Российской империи. Такого понятия, как «участковый педиатр» нет вообще – любую помощь «от нуля до 80 лет» оказывает один и тот же «семейный врач». Вызвать которого на дом в подавляющем большинстве случаев, как в России, возможности не предусматривается.  Хотя детские отделения в больницах, конечно, существуют. 
Но плотность населения в Европе высокая, все покрыто «автобанами». Так что родители могут за несколько минут, «схватив ребенка в охапку», доехать на своей личной машине к больнице. Ну или дождаться за те же несколько минут «Скорую». Отсюда – более своевременное начало оказания медпомощи тяжелобольным детям, что, собственно, больше всего и влияет на прогноз их лечения.

***

Вообще, хотя труд Сперанского и его соратников в первую очередь оценивают (и совершенно справедливо!) с точки зрения гуманизма, они ведь имели и колоссальный экономический эффект. В 70-х годах, например, американцы оценивали недополученные бюджетом США средства, в связи со смертью потенциального налогоплательщика в юном возрасте, где-то в десятки тысяч долларов. Из чего, собственно, и выводили базу для доказательства выгодности профилактических прививок и других мер защиты детства.
Ну а снижение детской смертности в СССР в разы – это ведь не только дополнительные цифры ВВП от вклада выросшего мальчика или девочки после вступления ими во взрослую жизнь. Это и дополнительные миллионы бойцов Красной Армии на фронтах Великой Отечественной. 
Это и миллионы женщин-матерей, могущих заняться воспитанием уже имеющихся детишек, участием в общественном производстве вместо необходимости вновь и вновь напрягать здоровье новыми беременностями, чтобы родить новых детей взамен умерших. И то же с такими же небольшими шансами на выживание, если бы не введение новых подходов к охране материнства и детства.
Так что, если бы труд академика Сперанского измеряли в денежном выражении, его пришлось бы подсчитывать, наверное, в миллиардах (если не десятках миллиардов) долларов. За все десятилетия его подвижнической деятельности, а также уже после его смерти, в силу выполнения его открытий и рекомендаций. 

***

До самых преклонных лет доктор сохранял активность и бодрость духа. Он и на пенсию-то в 1962-м (в 89 лет!), вышел больше формально, продолжая учить молодежь, писать книги, выступать на научных форумах. Но когда ему стукнуло 95, несмотря на здравый ум, резко начало «сдавать» сердце. Частые приступы, сердечная недостаточность, несмотря на все принимаемые коллегами меры, прогрессировали и грозили полной инвалидностью.
Да, у старого ученого была масса любящих учеников, внуков, право на «элитное» медицинское обслуживание. Вот только не видел он смысла жизни без возможности занятия любимым делом. 
В больнице Академии Наук ему выделили отдельную комфортную палату. Но, увы, отдельной сиделки в обычном, а не реанимационном, отделении, предусмотрено не было. Даже для Героя Социалистического труда, кавалера 4 орденов Ленина и 2-х Трудового Красного Знамени. 
И когда любимая внучка, дежурившая по очереди с другими родственниками у постели деда, заболев гриппом, была вынуждена уйти домой, академик Сперанский, оставшись один, открыл окно на четвертом этаже и шагнул в пустоту…
Наверное, формалисты от религии будут морщиться – дескать, это же самоубийство, страшный грех. Кто-то будет оправдывать такой уход из жизни развившейся у больного пожилого человека депрессией, которая, вообще-то, с точки зрения церковных канонов является вполне «оправдывающим обстоятельством» в подобных «щекотливых» случаях.       
Но, конечно же, главным критерием оценки великого детского врача и здесь, и «там» будут радость матерей, которые обрели детей, до этого «статистически обреченных» на раннюю смерть. Свершения, любовь, радость этих детей, которым Георгий Несторович и многочисленные продолжатели его дела подарили шанс прожить долгую жизнь. И их молитвы, осознанные или неосознанные, за своего благодетеля.
«Что вы сделали одному из малых сих – то вы сделали и Мне», – говорит Христос в Евангелии, рассказывая о Страшном Суде. А сделал добра за свои 95 лет беззаветно спасавший детские жизни подвижник столько, что его хватило бы для оправдания земного существования и сотни обычных людей...