Барабанщик

Юркина мама, Наталья Витальевна, на празднике Первомая дежурила в местном доме культуры с раннего утра и до поздней ночи. Для двух уборщиц, работавших там, любой выходной – настоящая мука: до обеда – кружки и секции для сотен ребятишек, после – несколько киносеансов, а вечером – почти до полуночи – танцы. О праздниках – лучше и не говорить: добавляется работа буфета с пивом, битком забитые туалеты надо чистить и вымывать несколько раз за день. Хорошо, что помогали две дочки – старшеклассницы, иногда приходила на пару часов со своими тряпками из джутового мешка тётя Мотя, сестра мужа, рано умершего после войны. А Юрка подключался в момент уборки, когда шваброй надо было разгонять горячую воду по полу огромного вестибюля, выложенному ярко-синей плиткой. «Кто додумался так осветлить пол, – не раз ругалась мама, – руки бы им поотрывать!» 
Они встали, сын и мама, одновременно по звонку сумасшедшего будильника с двумя колокольчиками на металлическом корпусе. Солнце поднялось над покосившимися сараями, где жильцы уже не хранили дрова, поскольку текстильный комбинат построил кочегарку, провели в двухэтажные шлакоблочные дома микрорайона паровое отопление, но где, по старой памяти, держали ненужную рухлядь. На скамейке у доминошного стола сидела с двумя сумками на коленях, плетёнными из прочной льняной кострицы, тётя Груша, приносившая в дом регулярно четверти с молоком, две из них – с топлёным, в котором плавали коричневые пеночки. Его очень любил Юрка вприкуску с ломтем хлеба из пшеничной муки. Мама дала припасённые с вечера деньги, и он прямо в майке и трусах выскочил на улицу, затараторил:     – Тёть Груш, мама просила поздравить тебя с Первомаем! Сегодня топлёного побольше... Вот, возьми деньги! 
– Что ты орёшь, словно заполошный! – сказала, не сердито, жительница соседней с окраиной города деревни, – весь двор поднимешь. Спасибо за поздравление, конечно, и забирай хоть всю четверть, но лучше перелью в твой бидон, чтоб не разбил посудину... 
– А я сегодня веду пионерскую дружину под барабан на демонстрацию. Идём всей школой! – не удержался и снова выкрикнул Юрка. 
– Молодец, ставь бидон на стол, щас я перелью, – она стала аккуратно сливать из узкого горлышка бутыли светло-коричневое молоко с длинными и тонкими пенками в большой алюминиевый бидон, который мальчишка часто брал на рыбалку и в котором побывало немало щурят, крупной плотвы и краснопёрок, – давно барабанишь-то? 
– Да, тёть Груш, барабаню с третьего класса, значит, два года уже... Меня дядя Сева, барабанщик из дома культуры, скоро за ударную установку посадит, ему нравится, как я ритм держу, и он похвалил мои крепкие пальцы. 
– Бедные соседи и родители, – вздохнула женщина, – как можно с барабанщиком жить? 
– Так, установка-то в ДК стоит, только там можно играть! – задохнулся от несправедливых слов мальчишка. 
В это время к столу подошла соседка из их подъезда, с интересом стала прислушиваться к разговору. Юрка решил закончить трёп, поблагодарил молочницу и почти рванул домой. Но тётя Груша успела сунуть ему в руки белую наволочку, сказав: 
– Это маме передай, пирожки – из печки прямо. С молочком хорошо пойдут: тут с картошкой, яйцом и с капустой. 
– Так мама тоже пекла, – заулыбался мальчишка, – щас, небось, и она вынесет пироги... Спасибо, тёть Груш! – и помчался домой. 

*** 

Мама ушла пораньше, попив с сыном молока и закусив пышками вечерней выпечки. Пирожки она положила на стол для Юрки и дочерей. Тёти Грушины пироги, действительно, были ещё тёплыми, от них пахло луком и капустой. Мальчик долго пытался объяснить маме, зачем ему надо ехать на городскую площадь и уже там дожидаться школьную колонну. Да ещё и с барабаном на животе... 
– Какая ты Фома неверующая, ма, – говорил, улыбаясь, Юрка, – старшая вожатая сказала, чтобы я был, как огурчик, чистый и отдохнувший, а не усталый и запылённый, протопав в колонне пять километров... Ведь нам надо пройти перед трибуной с начальниками, я буду первым, и все будут шагать под мой барабан! 
– Ну, хорошо, – смирилась мама, – будь осторожен, трамваи сегодня встанут, как только пойдёт ваша школа... И до обеда – всё движение перекроет милиция. Поторопись, сынок, – она дала ему рубль, на всякий пожарный случай. «Сумасшедшие деньги, – подумал Юрка, – чёй-то мама расщедрилась?» 
Он заправил за воротник тёмно-синей вельветовой куртки, перешитой мамой из старого пальто, прочную верёвку, держащую ярко-красный с серыми полосками барабан, поправил на белой рубашке алый галстук, засунул чехол с палочками за брючный ремень и самым коротким путём, через дворы, помчался к конечной остановке трамвая. На кольце скопилось штук десять двойных вагонов, но ни один из них не хотел ехать к центру города. У посадочной площадки столпилось десятка три мужчин и женщин, они ругались, кричали на отдыхающих на скамейках вагоновожатых, уточняли друг у друга, есть ли надежда на автобусы. Но и те уже не ходили, только два таксиста на стареньких машинах, заломив жуткую цену, предлагали, в объезд центра, довезти желающих до железнодорожного вокзала. Недалеко от остановки, в начале лесного массива, на дороге, выложенной красным кирпичом и ведущей к высокому забору, закрывающему от посторонних глаз двухэтажный коттедж, стояла чёрная «Волга» со сверкающим никелированным бампером. 

Юрка растерялся, понимая, что дал маху, забыв об отмене на праздники движения транспорта. Знай он раньше, конечно, придумал бы что-нибудь. А теперь вот – ни трамвая, ни автобуса – придётся до центра бежать самому. И тут он увидел, как высокий широкоплечий мужчина в светлом макинтоше и женщина в просторном плаще бледно-салатного цвета, с причёской из пышных волос и в кокетливой шляпке, собираются садиться в красивую «Волгу», но замешкались, решив снять верхнюю одежду. Он бросился к ним, затараторил: 
– Пожалуйста, довезите меня до центра... Мне надо сменить барабанщика. Я не знал, что трамваи не ходят... Я просто не успею и подведу всех ребят. 
– Всеволод, – сказала женщина низким прокуренным голосом, – как безответственен этот пионэр... 
– И как, от отчаяния, смел, – с улыбкой продолжил мужчина, – но к центру и нас не пропустят... Мы можем подвезти тебя только до комбината, а там, с километр, выкручивайся сам. Впрочем, выбора у тебя всё равно нет. Садись вперёд, к водителю... 
Тот через стекло посмотрел на мальчишку, наклонился вправо, дверца открылась и Юрка буквально шмыгнул в салон. 
– Как тебя зовут? – спросил после некоторого молчания хозяин машины, – и кто тебя одного отпустил в центр города? 
– Задаёшь бессмысленные вопросы, дорогой мой, – тихо сказала женщина, всё ещё поправляя причёску и заглядывая в зеркало над водителем, – он – из шлакоблочного посёлка, а там полный вакуум воспитания и... 
– Фаина, ты – не справедлива... – в голосе мужчины послышалось раздражение, – он ответственен, барабанщик, за ним пойдёт вся школа. И потом – он мальчик, а не сотрудник ГАИ... 
У Юрки от услышанного разговора стало муторно на душе, он решил отмолчаться, сделав вид, что не понял вопроса. Однако мужчина снова обратился к нему: 
– Так, как тебя зовут? 
– Юрка... Васнецов Юрий, учусь в пятом «А» классе. 
– Ты хочешь стать барабанщиком? А ты читал книжку «Судьба барабанщика»? – и увидев, что мальчик смутился, продолжил, – мы подвезём тебя до ворот комбината, я покажу, как обойти забор и выйти почти в центр города. Не волнуйся, ты успеешь встретить школьную колонну. 

***    

Слева от огромных ворот, распахнутых настежь и ведущих широкой дорогой к махинам серых корпусов с окнами, расположенными на четырёх этажах, к двум спаренным почти стометровым трубам из красного кирпича, к ангарам с полусферическими крышами, похожими на жилища пришельцев из фантастических фильмов, возвышался плакат с вождём мирового пролетариата – Лениным с поднятой рукой и надписью: «Верной дорогой идёте, товарищи!» Посредине въездной арки нарисованы весенние яркие цветы, буквально закрывающие слова: «МИР, МАЙ, ТРУД». Справа от первомайского лозунга разместилась надпись по красному кумачу: «Выше знамя социалистического соревнования!» 
«Волга» остановилась на стоянке, где уже выстроились такие же чисто вымытые машины, как легковые, так и грузовые, украшенные веточками бумажных цветов, лозунгами и транспарантами. Высокий сильный мужчина раздавал рабочим портреты руководителей партии и правительства. Юрка видел через лобовое стекло, что деревянные палки с фото брали без особой радости, почему-то, в основном, женщины. Несколько нарядно одетых мужчин тут же подошли к их машине, помогли пассажирам выйти из салона, с любопытством смотрели на мальчишку, сидящему справа от водителя. 
– Всеволод Леонидович, у вас что, родственник объявился? Товарищ директор, вы ничего не говорили о прибавлении в семье, ха-ха-хиии, – пытались пошутить самые смелые. 
– Это мой сосед по микрорайону Юра Васнецов, хранитель великой фамилии, лучший барабанщик нашей подшефной школы, – он постучал по стеклу кабины, поманил мальчика ладошкой, – выходи, не стесняйся, гостем будешь... Послушай, Юра, а может, ты во главе нашей колонны пойдёшь, вместе со мной и другими руководителями? У нас, правда, большой духовой оркестр есть, хорошо играет. Но ему и отдохнуть, бывает, надо, правда, ведь? Вот тут ты и задашь жару, удержишь строевой шаг! 
– А школа, старшая пионервожатая будет ждать, волноваться?.. Да и Стёпка устанет, это мой напарник, ведёт колонну от школы, он плохо тогда пройдёт у трибуны. 
– Да, дела, – сказал Всеволод Леонидович, – жаль, очень, Юра. А то я уже хотел прямо сейчас позвонить директору школы и попросить, чтобы ты выручил нас. Но стойкий ты, однако, как оловянный солдатик... А впрочем, молодец, так и надо в жизни стоять за друзей-товарищей. Сейчас начальник охраны, – он кивком головы подозвал мужчину, одетого в синюю форменную тужурку, с кокардой на фуражке, – проводит тебя короткой дорогой почти до центра города. Борис Семёнович, сделайте милость, мальчику срочно надо оказаться в центре, а дороги все перекрыты, проведите его вашими тропами и как можно быстрее. 

Директор протянул Юрке руку, тот смутился, неловко перебросил барабан из положения «на животе» в положение «на боку» и не заметил, как из-под брючного ремня выпал чехол с палочками. Когда вдруг резко наклонился к земле, не отпуская ладони мужчины, то чуть не растянулся у его ног. Всеволод Леонидович подхватил мальчика под мышки, подбросил вверх и поставил на ноги. Кто-то из взрослых поднял чехол, вручил палочки барабанщику, потрепал его по волосам. 
– Спасибо, большое, конечно, – совсем растерялся Юрка, – только мне, и вправду, надо бежать... 
– Приходи в оркестр, заглядывай ко мне в гости, – сказал директор, – будем дружить, – а потом вдруг довольно строго посмотрел на начальника охраны. 
Борис Семёнович, ни слова не говоря, быстро пошёл вглубь двора. Юрка – за ним, держа в одной руке чехол с палочками, другой придерживая барабан. 

***    

На экскурсию, когда год назад их возили автобусом на комбинат, мальчик не попал, болел ОРЗ. Сейчас едва успевал замечать то, что попадалось на его пути: охранник так нёсся, что ему то и дело приходилось переходить на бег. «Быстрее! – доносились крики из-за широкой спины в синей куртке, – чёрт вас носит! А я должен отвечать! И оставлять начальство одного со своими придурками...» 
Они проходили мимо заборов и заборчиков, отгораживающих внутренние постройки друг от друга, обходили горы брикетированного угля, предназначенного для нескольких кочегарок, перебегали проржавевшие железнодорожные пути, на которых стояли вагоны с открытыми дверями, забитые серыми тюками с хлопком. Потом пошли одноэтажные строения с грязными окнами, до середины заваленные длиннющими железными прутьями, рядом валялись чугунные болванки, старые колёса и мёртвые моторы. На металлическом противне горелкой вырезаны слова: «Литейно-механический завод ОГМ». Мелом дописано: «Хозяйство Спиридонова». 
Ухоженную площадь, обсаженную ровными, словно постриженными ёлочками, в середине которой возвышался четырёхэтажный квадрат из серого кирпича со сверкающими чистотой окнами и табличкой «Административный корпус», охранник и мальчишка проскочили за несколько минут. Дорога стала уходить в овраг, асфальт заменился мощными бетонными плитами. Впереди постепенно вырастал громадный грязно-коричневый забор с колючей проволокой по верхней кромке. Всё напоминало концлагерь: на расстоянии примерно ста метров друг от друга стояли деревянные будки, соединённые друг с другом натянутой проволокой. Юрка понял: здесь на ночь, видимо, выпускали сторожевых собак. У ворот в заборе притулился небольшой домик, из него вышел охранник, узкогрудый мужик в шинели, подпоясанной брезентовым ремнём с огромной кобурой, болтающейся у правого бедра. 
– Открывай дверь, раззява! – заорал Борис Семёнович на охранника, – выпусти пацана и тут же закрой её. Так директор приказал. А я – побёг назад, одного его оставил на территории... До беды недолго с нашими придурками. И не спать: проверки будут все праздники! 

Мужик буквально вытолкнул Юрку за забор, тут же прикрыл за собой небольшую дверь, вмонтированную в ворота. Бетонная дорога вела дальше: слева стояли два одноэтажных кирпичных барака, похожие на коровники или свинарники. Справа – пологий склон довольно глубокого оврага, поросший густым кустарником. Мальчик сделал несколько шагов и почувствовал, как его ботинки увязают в густой жиже. Запах скотного двора шибанул в нос, но он понял, что это – не коровник, скорее всего, в бараках держат свиней. Что оставалось делать: он засунул чехол с палочками под пружины, натянутые на кожу барабана, поочерёдно закатал брюки почти до колен и пошёл по вонючей жиже. За вторым строением вдруг увидел реку, берег которой уже прикрыла молодая осока и тимофеевка. До высокой травы ещё не хватало весеннего солнца, но мать-и-мачеха ласково и трогательно желтела на прибрежных бугорках и выступах. 
Бетонка кончилась, дорога очистилась от навоза, вывела Юрку прямо к низенькому мосту через речку, такую грязную и тихую в своём течении, что она походила на длинный непроточный и мёртвый пруд. За рекой, метров пятьдесят в ширину, он увидел большой ухоженный сквер с дорожками и цветочными клумбами, за высокими деревьями, покрытыми первыми бледно-зелёными листочками, едва проглядывало огромное здание цирка. «Ё-моё, – так обрадовался мальчишка, что чуть не закричал в полный голос, – за цирком же – проспект Ленина и центральная площадь города! Щас отмою ботинки, приведу себя в порядок и на мост...» 
Порядок в одежде навёл быстро, правда, ботинки зачерпнули немного грязной воды из речки, но это – не беда, думал Юрка, быстро высохнут в движении. Он влетел по лесенке на десяток ступенек, пробежал пару пролётов, не обратив внимания, что кто-то уложил доски минимум ещё двух пролётов друг на друга. И вдруг буквально упёрся в провал на мосту, в котором чернела вода, загаженная сбросами соседних текстильных фабрик. Примерно три звена настила, метров десять, не меньше, были стащены со своих мест и уложены на неразобранные покрытия. Мальчишка тупо смотрел на чёрный проём, на грязную воду и не знал, что делать и как жить дальше. 
Побрёл назад к лестнице, сел у берега на мягкую шелковистую траву и заплакал. Он зажимал рот руками, но стоны буквально вырывались из груди, в горле булькало, сопли и слёзы сползали по лицу на землю. Он ни о чём не мог думать: чернеющий провал над мёртвой рекой стоял у него перед глазами... 

***    

– Как зовут тебя, сынок? – услышал Юрка женский голос, – что с тобой стряслось? 
Мальчишка вздрогнул, если бы не знал, где он, то подумал, что это мама разговаривает с ним. Оторвал ладони от глаз, поднял голову и увидел, что напротив него в небольшой лодке сидит за вёслами женщина в сером халате ниже колен, ноги в резиновых сапогах, на голове тёплый клетчатый платок. Он устыдился своих слёз, стал вытирать ладонями лицо. 
– Меня обещал переправить здесь по мосту Борис Семёныч... Мне нужно на проспект Ленина, попасть на демонстрацию... В общем, я барабанщик, веду школьную колонну... 
– Ублюдок твой Семёныч, латышский стрелок, двадцать лет мучил в лагерях военных, осужденных за немецкий плен. Бросил ребёнка у забора, хотя знал, что мост на каждый праздник милиция разбирает... Ох-хо-хо, жизнь наша бекова, нас... Я давно за тобой смотрю, вижу спешишь, по говну без разбора чёпаешь... А я хозяйка здешних мест, свинаркой работаю, здесь и живу. Давай, загружайся потихоньку, поплывём. Может, и ты спасёшь меня от лодки Харона, а, сынок, хи-хи-хии? – тоненько засмеялась женщина. 
Юрка осторожно залез в лодку, сел на лавку у кормы, положил барабан на колени, проверил, не потерял ли палочки. Хотел спросить у свинарки, кто такой Харон, но посчитал неудобным без знакомства лезть с вопросами. Ловко взмахивая вёслами, женщина быстро переплыла реку, помогла мальчишке выбраться на берег, сказала: 
– Храни вас, бог, детки! И не повторяйте наших ошибок... 
– Спасибо, тётя! Большущее... 
Юрка побежал по широкой аллее прямо к цирку, прикидывая в уме, за сколько минут он сумеет добраться до центрального проспекта и там встретит, наконец, своего напарника – Стёпку.