Обратная сторона революции в романе Пастернака «Доктор Живаго»

Революция в романе «Доктор Живаго» занимает ключевое место не только с точки зрения события социального, она чрезвычайно значима для философско-эстетического миропонимания автора. Революция в романе предстает под разными именами и в разных обличьях. Для Пастернака характерно обходиться, в том числе без самого слова «революция», но в широком смысле подразумевать именно ее. Иногда это психологические штрихи, иногда образы природы и т. д.
Изначально революция представлялась герою событием, с которым он связывал свои мечты и идеалы. Во многом Юрий Живаго понимал революцию «по-блоковски», связывая ее с поэтическими элементами – музыкой, природой стихией и т. д. Как и Блок, на тот момент в представлениях главного героя революция была стихией не «столько разрушительной, сколько воодушевляющая и сплачивающая» . 
Ключевым в этом смысле предстает стихотворение «Рождественская звезда», в котором под интерпретацией смены Ветхого Завета на Новый Завет кроется отсылка к пониманию Пастернаком значения революции с точки зрения духовности.

Она возвышалась горящей скирдой
Соломы и сена
Средь целой Вселенной,
Встревоженной этою новой звездой.

Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочета
Спешили на зов небывалых огней

Как верно заметил Межаков-Корякин: «По отношению к Ветхому Завету Новый Завет является революционным, поэтому-то Вифлеемская звезда и сравнивается у Пастернака с пламенеющим стогом, с горящей скирдой, с отблеском поджога, с пожаром на гумне и с хутором в огне» . Подобные аналогии отсылают нас к чему-то грандиозному, революционному, новому, что должно прийти на место старого. 
Здесь следует сравнить с поэмой «Двенадцать»:

Так идут державным шагом – 
Позади – голодный пес,
Впереди – с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,

Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной, 

В белом венчике из роз – 
Впереди – Исус Христос .

В поэме Блока образ Христа следует впереди красногвардейцев, олицетворяющих революцию. У Пастернака «сравнения, создающие образ Рождественской звезды, выражают его понимание христианства как силы революционной по отношению к дохристианскому миру» . Ранее мы отмечали ключевую роль в понимании Пастернака, которую занимает образ Христа, призванный одухотворить, став существенной частью поэзии нового времени. 
Главный герой Пастернака видит в христианской революции иные силы, не разрушительного плана, а напротив – созидательного и спасительного. Важное наблюдение сделал Гаев, отметив, что «по мнению Пастернака, даже и не верующим в Бога людям нельзя не видеть, что история, в подлинном смысле этого слова, родилась вместе с христианством в том «новом способе существования и новом виде общения, которое называется Царствием Божием»  и в котором – продолжает анализ Гаев – «нет народов (в языческом смысле слова), а есть лишь личности». Утверждая революционность христианства, Юрий Живаго видел в ней возможность для появления новых культурных ценностей, которые могли бы преобразовать уже созданное. 
Однако по мере происходящих событий в романе сама идея революции для героя будет терять прежний ореол. С одной стороны революция представлялась Пастернаку по масштабу близкому библейскому аналогу, но при этом благодаря классикам русской литературы добавляющих к ней ноты «артистичности», творчества, созидательности, художественности. «В том, что это так без страха доведено до конца, есть что-то национально-близкое, издавна знакомое. Что-то от безоговорочной светоносности Пушкина, от невиляющей верности фактам Толстого» . 
Турышева очень верно обозначает, как данный монолог главного героя, который приходится на завершение восьмой главы шестой части «жестко контрастирует с началом следующей, девятой главы, где возникает образ трех «страшных, слившихся вместе зим» – образ, в мифопоэтическом плане очевидно прорастающий семантикой смерти» . 
«Настала зима, какую именно предсказывали. Она еще не так пугала, как две наступившие вслед за нею, но была уже из их породы, темная, голодная и холодная, вся в ломке привычного и перестройке всех основ существования, вся в нечеловеческих усилиях уцепиться за ускользающую жизнь» .

Здесь уже посредством метафоры Пастернак показывает обратную сторону революции. «Жесткий контраст» между признанными классиками литературы, чьими именами Живаго фактически благословляет революцию и метафорой «пугающей зимы» характеризует процесс ее отделения от поэзии. «Их было три подряд, таких страшных зимы, одна за другой, и не все, что кажется теперь происшедшим с семнадцатого на восемнадцатый год, случилось действительно тогда, а произошло, может статься, позже. Эти следовавшие друг за другом зимы слились вместе и трудно отличимы одна от другой» .
Не случайно Власов подчеркивает, что «образ метели, вьюги, один из лейтмотивов пастернаковского романа, неразрывно, генетически связан с образом блоковской революционной стихии, безраздельно господствующей над миром, очевидно» . Изначально революция у Юрия Живаго – это синоним творчества, поэзии (как и у Блока). 
По мере рассмотрения революции, интересным природным образом предстает в романе водопад. В данный элемент пейзажа Пастернак вкладывает многостороннюю семантику. Водопад предстает не только в качестве красочного элемента, дополняющего картину мира, автор наделяет его объемной семантической нагрузкой. 
«В окрестности был водопад. Он раздвигал границы белой ночи веяньем свежести и воли. Он внушил доктору чувство счастья во сне. Постоянный, никогда не прекращающийся шум его водяного обвала царил над всеми звуками на разъезде и придавал им обманчивую видимость тишины» . 
Данный символ фигурирует в седьмой главе двадцать первой, двадцать второй, двадцать четвертой частях. «Водопаду не было кругом ничего равного, ничего под пару. Он был страшен в этой единственности, превращавшей его в нечто одаренное жизнью и сознанием, в сказочного дракона или змея-полоза этих мест, собиравшего с них дань и опустошавшего окрестность» . Гаспаров, анализируя данную метафору Пастернака, провел очень верную аналогию с революционным движением: «Подобно тому как шум водопада превращает все остальные звуки в тишину, огромная скорость революционных событий создает иллюзию того, что течение повседневной жизни полностью прекратилось» . 
Юрий Живаго видел особое знамение в этом природном явлении. Описывая его воздействие на главного героя, Пастернак говорит о «чувстве счастья во сне», «блаженства и освобождения», которое тот оказывал на доктора. В работе Юдзи Кадзиямы «Образ воды в творчестве Пастернака («Февраль. Достать чернил и плакать!..», «Повесть и «Доктор Живаго») «вода описывается как символ перемен» . В частности Кадзияма приводит в пример зарождение отношений между Юрием и Мариной: «С этого воскресного водоношения и завязалась дружба доктора с Мариною» . Также описание воды упоминается при отъезде Лары, что само по себе подразумевает изменения.     

В дальнейшем при описании водопада мы увидим, что он особым образом воздействует на ощущения не только Юрия Живаго, но и Васи Брыкина, эпизодичного персонажа в романе. «Он был виден не отовсюду, а только по ту сторону рощицы, с края обрыва. Вася устал ходить туда глядеть на водопад, чтобы испытывать ужас и восхищение» . В данном случае здесь происходит совпадение с концепцией главного героя, когда эпизодический персонаж декламирует ключевую мысль, которую мы приписали бы скорее Юрию Живаго. Здесь мы обнаруживаем разделение общего восприятия от водопада как символа революции, образующего двойственное воздействие фактически на двух персонажей: «ужас и восхищение». 
Еще одной примечательной метафорой к приближению революционных событий, выраженных с помощью природного образа – является лес. Данное описание идет в том же временном диапазоне, что и приведенное нами выше описание водопада. 
«Молодой лес под насыпью был почти еще гол, как зимой. Только в почках, которыми он был сплошь закапан, как воском, завелось что-то лишнее, какой-то непорядок, вроде грязи или припухлости, и этим лишним, этим непорядком и грязью была жизнь, зеленым пламенем листвы охватившая первые распустившиеся в лесу деревья» . Любопытно в данном описании то, что «лес» можно представить в качестве аналога прежнего миропорядка, пораженного «грязью» и «припухлостью», который соответственно можно трактовать как приближение революции. Если интерпретировать подобным образом, то мы увидим, что понимание революции Пастернаком, выраженное посредством данного образа выходит за рамки узкого, прямолинейного восприятия. Абсолютно чистым и стерильным может быть только неживое. Живое же всегда шероховато, коряво. Жизнь – нарушение порядка. Полный порядок – энтропия, смерть. Революция не инородна течению жизни, она является ее частью. «Там и сям мученически прямились березы, пронзенные зубчиками и стрелами парных раскрывшихся листиков» .
Однако по мере прочтения романа мы все отчетливее видим появление суррогата революции, «темного двойника», который называется тем же именем, но противоположен первообразу. И потому анти-поэтичен, что, по сути, является ключом к поэтологическому пониманию революции. «Образ «темной» зимы, исполненной «не человеческих усилий» сохранить жизнь, очевидным образом противопоставлен живаговскому присвоению революции светоносного пушкинского начала»  – продолжает мысль Турышева. 
В том числе это коснется самой структурной организации произведения. Так, для глав, повествующих о дореволюционной России, как верно заметил Ермолов Л. И. «характерно ведение времени не только по «светскому» отсчету, но и по православному календарю» . В первой части упоминается «канун Покрова», в третьей главе той же части автор говорит о «казанской, в разгар жатвы». В дальнейшем подобные упоминания уже не будут иметь место в той части произведения, в которой будут присутствовать события революции. Светоносный образ революции, в ранних этапах присутствующий на разных художественных уровнях в романе постепенно будет все сильнее видоизменяться в сторону «ужаса». 

На почве переосмысления революции зарождается и новый этап понимания Юрием Живаго роли поэзии. Точнее было бы сказать так: у Пастернака есть определенное понимание того, какой должна быть поэзия нового времени, она, по задумке автора-героя, должна была родиться вместе с революцией. Однако изначальные представления о революции как блага, страшного с точки зрения отказа от привычного, но величественного с точки зрения сулящего будущего, перешли к ее полному неприятию, как событию антисоциального и антидуховного. 
В связи с этим поменялся и принцип осмысления поэтом себя и своего творчества. Желание создать новое искусство не ушло, даже после того, как изначальные представления о революции увенчались крахом. В качестве отличительной особенности этой поэзии должна была стать фигура Христа, ведущая к новому, она и осталась, изменился изначальный вектор, по которому должно было двигаться поэтическое искусство. Об этой разнице писал М. Слоним, рассуждая над образом главного героя: «В сущности, в его лице Пастернак ставит вопрос о творческой личности в революции, о безысходном противоречии между тем, кто утверждает свое право думать, и говорить, и жить по-своему, и стихией разрушения…» . 
Иными словами творческая личность заняла иную сторону, не ту, которую планировала занять изначально. Если раньше поэт готов был использовать свое поэтическое слово, свой дар для воспевания всеобщей мечты, нового духовного поворота, то в дальнейшем первоначальный курс изменился. 

Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья

При попытке объяснить роль поэзии в новом мире, уместно вспомнить строки Пушкина. Ужас, который испытывает Юрий Живаго перед революцией с одной стороны, заставляет его острее чувствовать любовь к прежней жизни.

Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась.
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.

А с другой стороны Юрий Живаго попадает в новую реальность, которая требует от него обрыва связей, сжигание мостов, нарушения обетов (разрыв с семьей). Главный герой испытывает перелом, связанный с трагизмом раздвоения. Большое значение здесь имеют отношения между Ларой и Юрием, окончательно лишившие последнего возможности возвращения к прежнему укладу. Революция предстает не только общенародным событием, революция происходит в сознании самого персонажа. Создание поэзии – это риск, дерзание, жертва, неизбежная потеря и обретение нового. Поэзия для главного героя есть порыв навстречу непредсказуемости. 
Революция создала такие условия Юрию Живаго для творчества, при которых невозможно даже приблизительно предсказать дальнейший поворот чьей-либо судьбы. От того в поэзии главного героя прекрасное граничит с ужасным. Под этими обозначениями подразумевается именно понимание близости предела главным героем, его балансирование над пропастью, ощущение радости от возможности существовать и страхом, что в любой момент этого состояния может не стать. «У него темнело в глазах от радости и, как впадают в беспамятство, он проваливался в бездну блаженства»  – данный отрывок произведения приходится на момент сближения отношений между Юрием и Ларой, что, конечно же, приумножает ту остроту, которую привнесла революция в судьбу героя. Все это придает огромную мотивацию созидательному процессу, в условиях, когда ставка «жизни» стала настолько высокой. 

То, в избытке счастья,
Слезы в три ручья,
То душа во власти
Сна и забытья.

То возврат здоровья,
То недвижность жил
От потери крови
И упадка сил.

Но сердца их бьются.
То она, то он
Силятся очнуться
И впадают в сон. 

По мере переосмысления революции, значимым мотивов новой поэзии стало присутствие самопожертвования. Данный мотив во многом обрел свой окончательный облик в стихотворениях Живаго, вследствие переосмысления героем революционных событий. Ляхова Е.И. в работе «Поворотный «ключ» (о «Сказке» Юрия Живаго) верно отметила: «Сказочному герою (который совершает подвиги своего ролевого поведения без рефлексии) необходимо покинуть сказочную схему и прийти к осознанию необходимости для личности жертвенного способа существования» . 
Данный мотив мы видим, к примеру, в таких стихотворениях, как: 

Жизнь ведь тоже только миг,
Только растворенье
Нас самих во всех других
Как бы им в даренье.
(«Свадьба»)

… Я ими всеми побежден,
И только в том моя победа .
(«Рассвет»)

…Чтоб тайная струя страданья
Согрела холод бытия.
(«Земля»)

Слишком многим руки для объятья
Ты раскинешь по концам креста.
(«Магдалина II») 

Таким образом, мы видим, что революционные события, присутствующие в произведении во многом повлияли на ту поэтическую линию, которая воплощается в творчестве Юрия Живаго. Ипостасью стихотворений стало именно духовное самопожертвование, что во многом отсылает нас к библейским событиям. Смирнов высказал очень верное наблюдение по этому поводу: «Стихи Юрия Живаго живут вопреки тому, что их автор карается преждевременной смертью»  и подобно Евангельскому слову показывают любовь к жизни и важность духовного подвига. 

Литература:
 
Власов А. С. «Стихотворения Юрия Живаго». Значение поэтического цикла в общем контексте романа Б. Л. Пастернака. URL: http://vlasov.kostromka.ru/articles/001.php 
 
Пастернак Б. Л. Полн. собр. Соч. Москва. 2003-2005.
 
Межаков-Корякин И. И. «К проблеме личности в романе «Доктор Живаго». Сборник статей посвященных жизни и творчеству Б. Л. Пастернака. Мюнхен 1962. https://ilibrary.ru/text/1232/p.1/index.html
 
 Гаев Арк. «Б. Л. Пастернак и его роман «Доктор Живаго»». Сборник статей посвященных жизни и творчеству Б. Л. Пастернака. Мюнхен 1962. 
 
Турышева О. Н. «Читательский опыт в романе «Доктор Живаго»». «Поэтика романа Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго»». Новый филологический вестник № 4 (23) Москва. 2012. 

Гаспаров Б.М. Временной контрапункт как формообразующий принцип построения романа Пастернака «Доктор Живаго» / Б.М. Гаспаров // Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы.
 
 Кадзияма Юдзи. «Образ воды в творчестве Б Л Пастернака («Февраль. Достать чернил и плакать!..», «Повесть и «Доктор Живаго»). Новый филологический вестник. 2013. № 4 (27).
 
Ермолов Л. И. «Время в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго». Известия Саратовского университета. 2012 Т. 12 Сер. Филология. Журналистика, вып. 2. 
 
Слоним М. Роман Пастернака // Критика русского зарубежья : в 2 ч. М., 2002. Ч. 2. 
 https://ilibrary.ru/text/469/p.1/index.html
 
Ляхова Е.И. «Поворотный «ключ» (о «Сказке» Юрия Живаго)». Новый филологический вестник № 1 (28) . Москва. 2014.
 
Смирнов И. П. Роман тайн "Доктор Живаго" Издатель: Новое литературное обозрение.