О трагедии А.С. Пушкина «Скупой рыцарь» и о скупости вообще 

«Скупой рыцарь» — одна из четырех «маленьких трагедий» А.С. Пушкина (другие: «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы»).
Все они были написаны болдинской осенью 1830 года. «Скупой рыцарь» была первой, есть точная датировка рождения этой трагедии — 23 октября 1830 года. Судя по всему, замысел этого произведения родился существенно раньше. Есть запись в пушкинской рукописи того времени: «Жид и сын. Граф», которая датируется январем 1826 года. 

Как и многие другие произведения Пушкина трагедия «Скупой рыцарь» родилась не на пустом месте. У этого пушкинского произведения в мировой литературе были свои предшественники. Главный герой драмы Пушкина — скупой рыцарь, а образ скупца довольно часто встречался в художественных произведениях предыдущих времен. Можно вспомнить комедию римского драматурга Плавта (254—184 гг. до н. э.) «Кубышка» (другое название: «Клад»). Один из центральных персонажей, бедняк Эвклион, находит горшок с золотом, но не тратит деньги и продолжает вести самую жалкую жизнь. Правда, в конце пьесы Эвклион исправляется, передав горшок с золотом своей дочери Федре в качестве приданного. Пьеса обрела широкую известность и оказала влияние на многие произведения европейской литературы, в которых появляется образ скупца.
Из более близких к Пушкину времен — комедия Мольера (1622—1673) «Скупой или Школа лжи» (в переводе Михаила Булгакова — «Скряга») с главным героем Гарпагоном — очень скупым богатым человеком, не любящим никого и ничего, кроме своих денег. Чтобы его богатство никому не досталось, он прячет деньги, зарыв в саду. Собственных выросших детей он держит в крайней нужде. В пьесе достаточно закрученный сюжет, пересказывать не буду. Но для положительных героев (прежде всего детей скупердяя) все кончается счастливым исходом. А потому пьеса названа комедией. Правда, не все согласны, что это комедия, скорее все-таки — трагедия. Так, И. В. Гёте мае 1825 года говорил в беседе со своим секретарём И. П. Эккерманом: «„Скупой“, где порок лишает сына всякого уважения к отцу, — произведение не только великое, но и в высоком смысле трагическое» (Эккерман И. П. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни. — М.: Художественная литература, 1986. — С. 159). 
Можно еще вспомнить «Венецианского купца», пьесу У. Шекспира (1564—1616). Один из главных героев пьесы — Шейлок, богатый еврей, ростовщик. Хоть он и богатый, но очень жадный и скупой. Впрочем, в европейской литературе образ любого ростовщика почти всегда характеризуется этими качествами — жадностью, алчностью и скупостью. Известен критический отзыв А.С. Пушкина, который, противопоставляя Мольера Шекспиру, писал: 

«Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков… У Мольера скупой скуп и только; у Шекспира Шейлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен». (Пушкин А.С. Дневники. Автобиографическая проза. М: Сов. Россия, 1989)

Скупость — недостаток, порок, серьезное повреждение духовно-нравственного и психического состояния человека в любые времена и в любой культуре и цивилизации. В частности, в христианстве скупость приравнивается к жадности, алчности, любостяжанию, сребролюбию и квалифицируется как грех. Но в каждую эпоху тема скупости звучит несколько по-разному — с учетом социально-экономических условий жизни скупца. У Шекспира и Мольера скупцы являются, выражаясь современным языком, бизнесменами, предпринимателями, один приращивает свое богатство ростовщичеством, другой — торговлей. А пушкинский скупой рыцарь барон Филипп — феодал. Правда, феодал не типичный, а представитель позднего, умирающего феодализма. 
Тему скупости после Пушкина продолжали такие выдающиеся писатели, как Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, М. Салтыков-Щедрин, Чарльз Диккенс, Оноре де Бальзак, Эмиль Золя и многие другие. У Николая Гоголя скупцом в «Мертвых душах» выступает помещик Плюшкин. Этот герой — образцовый, эталонный скопидом. Даже его фамилия стала нарицательной. А кстати, имя героя не упомянуто. Вероятно, потому что скупость довела его до полной утраты человеческой личности. Примечательно, что Гоголь отводит Плюшкину особое место в произведении, давая биографию героя (такой чести остальные помещики не удостоились). Видимо, потому что порок Плюшкина был уже достаточно универсальным в то время. остальные помещики из «Мертвых душ» такой чести не удостоились.

У Михаила Салтыкова-Щедрина ярким скопидомом выступает Иудушка Головлев (роман «Господа Головлёвы», 1875—1880). В романе показана безжалостность Иудушки и отказ помогать близким, это практически уничтожило некогда богатый и дружный род Головлёвых. Иудушка опомнился слишком поздно, когда уж ничего исправить нельзя: «Одни перемерли, другие — ушли».
У Федора Достоевского целая галерея таких героев. Например, мелкий и необщительный чиновник Семен Иванович Прохарчин из ранней повести Достоевского «Господин Прохарчин» (1846). Этот герой играл роль нищего, обманывая окружающих и сослуживцев. А после его смерти в тюфяке, на котором спал чиновник, обнаруживается значительная сумма денег. В зависимости от достоинства «в самом методическом и солидном порядке» все найденные монеты были обёрнуты в разные бумажки. 
А в романе «Преступление и наказание» к разряду таких скряг и скупцов следует отнести старуху-ростовщицу Алену Ивановну и Петра Петровича Лужина. О первой мы узнаем, что старуха, с одной стороны, имела славу богатой женщины, с другой — в её жилище очень аскетичная атмосфера с геранью, желтыми обоями, кисейными занавесками и грошовые картинки немецких барышень на стенах. О втором из названных героев «Преступления и наказания» Достоевский в черновиках к роману пишет: 

«Он скуп. В его скупости нечто из пушкинского Скупого барона. Он поклонился деньгам, ибо всё погибает, а деньги не погибнут; я, дескать, из низкого звания и хочу непременно быть на высоте лестницы и господствовать». — Как видим, Федор Михайлович при написании «Преступления и наказания» опирался на пушкинскую трагедию. 

Если говорить о героях зарубежных писателей, то следует упомянуть Эбенизера Скруджа из рассказа «Рождественская песнь в прозе» (1843) Чарльза Диккенса. Это одно из немногих произведений мировой литературы, в котором герой-скряга чудесным образом преображается: Скрудж становится неожиданно щедрым и благодетельным. Он устыдился своей алчности после того, как его посетили духи. Они показали герою его возможное будущее, картину его смерти. Скрудж увидел, как весь город радовался его смерти, никто даже не пришёл проронить слезинку на его могиле. После этого у Скруджа началась новая, вернее, настоящая жизнь. Подробнее читатель может познакомиться с разбором этого рассказа в моей статье: «Чарльз Диккенс о ростовщичестве и Рождестве».
Одним из наиболее известных зарубежных произведений на тему скупости и алчности является роман О. Бальзака «Гобсек» (1830). Обратим внимание на то, что роман создан в тот же самый год, когда родилась пушкинская трагедия «Скупой рыцарь». Гобсек — ростовщик, он расчётлив, по-своему талантлив, однако с самого начала просматривается страсть к накопительству. Гобсек восклицает: «Миром правит золото, а золотом правит ростовщик». Пушкинскому скупому рыцарю, пребывающему в прелести, чудилось, что уже правит миром: «Я царствую!.. Какой волшебный блеск! // Послушна мне, сильна моя держава; // В ней счастие, в ней честь моя и слава! // Я царствую...» 

Гобсек еще не управляет всем миром, но он одержим страстью добиться этого. Первоначальная рациональность Гобсека перерастает в экономность, а экономность в — скупость. В конце жизни он уже утрачивает предпринимательский нюх. Дух накопительства трансформируется в самое настоящее помешательство. Бальзак показал, как в Гобсеке шла борьба между человеческим и дьявольским началами. Как долго он пытался сохранять в себе рудименты человеческого. Но тем не менее человеческое все уходило и уходило. Остались преимущественно одни страсти, очень похожие на животные рефлексы.
К концу жизни экономность и рачительность героя превращаются в маниакальную скупость. После смерти Гобсека в его доме обнаруживается огромное количество испорченной еды. Очень похоже на гоголевского Плюшкина. Среди всех героев повести Гобсека можно считать самым несчастным. Он променял нормальную жизнь и радость общения с людьми на золото. Он прочно заковал себя в золотые цепи и в этих цепях ушел из жизни. Подробнее об этом можно прочитать в моей статье: «"Гобсек" О. Бальзака: ростовщик как хищник и как жертва».

Я только несколькими штрихами обрисовал тему скупости в мировой литературе. Еще раз подчеркну, что «Скупой рыцарь» Пушкина — одно из наиболее ярких произведений на данную тему. Также еще раз подчеркну, что в разные эпохи и в разных культурах скупость имеет свои оттенки и особенности. Скупой в дни Шекспира пли Мольера это — человек третьего сословия, который пока еще не имеет всех прав, подчиняется королю и феодалам. Но он, тем не менее, стремится к власти, к обретению статуса первого сословия. Многие из скупых того времени ушли из жизни, не увидев своего «светлого будущего». Некоторые даже ушли из жизни по причине своего аскетического и голодного образа жизни. Но страсть была неуемной, передавшейся из поколения в поколение. Пока, наконец, таким скупцам удалось добиться буржуазных революций. После этого они стали респектабельными буржуа, часть которых предпочли широкую и красивую жизнь аскетическому образу существования.
В период Реформации и некоторое время после буржуазных революций среди протестантов с капиталистическими устремлениями были все еще распространены настроения к аскетизму и накопительству за счет утеснения собственных текущих потребностей. Эта был своеобразный религиозный фанатизм: считалось, что Царство Божие может обрести лишь богатый. Все это подробно описано в известной книге немецкого философа и социолога Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» (1905). А вот литератор Хомутовская Н.Н. в статье «Феномен скупости и его отражение в художественной литературе» совершенно верно подмечает психологическую особенность скряг из произведений Бальзака (героев конца 18—начала 19 вв.): 

«Скупость в образах Бальзака — в известной степени выражение “старомодности” Горио, Гранде или Гобсека, их отчужденности от общества, их отрицания и боязни того нового, что идет им на смену и что грозит, как им кажется, свести на нет все усилия их жизни». 

В лучшие века русской истории также не было той странной и даже убийственной страсти к накопительству, какая появилась в нашем отечестве в XIX веке, и которая нашла свое отражение в гротескном образе Плюшкина. Это проявление двух взаимосвязанных процессов. Во-первых, в России появился и стал усиливаться дух материализма. Люди стали больше полагаться не на Бога, а на имущество, деньги, богатство. Во-вторых, в России усилилось предчувствие, что старый порядок уходит, ему на смену идет другой. Старый — феодальный строй с его привычными для помещика атрибутами: крепостными крестьянами, барщиной и оброком (сначала натуральным, а потом денежным). А новый строй — неведомый и непонятный помещику строй, где не будет ни крепостных, ни барщины, ни оброка. Речь идет о грядущем капитализме (правда, русский помещик такого слова не знал). Вот помещик и готовился к встрече с неведомым будущим. Пытался создать «подушку безопасности», гротескным проявлением чего стало коллекционирование всякого хлама Плюшкиным.
Правда, эти «подушки безопасности» никому в России не помогли. 19 февраля 1861 года Александр II подписал Манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав свободных сельских обывателей». С этого момента начался стремительный переход России на рельсы капитализма. Бывшие крепостные крестьяне стали превращаться в наемных работников как в деревне, так и в городе. Помещик вообще оказался «лишним человеком». Он выживал только за счет кредитов под залог земли. «Рыцарей» (дворян, феодалов) — ни скупых, ни щедрых — в России уже не осталось. Об этой пост-рыцарской истории России сочиняли романы, повести, пьесы такие писатели, как Федор Достоевский, Александр Островский, Михаил Салтыков-Щедрин, Николай Лесков, Антон Чехов и др. 

Вернемся к пушкинскому «Скупому рыцарю». Работ, содержащих комментарии и анализ данного произведения, бесчисленное множество. И тем не менее некоторые вопросы остаются. Например, барон Филипп почти ничего не потребляет, на чем акцентируется внимание читателя. Но ведь он периодически подкладывает по несколько золотых монет в свои сундуки. В пьесе мы видим, что барон добавляет несколько монет в шестой, пока еще неполный сундук. Откуда монеты? Раз наш герой барон и рыцарь, значит он феодал, значит, скорее всего, источник его доходов — рента, уплачиваемая подневольными крестьянами из его имения. Встречал версии, что, мол, барон промышлял ростовщичеством.
Может быть, даже прибегая к посредническим услугами того самого жида-ростовщика, который является действующим лицом трагедии. Данная версия сомнительна. Мы же видим, что барон фанатично держится за свои сундуки, за каждую золотую монету. Он психологически не готов к тому, чтобы хотя бы на время расстаться со своими деньгами. Хотя бы с одной только монетой. Таким же вопросом задается советский экономист А. Аникин в статье «Из реально-исторического комментария к «Скупому рыцарю»». Андрей Владимирович пишет: 

«В трагедии не уточняется, каковы источники доходов и накопления денег у Барона. Если ростовщичество, то мы не находим на это никаких указаний — ни прямых, ни даже косвенных. Показательно, что Белинский, которому принадлежит первый анализ трагедии, ни словом не упоминает о ростовщичестве Барона. Вдова с тремя детьми, стоявшая на коленях под дождем, и ленивец и плут Тибо могли быть должниками Барона по взятым ранее ссудам, но они могли быть также арендаторами земли или плательщиками феодальной подати. Последнее кажется более вероятным. Их отношения — это отношения феодального сеньора и зависимых от него крестьян, а не рыночные отношения независимых людей, заимодавца и заемщиков. Это явно ощущается в лаконичных строках монолога Барона».

Барон — герой уходящего Средневековья. Он не готов превратить свое золото в капитал. А если так, то и он и подобные ему скупые рыцари обречены. У них нет будущего. Велика вероятность, что будущее за теми, кто готов будет свое золото пускать в оборот, превращать его в капитал. В этом плане будущее за тем героем, который в трагедии значится как «еврей Соломон» (ростовщик). 
Почему я так подробно размышляю на эту тему? — Да потому, что трагедию «Скупой рыцарь» следует рассматривать не как историю позднего европейского Средневековья, а как картину России времен Пушкина. Это, если так можно выразиться, «картина с натуры». Это, если хотите, пророческое предупреждение о том, что Россия находится на пороге опасного перехода к капитализму. Известный пушкинист С. Бонди отмечает, что «Пушкин недаром в конце 20-х годов стал разрабатывать эту тему. В эту эпоху и в России все более и более в систему крепостнического уклада вторгались буржуазные элементы быта, вырабатывались новые характеры буржуазного типа, воспитывалась жадность к приобретению и накоплению денег <...> “Скупой рыцарь” был в этом смысле в конце 20-х годов вполне современной пьесой». (А.С. Пушкин. Драмы, книга для чтения с комментарием. М. 1985. С. 195)
Мне кажется, что даже название трагедии Пушкин дал такое, чтобы читатель мог, так сказать, «с порога» кое о чем задуматься. Ведь словосочетание «скупой рыцарь» звучит нелепо, как оксюморон (т.е. соединение несоединимых понятий типа: сухая вода, живой труп и т.п.). Рыцарство олицетворяется с щедростью, а вот скупость — с ростовщичеством. Для рыцаря деньги есть средство, а не цель. Скупость наиболее порочна там, где она выступает как самоцель, а не как средство. Пушкинский барон — скуп, несмотря на то что он барон и рыцарь. И это привело его к трагическому концу (смерть в конце пьесы). 
Я уже неоднократно писал и говорил, что большинство произведений Пушкина имеют признаки притч. Вот и «Скупой рыцарь» невольно рождает в памяти притчу о безумном богаче из Евангелия от Луки (12:15-21). Притчу Христос изложил для того, чтобы предупредить слушателей: «Смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения». Пушкинская трагедия «Скупой рыцарь» содержит такое же предупреждение.

Напомню, что в евангельской притче речь идет о человеке, который собрал богатый урожай, такой, что его житницы, хранилища не вмещали всего собранного. По всей видимости, это было зерно, хлеб, какие-то плоды. И он стал думать, что же ему делать со всем этим добром? И решил: «Сейчас я сломаю эти старые житницы и построю новые, соберу в них все свое богатство и буду наслаждаться: есть, пить, веселиться, и душа моя будет блаженствовать». А Бог говорит этому человеку из притчи (который в той или иной мере живет в каждом из нас): «Безумный, в эту же ночь душу, жизнь твою заберут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет». — Так произошло и с бароном Филиппом, который внезапно умирает в конце пьесы. Он мог бы жить еще на свете «лет десять, двадцать и двадцать пять и тридцать», как перечислял Соломон, прибавляя при этом — если «Бог даст». Не дал. 
А ведь накануне ему мерещилось, что весь мир лежит у его ног! У Бога, как известно, нет начала, нет и конца. Барону мерещилось, что он уже бог, а раз бог, то, стало быть, бессмертен. Евангельский богач говорил: «Много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись». Слова «многие годы» означают, что богач понимал: рано или поздно удовольствия кончатся. Даже не по причине конечности богатства, а по причине конечности человеческой жизни. Получается, что евангельский богач более благоразумен, чем скупой рыцарь Пушкина. 
Пушкинский барон более безумен, чем евангельский богач и по другой причине. Последний хоть и накапливал богатство, но при этом рассматривал его как источник земных наслаждений, а скупой рыцарь отказывал себя даже в таких наслаждениях. Герои и события пушкинских притч содержат некоторые аналогии прошлого и будущего России. В них мы можем найти некоторые подсказки для решения проблем текущей жизни. 

Вот и трагедией «Скупой рыцарь» Александр Сергеевич обнажил серьезнейшие противоречия и предсказал переход от России феодальной к России капиталистической. Этот переход четко обозначился через два десятилетия после смерти Пушкина, когда император Александр II приступил к проведению радикальных реформ. По сути, эти реформы можно назвать буржуазной революцией.

На фото обложки: Константин Станиславский в роли Скупого рыцаря, 1888 г.

​