Прототип

Так уж устроена жизнь писателя, что не может он существовать без творческих встреч со своими читателями. Если честно, то почти вся пишущая братия завсегда не прочь покалякать с различными людьми о «делах наших бренных». Пожаловаться на судьбу тяжкую, на редакторов-злыдней, на корректоров, на гонорары мизерные или вообще отсутствие таковых. И ваш покорный слуга, конечно же, не исключение. К чему я всё это вам излагаю? А к тому, что на одной из таких встреч, довелось мне пообщаться с очень въедливым читателем.
– Скажите пожалуйста, все герои ваших книг имеют реальные прототипы в жизни? А как с этим делом обстоит у классиков?
– Кого конкретно вы имеете в виду? – поинтересовался я, в надежде побыстрее перевести разговор на другую тему.
– Булгакова имею. Кого же ещё? Вот его Аннушка, откуда взялась? Существовала она на самом деле?
– Насколько мне известно из популярной литературы, классик её не выдумал, а довольно точно описал свою соседку по коммунальной квартире. Скандальную особу. Она появляется не только в знаменитом романе, но и в других произведениях автора. Скажем в рассказе «Дом Эльпит-рабкоммуна». Там она сподобилась вообще сжечь дотла дом на Садовой, где собственно и жила. Я ответил на ваш вопрос?
Читатель почесал свою шевелюру, с минуту помолчал, а потом решительно пошёл в атаку.
– А Воланд?
– Что Воланд? И при чём здесь Мессир?
– Не увиливайте, писатель? Не знаете, тогда так прямо и скажите!
– Что сказать?
– Кто был прототипом Воланда? А?
Я хотел ответить, что именно сейчас, в этой аудитории проходит мой творческий вечер и совсем неплохо побеседовать на тему написанной мною прозы, но в моём сознании возник образ прототипа. Удивительнейшего и загадочного человека, подарившего литературному персонажу неповторимые черты своей внешности и, конечно же, характера.

Кто не знает дом Волошина в Коктебеле? Именно там летом далёкого тысяча девятьсот двадцать пятого года Булгаков и повстречал своего прототипа. Не будь этой встречи, вполне возможно, что остался бы будущий Воланд без акцента, берета мышиного цвета, заломленного на одно ухо и знаменитых чёрных бровей.

Зал притих. Добрая сотня глаз уставилась на экран, в надежде увидеть на нём фотографию Мессира или того, о ком я сейчас им рассказывал. Но полотно оставалось белым. Сотрудник библиотеки, в которой проходил мой творческий вечер, оторвал свой взгляд от монитора и, не мигая, смотрел на меня. Он старался не пропустить момент, когда я произнесу имя этого удивительного человека и тогда, порывшись на просторах всемирного разума, незамедлительно выдать картинку на экран. Но я решил продлить интригу.
– Дорогие мои друзья. Давайте договоримся. Я сейчас расскажу несколько эпизодов из его биографии и тому, кто после этого назовёт имя, преподнесу пару моих книг в подарок.
Присутствующие дружно захлопали, а я продолжил.
В поместье, где воспитывался юноша, имелась превосходная библиотека, фехтовальный зал, яхта. А в домашней обсерватории была установлена лучшая, для того времени модель цейсовского телескопа. В пятнадцать лет он смог подняться в небо, на самолёте русского лётчика Славороссова, гастролировавшего с авиааттракционом. А спустя год, отец подарил сыну собственный аэроплан!
Молодой человек неплохо рисовал, причём и правой рукой, и левой. Мать прочитала ему Жюль-Верновские «20 тысяч лье под водой» на немецком языке. И юноша за две недели выучил этот язык. Правда, было одно но! Читать книги на языке оригинала он мог только в перевернутом виде. Потому, что именно так лежала перед ним, та самая, первая книжка, на немецком! Судьбе было угодно, чтобы молодой, потомственный аристократ, барон, выпускник офицерской школы оказался на восточном фронте.
И всего через неделю был приговорён к смертной казни за то, что застрелил идиота-лейтенанта, избившего одного из новобранцев. От неминуемой гибели его спасло стремительное наступление русских войск. Тот самый, знаменитый «брусиловский прорыв». А дальше плен. Этап через огромную страну и наконец лагерь под Хабаровском. Не буду утверждать точно, но, на мой взгляд, именно там бывший офицер Австро-Венгерской армии и познакомился с идеями создания нового общества, на основе коммунизма.
Прошло четыре года…

– Ну, хоть имя его назовите, – бесцеремонно перебила меня симпатичная девушка с первого ряда. Молодые люди сидевшие по обе стороны от неё лихорадочно «гуглили» в своих смартфонах.
– Да, пожалуйста. – Роберто. – Я выдержал паузу. И оглядел зал. Но радостного крика «Эврика», увы, не последовало.
– Итак, я с вашего позволения, продолжу. В двадцатом году прошлого столетия Роберто наконец добрался до вечного города, Рима. Именно туда после окончания войны перебралась его родня. В распоряжении молодого человека оказались значительные материальные средства и, что немаловажно, связи весьма влиятельного отца. Но сын от всего этого отказывается. Устроился на миланский завод «Изотта-Фраскини». И через два года, сдав экстерном экзамены на авиационном факультете Миланского политехнического института, получил диплом инженера. Вступил в коммунистическую партию Италии!
– Оба-на! – молодой человек с третьего ряда поднялся с места. – Выходит, что инженер-барон вёл агитацию за свержение класса, к которому сам принадлежал! Такое разве бывает?
– Про агитацию мне ничего не известно. – Да и вообще, о том периоде его жизни сведений немного. Могу сказать, что в некоторых источниках, хорошенько порывшись, можно найти информацию о том, что молодой коммунист принимал участие в весьма рискованной операции по предотвращению уничтожения боевиками Савинкова советской делегации на Генуэзскую конференцию.

Через пару лет власть в Италии захватил диктатор Муссолини. Роберто грозил арест и как минимум тюрьма. Друзья переправили соратника в Берлин.
В те годы в столице Германии существовал наш подпольный разведцентр. И инженеру, желающему получить советское гражданство предложили для начала взять новую фамилию, понятную простым людям, скажем, Самолётов, но Роберто категорически отказался. И в качестве аргумента привёл девиза родового герба. В переводе на русский по первым буквам получалось следующее: «Бесстрашная красная птица всегда возьмёт верх над чёрной!»
– И что, убедил? – девушка-оппонент, не глядя, одним пальчиком набирала буквы произнесённого мною девиза в своём смартфоне, в надежде первой получить обещанный приз.
– Поскольку никакой другой фамилии этого человека мы не знаем, выходит, что убедил. И очень быстро сделал блестящую карьеру. От простого лаборанта Научно-опытного аэродрома на Ходынке до главного конструктора научно-исследовательского института Гражданской авиации. Правда, не без помощи и поддержки маршала Тухачевского. Сослуживцы по работе не раз обращали внимание, что их начальник частенько отвечает на вопросы, которые собеседник собирался ему задать, но ещё не успел. На телепатические способности грешить не стали, просто посчитали, что Роберто прекрасно знал этих людей.
– Ну, точно Воланд. Ни дать, ни взять! – раздалось с третьего ряда. А может, и фамилия у инженера была такая же, ну, или похожая? А вдруг Булгаков ничего и не придумал, а из жизни всё взял.
– Уверяю вас юноша, что увы, но это не так. И вы, чуть позже, в этом убедитесь.

Спустя шесть лет, самолёт, в создании которого принимал участие Роберто, экспонировался на выставке во Франции. А ещё через три года на нём был установлен мировой рекорд скорости на дистанции в пять тысяч километров. Но конструктора не наградили. Более того, его арестовали, обвинив в подготовке поджога завода и в связи с предателем Тухачевским. И вдобавок ко всему приписали и шпионаж в пользу Муссолини.
На праздничном обеде в честь рекорда Сталину представили и экипаж самолёта.
– А кто главный конструктор, где?
Руководителю страны доложили, что мол, шпионом оказался. В тюрьме пребывает.
Приговорили к десяти годам лагерей и пяти – «поражения» в правах.
Однажды в «шарашку», где трудился опальный конструктор, приехал всесильный Берия. Необходимо было срочно обсудить с заключёнными перспективы развития авиастроения. Роберто при всех громко спросил: 
– За что посадили?
– Был бы виноват, вообще расстреляли бы, – буркнул Лаврентий Павлович. – Сделаешь самолёт – Сталинскую премию дадим! На свободу выйдешь!
Через несколько лет наши лётчики получили уникальный дальний бомбардировщик. Его называли Ер-2. Единственный случай в истории самолётостроения. Самолёту присвоили не имя конструктора, а парторга конструкторского бюро!

Девчушка с первого ряда что есть силы тянула руку, трясла ею, а потом не выдержала, вскочила с места и держа перед собой смартфон громко, чтобы все слышали затараторила:
– В сентябре восемьдесят второго года грузовой вертолёт пытался поднять на тросе вертикально взлетающую амфибию, чтобы отвести её в музей Военно-воздушных сил. Но трос не выдержал. Самолёт будущего рухнул на землю и перестал существовать. Конструктора этой машины наш Сергей Павлович Королёв считал своим учителем! А НКВД утверждало, что он агент Муссолини и пособник предателя Родины.
Целых шестьдесят проектов самолётов. Непревзойдённый успех Роберта Людвиговича Бартини!
– И десять лет сталинских «Шарашек», – добавил я, передавая победительнице книги.

В дверях меня окликнул парень сидевший в третьем ряду.
– Я тут покопался в интернете и вот что отыскал, посмотрите, пожалуйста, – он протянул мне планшет.
В справочниках «Кто есть кто», изданных в первой половине двадцатого века, род Бартини не упоминается! Конструктор утверждал, что ранее носил фамилию отчима, венгра по происхождению, Людвига Орожди, а родного отца барона Формаха в жизни никогда не видел. Следователь НКВД записал девичью фамилию матери арестованного – Ферсель или Ферцель. Однако и такой фамилии в справочниках того времени нет! Из Австро-Венгерских газет начала века известно, что русский пилот Харитон Славороссов действительно летал в тех краях с показательными выступлениями. Но фамилий Бартини, Формах или Ферсель там не найти!
Я протянул хозяину гаджет, пожал плечами и пошёл к выходу.
– А может быть, всё-таки Воланд? – расслышал я шёпот за своей спиной.