Жанна д’Арк, арманьякская ведьма, или Бургундская мода XV века

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

А что там ярко светит красными фонарями? Это ворота Бюси, предместье Сен-Жермен, улица Сен-Андре-дез-Арт. Тут хороший кабак немца Герхарда с непонятной фамилией — можно зайти и ещё раз купить пива. Через два дома от питейного заведения проживает гражданин по фамилии Ле Клерк, свой человек в лагере сторонников герцога Бургундского...

Ле Клерк некогда служил лакеем у одного знаменитого дворцового шталмейстера, а потом писарем у графа де Барбозана, а теперь он успешно скрывает этот факт от новых своих работодателей. А лет через десять-пятнадцать Жан Ле Клерк, сын английского купца и парижской проститутки, займёт немало должностей при дворе Карла Седьмого, станет богатым сеньором и получит приставку «де». А сейчас он успешно «закладывает» бургундцев. Танги дю Шатель постучал кулаком по железному карнизу окна в незнакомом богатом доме:
— Живые есть, твою мать?
Высунулась женщина в белом чепчике с «ушками». Такой головной убор назывался «крузелер» (переводится как «голубятня»). Молча смотрит. Граф ещё раз постучал кулаком по железному карнизу, от чего женщина с раздражением закрыла уши ладонями.
— Должок за мной. 
Женщина ответила, как договаривались:
— Привет тебе от бакалавра.
Граф передал ей шитый жемчугом кошель с мелочью — ровно 50 су, после чего пошёл в кабак к Рейнхарду. На следующий день он снова пришёл к этому дому на улице Сен-Андре-дез-Арт. Снова высунулась женщина с «голубятней» на голове и передала «ремесленнику» Танги дю Шателю тот же самый кошель. Ну, с виду ничего удивительного — с башмачниками и сапожниками, как и с бродячими торговцами, частенько общались через окно, а не через дверь. И товар покупали, и деньги платили тоже через окно... А что здесь такого особенного? Ничего. Но в кошельке было ровно 49 су. Это означало, что весточка была передана кому надо.
Теперь надо было снова пойти в район ворот Сен-Мартен и поинтересоваться свежими граффити на крепостной стене времён Карла Мудрого. Там была как бы доска объявлений — «куплю», «продам» и т.д., — а ещё парижане очень любили писать всякий вздор на стенах. Вот среди этого вздора надо было найти актуальное сообщение из лагеря оппозиции. Прекрасно!
По дороге граф зашёл к Рейнхарду, купил пива и бутербродов с жареным фаршем. Граф и в прежние времена любил вот так шататься по Парижу с «флягой» пива и с сумкой хлеба и немецкой колбасы. Канаешь себе этак по городу — кругом люди гуляют, ну, и ты тоже гуляешь. Ты глазеешь по сторонам, и на тебя тоже глазеют. Зашёл сюда, зашёл туда, поторчал здесь, поторчал там. Здесь гадалки, там клоуны, а глубоко во дворе стоит здание, бывшее некогда ветряной мельницей, — там бабы раздеваются. А если приплатить, то и всё остальное делают. А можно просто в балаган зайти за две монеты и посмотреть кукольный спектакль о Крестовых походах. Там как раз показывают, как сражался с сарацинами доблестный рыцарь Бернард в синем сюрко и в шлеме с белым назатыльником и полосатым бурелетом. Знали бы хозяева балагана, что потомок доблестного Синего рыцаря сидит вон в том углу и хавает бутерброды — они, наверное, с уважением вернули бы ему эти две монеты.

А вечером — в кабак немца Рейнхарда…

Но «ещё не вечер». Граф, сытно рыгая, направился в район ворот Сен-Мартен и обнаружил на стене свежую надпись: «Приходи завтра в полдень, знаешь куда. Твоя кошечка Марго».
— Угу, я понял!
«Знаешь куда» — это другой кабак, он называется «Деревянная лошадь» и находится в предместье Сен-Жермен. Там собираются богатые ремесленники. Туда даже дофин Карл пару раз ходил, — чтобы познакомиться со своей «партией». И был немного разочарован. 
Никакой «кошечки» там, само собой, не было, хотя всяких женщин было сколько угодно. И кабак, кстати, не из дешёвых. Все посетители этого заведения одевались в рамках канона «бургундской моды», а бургундский двор в то время — мод законодатель, а не ревнитель. Были здесь и «некоторые штатские» в популярном уличном стиле «ми-парти» (мы — партия!). Они одевались в традициях трепетного отношения к своему сюзерену (уж у кого — какой!), но не столь ярко, как шуты и лакеи в старинных замках. И никто здесь не носил длинные одежды. Здесь все были молоды, богаты, спортивны и — необразованны. Длинные одежды носили в то время юристы, банкиры, пророки, евреи, а также жулики и медики, а торгаши очень их не любили. Они и сейчас их не любят.
Зато сервис — «класс — выбей глаз»! В парижских кабаках 15 века к людям относились просто и оригинально: посетителей сажали всех за один большой длинный стол, по которому с одного конца до другого катали кружки и тарелки. Прям со свистом — только успевай ловить. И потом не удивляйся, что твой заказ улетел кому-то другому. Ты это... хватай смелее, и жри, что поймал, понятно? Кстати, в четверг все парижские кабаки жарили рыбу или кормили котлетами. Сегодня как раз был «котлетный» день.

Граф зашёл в кабак, бросил на стол шляпу с перьями и длинным «клювом» и молча подсел к сидевшим в ряд весёлым и слегка нетрезвым торгашам и ремесленникам в дорогих и красивых костюмах. Поднял кружку с «биструем»:
— За ваше здоровье!
— И ты не болей! — ответили парижские хулиганы.
«Биструй» (bistruy) — та самая самогонка, благодаря которой появилось слово «бистро»... А вы тоже о казаках подумали, да? В то время парижан поили немецким или английским элем (в относительно небольшом средневековом городе проживало не менее 50 000 англичан и эмигрантов из Германии), а ещё охотно наливали «сорокоградусной», которую возили в бочках из Нормандии. Притом если королевский юрист Работе, проживавший в Париже — в Латинском квартале — усердно осваивал изготовление домашнего коньяка, то в кабаках у парижских ворот и застав усердно изобретали обыкновенную «бормотуху». За нею всё и решалось — за стаканом, в смысле. Иногда это лучший вариант.
Среди тех, с кем в тот день познакомился граф дю Шатель, был Дион Респонде, предприниматель из Италии, ныне житель города Брюгге. Много лет назад он стоял у основания «бургундской партии» в Париже и даже имел отношение к убийству одного из двух регентов при короле Людовике Безумном — с этого убийства всё, в общем-то, и начиналось. Герцог Жан Туреньский по жене был наследником земель в Бельгии и Нидерландах. Он и перетащил бакалавра Респонде назад в Париж и попробовал использовать его в своих целях, но вмешались трагические обстоятельства — герцог заболел и умер, и теперь ушлый итальянский юрист, владелец контор, складов и кораблей в английских портах вынужден был действовать уже вполне самостоятельно. А что ещё делать?! 
Где-то через неделю под руководством Танги дю Шателя образовалась некая группа сторонников из числа рабочих и ремесленников цеха краснодеревщиков, постоянных посетителей «Деревянной лошади». Ведь краснодеревщики — завистливы, и они не любят мясников и рестораторов, правильно? Зато всё про всех знают. А у некоторых — даже имеется свободный вход в королевские резиденции. К тому же весёлые краснодеревщики шпарили на немецком не хуже, чем по-английски, а обслуга королевских резиденций в Париже состояла в то время наполовину из иностранцев. Граф спросил у ремесленников, где прячется дофин, и вскоре весёлые ребята-краснодеревщики выяснили у немцев место его пребывания. Дофин находился... в Бастилии. Как и ожидалось, впрочем. 

Крепость

Бастилию в то время только что построили и крепость была королевским замком на монастырской земле — странная комбинация, не так ли? Но ничего удивительного: парижская резиденция орлеанских герцогов тоже располагалась на землях монастыря Сен-Клу, в котором находится гробница Хлодвига. Располагать официальные резиденции поближе к владениям католической церкви — это была обычная практика того времени. Кроме того, у этой комбинации наблюдался некий практический смысл. Например, в 1477 году — в момент расцвета находящегося по соседству с Бастилией Сан-Антуанского предместья — в легендарной крепости находились всевозможные мастерские ремесленников, не подчинявшихся цеховым правилам Парижа, а дворянская оппозиция частенько совсем не знала, что делать с этими дурацкими цехами. Дело в том, что была у ремесленников Парижа такая нехорошая традиция — они любили устраивать революции: лет за пятьдесят до описываемых событий это было выступление суконщиков под руководством предпринимателя Этьена Марселя, а теперь вместо них выступали мясники Симона Катлера. Но результат — всегда один и тот же: королевская власть свергнута, а король — в Бастилии... Но как он там оказался?! А всё просто: резиденция дофина располагалась совсем рядом, на улице Пети-Мюссе, больше всего знаменитой, конечно, питейными заведениями. Поэтому когда толпа из этих заведений начала осаждать особняк дофина и вынесла нафиг ворота — дофин убежал прятаться в Бастилию. «Но как туда пробраться?» — не понимал граф Танги дю Шатель. Ему объяснили — это не проблема. И дофину ничего, кстати, не угрожает. Дело в том, что дофин «проявил характер» — ткнул ножом городского депутата Эллиота де Жаквилля, когда тот полез к нему с претензиями, и теперь Его Высочество сидит под замком. Его охраняют вооружённые ремесленники из фракции сундучников — изготовители сундуков и чемоданов. А это — всё те же краснодеревщики, только рангом чуть пониже:
— Мы им «свистнем» и они вас пропустят... А дальше надо хитростью, — подсказал богатый предприниматель Гильом Сирасс, называвший себя «капитаном».

«Капитаном» чего он был, выяснилось позже. Они все чувствовали себя «капитанами». А Дион Респонде был у них «генералом»... О дальнейших событиях существует интересная легенда, согласно которой Танги дю Шателя охрана тайком пропустила в Бастилию, где граф предложил дофину бежать. Как бежать? А мы придумаем.. У ворот стояла телега с коврами и мебелью. Какая хорошая телега, правильно? Возчику крепко надавали по башке и заперли в подсобке, потом завернули дофина в лежавший на полу ковёр, положили его в телегу, сверху завалили коврами, подушками и перинами, собранными со всех спален на этаже, водрузили сверху старое кресло с геральдическими лилиями, в которое уселся паж Доминик де Лотрек, потом взялись за вожжи и в таком виде куда-то поехали. Правили телегой граф Танги дю Шатель (напомню: одетый ремесленником), а рядом сидел камергер дофина Жан де Кантель, переодевшийся по такому случаю в униформу дворцового лакея. Он даже шляпу не забыл с огромным «клювом» и жуткими перьями, как у павлина. На вопрос охраны: «Какого чёрта вы тут делаете?» — Танги дю Шатель ответил:
— А твоё какое собачье дело?!
— Да щас я тебя ...
— Заткни свою пасть, вонючка!
— А если я подойду?
— А подойди, вонючка, подойди... 
Вот так он спас дофина Карла. По другой версии — ничего такого не было. После стычки с депутатом городского совета Эллиотом де Жаквиллем охрану из незаконных вооружённых формирований сняли с дежурства, принеся Его Высочеству покорнейше извинения. В Бастилии была своя охрана — 300 арбалетчиков из гарнизона Сен-Дени под начальством Шарля де Галлара. Крепость не была заново блокирована кабошьянами, поэтому гарнизон свободно покинул город. Дофин с пажом Домиником и с мессиром де Галларом остался в каким-то доме на окраине города, а Танги дю Шатель объединился с графом Рошфором и попробовал реализовать план силового захвата Парижа. Этот план предложил Дион Респонде. У лидеров оппозиции было в общей сложности около 1 000 солдат, рыцарей и вооружённых добровольцев. Ожидалась деятельная поддержка со стороны цеха краснодеревщиков. На подготовку много времени не тратили — тут нужен натиск! 

Сначала отряд Танги Дю Шателя с громким треском взял ворота Сен-Антуан и вошёл в город. Охрана ворот побросала оружие и разбежалась. Рошфор должен был, тем временем, двигаться со своим отрядом через Венсенский лес и занять Венсенский замок (тоже относительно недавно построенный — в 1370 году). И он — двигался, притом относительно неплохо, однако народу было предательски мало. Что такое отряд в 1 000 солдат, рыцарей и всяких добровольцев из числа работяг, прислуги и студентов?! Это — почти ничто... Это фикция! Люди уже от усталости падают.
Примерно то же самое происходило и здесь, в районе Бастилии. Улица Сан-Антуан была перекрыта высокими баррикадами. По ним вели огонь из пушек со стен Бастилии. Стреляли неплохо, но у пушек стояли расчёты из солдат и... дворцовых лакеев. Людей очень мало, просто беда — нет людей! Первую баррикаду добровольцы дю Шателя пробили, притом без потерь, а там — вторая. Начали брать штурмом вторую, положили замертво с десятка полтора «кабошьянов», но и сами потеряли с десяток человек — в основном плохо владевших оружием горожан. Граф сразу отметил: круче и азартнее всех дрался на баррикадах сундучных дел мастер Гильом Сирасс. Надо же какой «кадр»! Дофин вряд ли забудет тех, кто с мечом в руке добывал для него корону на столичных улицах. Таких людей помнят, им ставят памятники. 
Тем временем сторонники Кабоша вывели короля Карла Шестого из дворца Сен-Поль и потащили его по улицам к Лувру. Ситуация получилась абсолютно идиотская. Графу Танги дю Шателю удалось пробиться к воротам Боде (Baudet) в старой городской стене (это совсем недалеко от Сан-Антуана, рядом с тем местом, где сейчас мост Луи-Филиппа), и тут они столкнулись с городским ополчением в полном боевом снаряжении и с алебардами. Впереди — Эллиот де Жаквилль в рыцарских доспехах. «Вперёд! За короля!» — проорал депутат горсовета и рванул в атаку. В этот момент граф пожалел, что не пробился к воротам Бордель в соседнем предместье. Там веселее, правильно? Там тепло, светло, там красные фонарики мигают и женщины гуляют почти раздетые. А здесь — кошмар! Целый лес алебард. Топоры, стрелы и копья! 
Вскоре его отряд отступил под защиту пушек Бастилии, потеряв примерно половину личного состава. Танги дю Шатель, в полном комплекте доспехов, но без шлема, с окровавленным мечом в руке и мокрый, как рыба, бешено ругался. У него спросили:
— Где Рошфор?
Действительно: а где Рошфор, предок Сезара де Рошфора из фильма «Де Артаньян и три мушкетера»? Отступил к мосту в Шарантоне! А что он мог сделать, имея всего 300 человек? Разве ж только штурмовать церковный приют для душевнобольных, который там находится?
— Уходим, — распорядился Танги дю Шатель, — передайте в Бастилию, чтобы присоединялись. Выхода нет. Пусть всё бросают и уходят в город Мелён. Бегом в Бастилию, — схватил он за ворот ближайшего солдата с разинутым от страха ртом, — так и скажи Флавию де Люсу, что хватит вонь разводить из пушек ...
— А как я его найду? — спросил солдат, на что рыцарь дал ему пинка под зад железным сабатоном:
— У кого самая поганая рожа, тот и есть Флавий де Люс…

Предвестники революции

Три города — Мей, Корбей и Мелён в 45 километрах от Парижа контролировал видный деятель оппозиции граф Арно Гильом де Барбазан. Мелён — это бывшая финансовая резиденция королевы Изабо, там находилось её личное казначейство — хранилища денег, бухгалтерия и монетный двор. Заняв город, дворянские оппозиционеры перекрыли источник поступлений, поэтому временная администрация королевы перестала существовать даже на бумаге. Зато деньги появились у оппозиции. Наличные деньги возами отправляли в город Бурж, тоже занятый оппозицией. Гарнизон Бастилии и замка Сен-Клу дружно начинал эвакуацию. Что могли — вывозили, что не могли — топили в реке или сжигали. Тем временем по предместью Сан-Антуан продолжала работать артиллерия Бастилии — бегло! 
Дворцовые лакеи прошли неплохую подготовку на случай, если захотят сменить профессию, правильно? В смысле, если Флавий де Люс выдаст им сертификаты с синими лилиями. А Флавий де Люс в тот момент нагружал телеги дворцовым имуществом — не оставлять же врагам столько богатства, правильно?! Королевский гардероб, например, или венецианские часы и обои со склада, и серебряная посуда тоже денег стоит немалых. Крытые возы и телеги были, к слову сказать, даже не наёмные, а — его собственные, а имущество отвозили на двор мадам Маргариты, благородной матушки рыцаря — там имущество быстро оформляли и прятали по сараям. Типа было ваше, а стало — наше. Но такое тоже бывает, поверьте...
Пушки Бастилии умолкли, только когда совсем стемнело, а во французском народе с тех пор навсегда сохранилось мнение, что Бастилия — это самая страшная крепость королевского режима. Именно её, тюрьму для совершивших уголовные преступления дворян, пришли громить парижане 14 июля 1789 года. Другие крепости французов не интересовали — нет, вот она, крепость, из которой стреляют по свободным гражданам Парижа! Вот откуда наведены на революцию пушки проклятого режима! Вот где плетутся интриги и заговоры против крестьян и рабочих! Взвейтесь, граждане, орлами! Мы намотаем кишки врагов свободы на фонарные столбы предместий Парижа! Мы съедим их печень! Мы высосем их мозг через ушные раковины! Бедная Бастилия... Вечно она за всех отдувалась.

Когда гарнизон Бастилии отступил в район Сан-Антуанских ворот, граф направил ещё одного гонца — пажа со знаменитой фамилией:
— Скачи в Мелён... Скажи де Барбазону, чтобы оправил дофина в Бурж.
— Граф, все устали с дороги и уже спят.
— А я — не сплю! — проорал Танги дю Шатель: — Буди этого засранца и вези за Луару!!!
Это он так — о дофине.
В этот момент примерно через полквартала от Бастилии отряд вооружённых горожан под начальством Амбруаза де Лоре и перебазировавшегося на новое место сундучных дел мастера (huchier) «капитана» Гильома Сирасса ещё обороняет мост Шарантон. Кругом страшное зрелище — десятки раскромсанных трупов, но торговец Гильом буквально ликует. Торговать — скучно, деньги считать — мерзко, зато драться, рубиться и пускать стрелы из арбалета — вот это то, что надо!!! Хватаешь какого-нибудь чёрта за шиворот, говоришь — «Ну-ка, стой!» и втыкаешь ему меч в пузо. Или круто срубаешь его тупую башку, которой только ослиных ушей не хватает. Гильом Серисс с детства мечтал быть рыцарем в сияющих доспехах, и, наконец, он им стал! Доспехов у него, правда, не было (он купил у какого-то немца кирасу, чтоб хоть пузо не проткнули — только и всего), зато у него был дорогой дворянский меч и тонкий кинжал с мавританской надписью. А ещё предприниматель интересовался интригами и политикой — это ж так интересно, правда?
Придёшь, значит, на тайное собрание сторонников герцога Карла Орлеанского (поэта, покровителя Франсуа Вийона) и слушаешь «политинформацию» из уст какого-то молодца, одетого кучером знатной фамилии. Кучером по такому случаю одевался Жан де Кантель, королевский камердинер. Он все тайны знает, он буквально весь вовлечён в этот политический водоворот. Чего он хочет? А того же, чего хотят все люди — он хочет перемен! Каждый занимает своё место в общественной иерархии, и этот порядок освящён христианской церковью: если Сим молился за всех, а Хам за всех сражался, то Иафет должен был содержать их своим трудом, правильно? Но кто сказал, что это правило — священно и обязательно?! Никто! Вот именно из-за этого Гильом Серисс передал бизнес жене и сыну, а сам включился в политические битвы вокруг престола. Если надо — жертвовал деньги, но чаще брался за оружие. А дрался он неплохо. 

Первоначально у Амбруаза де Лоре был приказ от графа Рошфора: если будет возможность, надо вывезти из города короля. Однако спасать Карла и его королеву представлялось делом почти безнадежным. А как пробиться к Луврскому замку? Там и сгинуть недолго. Отряд графа дю Шателя не смог пробить баррикады на улице Сен-Антуан, и со стороны моста зайти в центральную часть города у них тоже не получилось. И вот, с наступлением темноты, Амбруаз де Лоре и увязший в войне и политике богатый предприниматель Гильом Сирасс с оружием в руках покидают парижские улицы: «Все уходим!» Притом напоследок Гильом лихо укладывает одним ударом какого-то зазевавшегося гражданина — только жёлтая плетёная шляпа быстро покатилась по грязной мостовой. Рыцарь Амбруаз де Лоре тащит Сирасса за локоть — пойдём скорее!
— Сейчас! Только добью этого придурка ...
И Гильом Сирасс круто выпускает кишки острым кинжалом:
— А теперь уходим!
Через час отряд сторонников дворянской оппозиции частично растёкся по городу и перешёл на нелегальное положение, частично отступил в город Мелён и соединился со «своими». Бои закончились. Амбруаз де Лоре и господин Сирасс пока остаются в столице. Присматриваются. Они переоделись богатыми горожанами, надели красивые шляпы с длинными «клювами», и молча следят за ситуацией. В один прекрасный момент Амбруаз де Лоре и Гильом Сирасс отмечают прибытие в городскую ратушу «самого» герцога Бургундского. Вот к очень высокому и узкому крыльцу здания подрулил низенький возок с гербами, лакей открыл дверцы, и сначала появилась красивая дама лет под сорок — у стареющего герцога было много таких красивых дам среднего возраста. А вот и сам герцог с каким-то не менее красивым юношей в прекрасном придворном костюме и с кинжалом на поясе. В толпе встречавших герцога парижан было с десяток вооружённых ножами бойцов оппозиции. Сейчас не дай Бог что-нибудь произойдет. Однако Его Высочество герцог окружён бургундскими дворянами во главе с графом Клодом де Шателю и Жаком де Эспайи де Фор-Эписом. Они в красивых позах стоят на ступенях ратуши — замерли, словно позируют для вечности. Вот подойти бы и ткнуть ножом — если не герцога, так хотя де Фор-Эписа, правильно? Этот молодой в те годы парень много вреда причинил сторонникам дворянской оппозиции — он похищал членов семей, пытал и насиловал. Потом тайком закапывал трупы. 

Он — бургундский сепаратист, молодой и рьяный сторонник государственной независимости Бургундии. В Париже он чувствует себя оккупантом — так же, как англичане. Кстати, этот парень происходил из древней дворянской фамилии: отец был командиром порта Тулон, а мама родом из Дома Меровингов, её предки удалились от власти как раз в те времена, когда Карл Великий под стол пешком бегал. Вот таков этот Жак не Простак из семьи де Эспайи де Фор-Эписов. Подойти, что ли? Вон он стоит, ничего не подозревая. Даже боком повернулся. 
А вот граф Этьен де Англюр, он из того же семейства, что и граф де Бурлемон — у него тоже соколиные бубенцы на гербе. Но он родом из Шампани и к Орлеанскому дому не относится. А же как он красив, сволочь! Холёная дворянская внешность — пижон! На вид он глуповат, но это у него — от огромного самомнения... У сеньора де Фор-Эписа молодая хулиганская морда и светлые волосы до плеч, тогда как де Англюр парень постарше, и волос у него тёмный и аккуратно уложен под бархатным беретом. В будущем граф де Англюр станет советником короля Англии, а пока он «подавал надежды» на службе у бургундского герцога. Но человек он в этом обществе случайный — его не любят... А вы думаете, почему де Англюр ушёл к Ланкастеру? Потому-то и ушёл.
Многие ушли от герцога Бургундского, и все — по одной простой причине: надо бы получше относиться к людям! Людей ценить надо, а не обманывать! И еще: никто бесплатных услуг не оказывает. За преданность платить надо, а он платил только своим дамам из «эскорта». И это — одна из причин изоляции, а затем гибели герцога Жана Бесстрашного — вся эта очень нехорошая атмосфера, созданная его усилиями: при бургундском дворе благородных и уважаемых людей держали за скотов, и считали, что это нормально.
— Пошли отсюда, пока я не взбесился, — шепчет Гильом Сирасс и начинает протискиваться сквозь толпу на выход. Сундучных дел мастеру нравится быть подпольщиком — вот горячая башка! Из него и киллер, и террорист получился бы неплохой. Но — нельзя, надо уходить. Амбруаз де Лоре пробирается следом за ним:
— Что будем делать?
— Найди нору поглубже или скачи за Луару, — отвечает «капитан», — я у себя в деревеньке спрячусь в Монпасси.
— А если опознают?
— Тот, кто мог меня опознать, уже с неделю гниёт на кладбище, — чуть бравируя, отвечает торговец чемоданами. — Помнишь олуха в плетёной шляпе? Я даже на его отпевание сходил. Теперь придётся моей жене искать другого поставщика пирогов, тортов и пиццы.

Прощай, любовь

Прощай, любовь, и вы, мои милашки.
Прощайте, бани, рынок, Большой мост.
Прощай, камзол, штаны, сорочки, пряжки.
Прощайте, зайцы, рыбы (если пост).
Прощайте, сёдла, сбруя наборная
Прощайте, танцы-шманцы и прыжки
Прощай, перина, пух, и плоть живая.
Прощай, Париж, прощайте, пирожки... 

Это стихи Эсташа Дешана, поэта и бывшего дворецкого при регенте престола Людовике Орлеанском. Пиццу в тогдашнем Париже уже знали, только она называлась иначе — «пита». «Пита» и «пицца» — слова из разных языков, означающие примерно одно и то же, — булка с начинкой. Торговцы пиццей круглые сутки ходили по всему городу и обо всём докладывали в службу королевского прево Парижа. В полицию, если другими словами. 
Вскоре Амбруаз де Лоре уехал в Бурже и присоединился к сторонникам оппозиции, а торговец сундуками ещё долго оставался в столице — он перешёл в категорию людей, о которых знающие люди выражаются очень коротко и просто — «Наш человек». Об участии «капитана» в уличных боях никто, кроме покойника, не знал, поэтому он вполне счастливо дожил до глубокой старости, и даже стал богатым землевладельцем в Провансе. Очень жаль, что «капитан» не оставил воспоминаний. 
А 4 июня после множества кровавых приключений в Мелён прискакал взмыленный, как и его лошадь, Танги дю Шатель. Всё это время он жил в Париже под видом монаха. А в тот день, когда граф сказал «Прощай, Париж, прощайте, пирожки», весёлые парижане ворвались в бенедиктинский монастырь Сент-Эли на острове Сите, один из нескольких монастырей в Париже, осуществлявших тюремные функции. Там содержались граждане, которых осудили на церковное покаяние, да и вообще всякие граждане, включая сумасшедших. Тюрьма монастыря охранялась самими же монахами, людьми в основном мирными, и толпа без проблем зарубила топорами всех, кто там нашёлся, кроме престарелого аббата, который забежал в церковь и лёг на пол перед главным алтарём. Священника спас от смерти граф Вилье де Лиль-Адан. Он успел вовремя.

Графу подбили глаз, отобрали оружие... Если б не бургундские солдаты с белыми крестами на накидках, которые прибежали следом за ним, и если б не вмешавшийся в драку цирюльник с острыми ножницами — быть коменданту Парижа следующим в списке на отпевание. А ночью по всей столице начались массовые убийства в тюрьмах — почти как это было в Великую французскую революцию. Убивали всех подряд — и чиновников администрации, которых не убили раньше, и задержанных накануне вечером проституток, и бездомных, и мелких уголовников. Убили секретаря по дипломатическим делам Готье Колла, родственника того самого герольда Жана Колла де Вьенна, который сопровождал Жанну де Арк на турнир в город Нанси. Тут уж Вилье де Лиль-Адан не везде успевал.
А через некоторое время Париж заняли английские войска под началом герцога Бедфорда, и появилась проблема — вот что делать с королём и королевой? Они уже давно стали чем-то вроде привидений — типа ходят тут, орут по ночам, и давно уже как бы сдохли... Вот кто бы их прирезал, правильно?! Однако — нельзя! Король и королева — это политические заложники Симона Катлера и его боевиков. А тут ещё дофин скрылся, и первое время никто не знал, где он находится. Потом — объявился. Где? Где и должен был: в стане дворянской оппозиции. Вот он письмо прислал своей маме-королеве, в коем поминает мать всеми матерными словами, которые тщательно записывал под диктовку знаменитого хама и грубияна сеньора де Бурбона. А что касается герцога Жана Бургундского, то герцог вскоре был убит. Кем? Да тем же графом Танги дю Шателем: герцог предложил лидерам оппозиции приехать на переговоры в город Монтро, но оппозиция к тому моменту уже перестала всерьёз воспринимать Жана Бесстрашного. Он — заинтриговался. 
Начиналось вторжение английских войск во Францию, внутренней политики в стране как бы не стало, поэтому не стало и герцога. На встрече в Монтро возник спонтанный конфликт, и граф Танги дю Шатель разрубил ему голову топором... адью, одним врагом стало меньше. Но самое интересное даже не в этом. 
Вскоре подписан был брачный договор между королём Англии Генрихом Ланкастером и Екатериной, родной сестрой дофина, мигом переводивший Карла в категорию бастардов. Вот уж и правда — такая эпоха: бастарды рулят всем! Кроме того, в договоре было сказано: «Принимая во внимание ужасные и огромные преступления и проступки, совершенные во Французском королевстве Карлом, так называемым дофином Вьеннским…» — Ну, всё понятно, да? 

Преступления... 

Надо было ещё уголовный суд в Гааге учредить и там расследовать все эти «преступления», но в то время до такого хамства ещё не докатились. На дворе — первая половина века 15-го, а не век 21-й, и самым беспринципным рыцарем эпохи был не сонный Джозеф Робиннет Байден, а граф Танги дю Шатель. В то время соперников не считали уголовными преступниками, и сражаться с мечом в руке преступлением никак не считалось. Вот граф и сражался, иногда весьма успешно. На склоне лет он шутил, что убил в своей жизни больше ста человек — даже не помнит, сколько именно. Политика, она такая... Да!
Его предок был в числе лидеров Первого крестового похода, а потомки «огненной собаки» — внебрачные, разумеется, — были внешне очень красивы и занимали вполне мирные должности. Они жили уже в мирное время.
Основным наследником политического бойца Танги был сын его брата — Оливье, тихий учёный юноша, владелец фамильного замка Тремазан 9 века постройки на берегу бухты Портсолл в западной части Ла-Манша. Сейчас в той местности только две достопримечательности — развалины замка графов дю Шатель и лежащий на дне бухты супертанкер «Амоко Кадис». А ещё на берегу бухты жил и умер в 1937 году старейший француз в истории человечества — Ив Прижан, старшина флота, участник Крымской войны. И кто сейчас помнит графа по имени «огненная собака»? Уже никто. А тогда это был один из самых ярких рыцарей в истории не только Франции, но и всей средневековой Европы. Вот только не был он поп-звездой, как многие другие рыцари. Ему было неинтересно вызывать восхищение у маленьких детей и незамужних женщин. Граф Танги дю Шатель предпочитал войну, шпионаж и политику.

Блестящий рыцарь граф Арно Гильом де Барбазан описывал его как импульсивного горячего человека — homme chaulx, soudain et hatif, — способного на самые решительные действия. Среди окружавших дофина сторонников Орлеанского дома он «своим» в полной мере никогда не был, поэтому рано или поздно ему пришлось уступить место ветерану дворцовой службы графу Артуру де Ришмону, старому своему приятелю, кстати. Но он всё равно неукротимо сражался с противниками — до самого конца, до точки, до финала. Все речные долины южнее Парижа удерживались его командирами — как и города Мей, Милён и Мо на Марне — и с востока командиры организованной оппозиции тоже держали под контролем укреплённые города и замки, включая замок тогда мало ещё известных во Франции герцогов де Гизов, а также удерживали цитадель Куси — замок, в представлениях не нуждающийся. Из весьма разветвленного рода владельцев этого знаменитого замка происходили графы де Ла Фер. Помните Атоса из кинофильма?
В тот момент вся многочисленная семья владельцев замка состояла в рядах вооруженной оппозиции, а комендантом Куси был граф Танги дю Шатель. Вскоре его люди заняли город Компьень в среднем течении реки Уаза. Как они это сделали? Очень смешным и неожиданным образом: на подъёмном мосту была зарезана ломовая лошадь, в результате чего подъём моста стал невозможным, а когда ворота крепости открылись и на подъёмный мост вышли солдаты — мост был атакован Танги дю Шателем. Командиром гарнизона был знаменитый бургундский рыцарь Гектор де Савез, брат Филиппа де Савеза. Братья были крепкими орешками, оба из Фландрии — о таких молотки ломают. И ведь именно они когда-то сделали так, что на сторону герцога Бургундского перешёл столь важный и влиятельный сеньор, как граф Вилье де Лиль-Адан. 

Как им это удалось? 

Просто они не оставили ему выбора. А Танги дю Шатель точно так же не оставил никакого выбора младшему де Савезу. Рыцарь Гектор де Савез некоторое время держал оборону в здании церкви, а потом успешно вырвался вместе с десятком своих солдат из города и ушёл в лес. А новым комендантом города стал рыцарь Гильом де Гамаш, идейный боец дворянской оппозиции. Другим важным звеном городской обороны стал рыцарь Флавий де Люс. Он прибыл в город во главе довольно существенного отряда оппозиционеров — 40 рыцарей и до 300 солдат и сержантов. Вот так Компьен и стал операционной базой оппозиционеров, а затем и войск дофина в долине Уазы. Объяснять не надо, какую роль город Компьен сыграл в истории нашей с Вами Жанны де Арк.
— Вы так органично смотритесь, что я вам завидую, — окликнула Жанна графа де Шателя.
Напомним: он, голый, торчал из воды и усиленно намыливал голову. Вообще-то, в то время мужчины купались в нижних штанах. Голышом лезли в воду только у себя дома — в заранее наполненную горячей водой бочку.
— А ты мальчик или девочка? — спросил граф, выбираясь из воды. Жанна впервые в жизни не знала, что ответить. Зато знал дю Шатель: — Это о тебе говорил Лоран де Антон, аптекарь короля? Так как же тебя зовут на самом деле?
Жанна де Арк даже обиделась:
— Неужели у меня много имён, как у ведьмы?
— У ведьмы только одно имя, но много лиц, — ответил де Шатель.

Граф стоял перед ней, ничего не стесняясь, и усердно тёр полотенцем мокрую голову, которая от этого процесса становилась какой-то невыразимо лохматой. «Как у пуделя», — подумала Жанна де Арк и спросила:
— Вам не холодно?
— А ты для чего-то другого пришла на речку? — Жанна держала в руках совершенно очаровательную крестьянскую корзинку с белыми полотенцами и жёлтым цветочным мылом. Граф вытер голову и только тогда соизволил надеть штаны. — А ты — ничё, — сказал он, демонстрируя свой тощий зад и спину с огромным боевым шрамом. — Если ты мальчик, то очень премиленький, а если девочка, то, значит, ещё красивее. Но мне всё же интересно, как тебя называть? Я ведь не Жиль де Ре, я мальчиками не интересуюсь... Кстати, ты его уже знаешь?
— Да, на днях познакомились.
Жанна не любила ехидничать, однако с удовольствием рассказала, как барон Синяя борода бредил сатаной после употребления спирта с тулонскими устрицами.
— Мораль: никогда не закусывай спирт морепродуктами! — пошутил дю Шатель, нравоучительно погрозив пальцем, и снова спросил: — Ну так как же тебя зовут на самом деле?
— Я иногда и сама не знаю.
Граф сделал вид, что удивляется:
— Так ты — девочка, да? 
Жанна пожала плечами. Её удивляла не только «святая простота» графа дю Шателя, которая граничила с первобытным хамством. Её не меньше удивляло, какой он тощий, этот борец с бургундскими рыцарями — длинный, жилистый, лохматый, и нос — как у попугая. Но это — личность! Жанна сразу поняла, кто перед ней. Это — характер, и это — клубок противоречий. Жанна видела перед собой политического бойца и авантюриста. Если вспомнить графа Тибо де Нефшателя, то он тоже был бойцом и тоже убийцей. Но графа Тибо де Нефшателя можно было купить, как «кило» свинины, а этот — не продаётся. Он уже сделал выбор в жизни.
— Ты — который из де Арков? 
Вообще-то, если видишь перед собой юношу-оруженосца, то не задавай ему много вопросов, понятно? Мало ли что он тебе ответит. Но Жанна, условно говоря, не обладала тем статусом, который был буквально «на ней». Это граф Танги дю Шатель даже в голом виде оставался графом Танги дю Шателем, тогда как Жанна даже имени своего не имела. Впоследствии её вообще начнут называть «арманьякской ведьмой» и даже «неизвестной тварью в образе женщины» — понятно, да? 

Но на самом-то деле — как её зовут?

Что ж, обратим свой взор архивам. Там содержится множество небылиц, но все они любопытны как раз тем, что хорошо заменяют правду, вещь не всегда удобную. Карл после коронации в Реймсе жалует Жанне дворянство: Жанна получила фамилию де Люс-Руа, что в переводе значит Королевская Лилия. В тот же день администрация Его Величества выпустила официальную Грамоту аноблирования, то есть документ о приобщении Девы, как она часто себя называла, к нобелям, к дворянам. В грамоте указана её мать — Изабелла Роме, затем отец по имени Жак Тарч и братья — Жан Дай и Пьер Перрель. Уже интересно, правда? Но семья была, следует отметить, — крестьянская, феодами не обладала, фамилий поэтому не имела. Прозвище «перрель» перевести нетрудно, «тарч» (другое название «экю») — это рыцарский щит определённой формы, перевести словечко «дай» вообще невозможно, не зная его французского написания — «day». Переводите как хотите. По-английски это звучит, как «Дейл». Это что-то вроде «простак» или «обыватель»... Как-то так!
А Жанна в этом документе указана под именем Жаннетта Роме. Напомним, что Изабеллой Роме звалась её матушка, совершившая ещё до брака паломничество в город Рим. А Жанной де Арк Жанна де Арк никогда себя не назвала — увы! Однако это имя появилось тоже не совсем случайно. В 1450 году король Карл Седьмой затеял реабилитационный процесс Жанны. Для этого в Рим смотался граф де Гокур, уже престарелый. Потом появился вопрос, как именовать жертву британского оккупационного режима, а следом за вопросом появилось имя — Жанна де Арк. Имя внёс в документ папский легист Гильом Превото. 

И вот тут обнаружилась вся предыстория. О том, что фамилия де Арк неоднократно мелькает в средневековых документах, мы уже знаем. Даже одна из бургундских герцогинь звалась до замужества Марией де Арк. А ещё одного из де Арков произвели в рыцари за храбрость, проявленную при штурме Иерусалима в Первый крестовый поход. Интересный факт. Но это было слишком давно даже по меркам 15 века. А в 15 веке мы знаем Николя де Арка, бывшего старшим братом отца Жанны, и ещё десяток дворян с такой же фамилией, имевших прямое отношение к семье Карла Седьмого. Был Гильом де Арк — гувернёр короля Людовика Безумного, отца Карла Седьмого, и Ивон де Арк — советник Карла Седьмого, и Рауль де Арк — младший камергер, и Жан де Арк — главный землемер Франции, и был Симон де Арк — дворцовый капеллан, отличено знакомый с господином де Брие. А была и ещё одна Жанна де Арк, фрейлина Изабеллы Баварской, матери Карла Седьмого. По одной версии она была уже вдовой, а по другой версии — только что заново вышла замуж. Нормально, да? 
Может, как раз поэтому Жанна никогда так себя не называла? Это же был целый клан де Арков, из которых только дядя Николя был достаточно близким родственником. Об остальных Жанна толком ничего не знала. Расцвет дворянской культуры во Франции породил столько новых фамилий и столько второстепенных родственников, что невольно появлялся вопрос: а эти де Арки хотя бы знали друг-друга, или они были просто однофамильцами с общим гербом и предком? Да и предков своих мелкие рыцари тоже едва знали. Они лезли за деньгами и лаврами, получали земли и замки и тут же формировали новые семейства с новыми фамилиями. И только такие тощие упрямые мужики, как Танги дю Шатель, никогда не менялись. Он — граф и дворянин древней фамилии. Он — знать. 

Зачем ему это нужно? 

Кто-то говорит — «Меняйся — ты, и мир изменится!», а другие им отвечают: «Пусть сперва изменится мир!» И представьте себе, что и то, и другое — правильно. И ещё неизвестно, что важнее — себя поменять, или чтоб мир весь поменялся. Граф дю Шатель прекрасно понимал простую истину: если мир не меняется, значит пора браться за меч! А Жанна в свою очередь как бы спрашивала этот мир: «Неужели это — мне одной?» Как правило, этот вопрос задают пчёлки и котята:
— Неужели всё это — нам? Весь огромный солнечный мир...
Интересно, а что спрашивают у огромного мира осы с их кислотно-жёлтыми и маслянисто-чёрными полосками? Их над рекой было много, но они к счастью своему пребывали в молчании. Кстати, о танцах и музыке! 
В Средние века музыка была занятием по преимуществу профессиональных жонглеров и поэтов-менестрелей. Остальные субъекты и объекты средневекового общества считали музыку недостойным увлечением и уж никак не профессией — разве музыкой на жизнь зарабатывают? Музыка — это когда дурак в деревне за еду играет на дудочке. Или когда цирк приехал, и торгаши запасаются кислыми яблоками. А всяких инструментов было в то время очень много — вполне современные трубы, рога, свирели, флейты Пана и даже волынки, которые нам хорошо известны благодаря фильму «Высокий блондин в жёлтом ботинке» — они во Франции гудят сами собой, как живые. И уже были настоящие арфы и разновидности смычковых — предки будущей скрипки: кротта, ребаб, виела, или даже разные варианты фиделя (fiddle на английском). И была в то время целая гильдия поэтов и музыкантов, которая называлась «жонглёры». К ним относились точно так же, как ко всем образованным людям — с подозрением и неуважением. Как к сумасшедшим. Или к голодранцам.

Кстати, жонглёр в Средние века (jouleor от латинского joculator — развлекатель) это не то, что сейчас обычно себе представляют. В Средние века это и танцор, и скоморох, и музыкант, и даже драматический артист или поэт — это тоже jouleor, только не из благородных. А бывали, кстати, и благородные jouleor, но они не очень распространялись о своих предках и родственниках. Профессия же — непрестижная. Как правило, jouleor были бродячими или, вернее, кочующими по доходным мероприятиям артистами, и жизнь их была полна приключений, нередко злых и глупых: в одном замке не заплатят, в другом не накормят, в третьем выпорют, как сидорова козла, в четвёртом — вообще чуть не повесят за косой взгляд или за «критику режЫма». Бывало, что на jouleor нападали цыгане. Они тогда только-только появились в Европе (и относились к числу беженцев из Византии) и везде старались установить свои порядки. 

Ох, тяжело было с этими эмигрантами

Кстати, для «jouleor» цыгане были не одной проблемой, а сразу двумя проблемами. Дело в том, что в статусе Гослана 1219 года «Гистрионы (драматические артисты так назывались), жонглеры и скитающиеся чужестранцы» — это были люди, на которых не распространялись права в отношении верности и правосудия, это «ничьи люди», дрянь всякая, если не хуже. И народ, чуть что, кидается в артистов всякой дрянью. И как тут можно сказать, что я, вообще-то, не скитающийся чужестранец, я — дворянин из Страны стихов — из Прованса. Я — автор благородных саг и рыцарских романов?! Нет, этого нельзя говорить ... Народ не оценит. Ясно тебе?
Нет, никому не ясно! Средневековый народ очень не любил тех, кто «выделяется». А поэты и музыканты — народ такой, что только их и видно... Но когда Жанна вернулась назад в Шинон, девушку ждал огромный сюрприз — это был целый бал в её честь! И — целый оркестр поэтов и музыкантов! Вернее, — риториков, читавших свои стихи под величественную музыку, создаваемую сообществом импозантно одетых господ jouleor. Кто такие риторики?
Это тоже jouleor, но не совсем простые — они участники особой литературной корпорации. Некоторые из них были пажами или даже оруженосцами знатных господ, некоторые — бродячими или не бродячими гениями из Брюгге, Гента, из Марселя или Брюсселя. Последних сильно выдавал акцент и флёр этакой заграничной «звезды». Но все они обязательно состояли в «цехах» поэтического мастерства — это было непременное условие выживания в условиях, отличных от режима «абсолютного благоприятствования в торговле». Цеха у них очень напоминали корпорации тогдашних студентов: у каждого такого цеха был свой герб и девиз в виде хитроумной шарады, а также иерархическая структура, везде почти одинаковая — декан, знаменосец, шут, и — «бюро старейшин». Ну, то есть Гребенщиков, Макаревич, «кормилица СССР» Лайма Вайкуле, Пугачёва с мужем, группа «Весёлые ребята» и т.д и т.п. [Практически все иноагенты, — ред.] Одним словом — знаменитые пенсионеры.
Иногда эта корпорация творческих натур превращалась в мрачный коллектив разбойных элементов, и тогда от них не бывало спасения — могли и прирезать к чёрту! Или зверски замучают коллективным пением и «плясанием». Но Жанна была девочка большая и умная, поэтому ей это вряд ли угрожало. Ей угрожало нечто другое. Народ ещё не понял, кто она такая, но в ней хотели видеть Святую Спасительницу, и певцы свободы jouleor кричали ей об этом буквально весь вечер. У каждого в жизни ведь — своё оружие, правильно? 

Instrumentum publicum et probatum

Вот они и старались, как могли. Особенно — один из них, с усами и дворянской бородкой. Некто Филипп, одетый немного даже по-английски. Зато все только на него и смотрели. Жанна даже спросила — откуда такой костюм с пчёлками и цветочным орнаментом, и все стихи как будто в переводе с английского? Однако так и есть: Филипп приехал из Лондона, где был он придворным поэтом у кого-то из английской знати. А был это уважаемый сэр Филипп Монмут, поэт и летописец английской литературы Средневековья. Однако теперь он жил в изгнании, поэтому пошёл и нанялся к дофину. Дофин очень ценил его таланты. Оставалось только спросить — не шпион ли ты, сэр Филипп Монмут? Но об этом никто не задумывался. Поэт как поэт — знатного рода, между прочим... А ну его! 
Даже представить себе непросто, какой ажиотаж творился в тот день при дворе дофина. Огромный зал Шинона сиял огнями тысяч свечей и факелов, Жанну в костюме мальчика чествовали, как юношу-рыцаря, и слегка игриво толкали к ней молодую девушку в дорогом, полном драгоценностей тяжёлом придворном наряде и с изысканной тоненькой жемчужной сеточкой на роскошных тёмных волосах, уложенных каким-то хитроумным способом. Это была герцогиня Иоланта Анжуйская, дочь «маркиза дьяволов», как называли её отца, всем известного руководителя далеко не самой секретной в Европе масонской ложи «Приорат Сиона». Влиятельная была девушка и красивая.

Кроме того, это была дочь того самого Ренье Анжуйского (герцога де Гиза по совместительству) перед которым Жанна выступала в Нанси в качестве рыцаря Жана де Арка и который подарил ей коня и 4 франка как «неизвестному оруженосцу из Нефшателя». Его самого, впрочем, здесь не было. Он с семьёй давно расстался и жил с разными женщинами.
Иоланта — героиня стихов и сказок. Как в них изображён её отец, лучше не рассказывать — это такой очень коварный и ужасный колдун, которому поклоняется сам Дьявол! Есть мнение, будто «Приорат Сиона» был мистификацией 20-го века, и его якобы придумали с целью подзаработать деньжат на средневековых тайнах. Однако дыма без огня не бывает, а Пётр Ильич Чайковский не из своей фантазии извлёк главную героиню оперы «Иоланта». Есть драма Генриха Герца как исходный вариант этой истории, а есть и более древние сочинения об Иоланте, об её отце и её детях. И граф Ферри де Водемон тоже есть во всех этих сюжетах. Но это немного не тот Водемон, который погиб при Азенкуре, а его внук, сын графа Антуана, о котором мы упоминали. Очень таинственные были личности и даже не всегда понятные. 
Если коротко: речь идёт о Третьем францисканском ордене и Ордене святой Клер (по-другому он назвался «Орден бедных дам»), в котором состояли две дамы из семейства графов де Бурлемонов — Жанна де Фовревиль и Агнесса де Жуанвиль. Именно они и их местные родственницы старательно опекали Жанну с самого её рождения. Притом если, например, доминиканцы старались в своей деятельности выражать интересы богатой городской буржуазии (и парижских мясников, наверное), то францисканцы и «бедные дамы» имели гораздо бо́льшие связи в тогдашнем европейском обществе, и многие политические зигзаги 15 века связывают именно с этими двумя организациями.

О масонской ложе мы, с вашего позволения, немного умолчим, хотя о ней тоже известно очень многое. Есть даже подробный список орденских сановников и гроссмейстеров, среди которых числится самая симпатичная брюнетка при дворе дофина — она! ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Фото обложки: картина кисти Огюста Кудера «Танги дю Шатель спасает дофина Карла»

​