Встреча с поэтом

Странная и в чём-то диковинная эта вещь – писательский архив… Хочешь не хочешь, из большой коробки, про которую можно сказать, что это часть сохранившегося клада легендарного Флинта, сами собой являются на свет Божий критические отзывы из разных редакций (попадаются, конечно, и положительные), пожелтевшие листки районной газеты со стихами из прошлого века, когда всё казалось раз и навсегда решённым и запланированным. Есть и бережно хранимые журнальные публикации, и коллективные сборники, вышедшие к 850-летию Москвы. Да мало ли что хранит писательский архив!
И всё же, всё же, всё же. Время от времени с трепетом перебираешь выцветшие фото, перечёркнутые листочки из блокнотов и тетрадей, случайные автографы на обрывках бумаг близких тебе по духу поэтов… Много чего всплывает в памяти, и кажется, что всё это было вчера, и многое из обыденного превратилось в волшебное… Как-то само это случилось. 

Этой истории уже двадцать пять лет. Ранней весной 1992 года, после выхода моей второй поэтической книжки «Осенние сумерки» поэт Леонид Чашечников, с которым меня познакомил другой замечательный поэт Николай Дмитриев, неожиданно для меня написал рекомендацию для вступления в Союз писателей России. До сих пор у меня хранится этот листок с размашистой подписью Леонида Николаевича с указанием номера его писательского билета. Николай Дмитриев также поддержал инициативу нашего старшего товарища, в итоге у меня было две рекомендации от авторитетных поэтов, и требовалась третья (в то время таковы были правила приёма). 
За разговором на квартире Л.Н. Чашечникова, который проживал в Балашихе на ул. Звёздная, 8, мэтры вспомнили об Анатолии Брагине, самобытном поэте, который жил неподалёку, в Кучино.
И вот на следующий день мы с Николаем поехали к незнакомому мне поэту. Маршрут почему-то прошёл через Салтыковку, а далее на электричке до станции Кучино. Стоит ли говорить, как я волновался, но просыпающаяся природа за вагонным окном, первые проталины на взгорках, весело каркающие вороны, воспоминания Николая Дмитриева о совместных выступлениях с Анатолием Брагиным в Центральном Доме Литераторов меня несколько успокоили. 
Анатолий Иванович Брагин оказался прост в общении, попросил меня прочесть несколько стихотворений, и тут же отстучал на пишущей машинке рекомендацию для принятия в Союз писателей. Не стоит думать, что всё прошло столь безоблачно и просто: были высказаны и критические замечания по отдельным строчкам и стихотворениям, и дружеские советы о выборе своего пути в поэзии, которая, как известно – «езда в незнаемое», по меткому замечанию Маяковского… 
Впоследствии, в ясный майский день 1995 года, стоя на платформе «Серп и Молот» в ожидании электрички домой, я с удивлением рассматривал только что полученное в великом Доме Ростовых алое писательское удостоверение с оттиском ордена Ленина.
Ну а потом мне приходилось, пусть и не так часто, выступать вместе с моими рекомендателями перед различными аудиториями, от школьников до ветеранов войны и труда. 
…Теперь в Балашихе есть улицы Дмитриева и Брагина, а в память о Чашечникове проводится ежегодный литературный конкурс на его малой родине в рамках возрождённого литературного фестиваля «Омская зима».
Ну а в Кучино осенью 2015 года – Года литературы, напротив дома, где некоторое время жил «Орфей Серебряного века» открыли первый в России памятник Андрею Белому. Как удивительно всё сошлось: разные поэты, разные судьбы, и общее место действия – подмосковная Балашиха. 

Андрей Белый

«Любви невыразимой знанье…»
А. Белый

Бродивший в кучинских лесах,
Познавший чистоту и трепет
Сырой листвы. В твоих стихах – 
Любви невыразимый лепет.

И сосны те же, и закат,
И хриплый голос электрички,
И выбор тропки – наугад,
Табак, и старые привычки.

И вдруг – далёкий всхлип болот,
Летящих мотыльков причуды.
И вот – знакомый поворот,
И голосок ночной пичуги.

Мансарды светится окно,
А выше – бездна мирозданья.
Как недопитое вино – 
Любви невыразимой знанье.