Вся наша жизнь – иллюзия обмана

Вам никогда не приходила в голову «крамольная» мысль (простите уж за «бредовость» идеи), что вся наша жизнь порой напоминает иллюзию? Иллюзию «обмана». И начинается это с природного нашего материализма.
Оговорюсь. То, что я говорю, не только не совпадает с мнением уважаемой (это не подхалимаж) мной редакцией, но не совпадает и с мнением большинства людей. Просто меня давно не покидает ощущение, что идеология Вероисповедания в последние годы заменила идеологию коммунизма Советского Союза. Поэтому многие идут в Церковь, а не к Богу (извините, если кого невольно обидел, не хотел этого). Вследствие чего Духовная составляющая обычной жизни (знамения Божьи) остаются «за бортом», мы в них не верим, или не придаём им значения.И в первую очередь всё это заметно в литературе, точнее, в нашем отношении к ней, когда мы даже великим писателям и поэтам не очень верим. Воспринимаем ли мы сердцем и душой то, что там является Откровением Божьим, когда рукой автора «вели СВЫШЕ»?

Так, например, ещё в советские времена (когда я постепенно ушёл от материализма и атеизма) на меня произвело неизгладимое впечатление история принца Гамлета.

Бернардо
Гораций, здравствуй; здравствуй, друг Марцелл

Марцелл
Ну как, являлась нынче эта странность?

Бернардо
Пока не видел.

Марцелл
Горацио считает это все
Игрой воображенья и не верит
В наш призрак, дважды виденный подряд.
Вот я и предложил ему побыть
На страже с нами нынешнею ночью
И, если дух покажется опять,
Проверить это и заговорить с ним.

Горацио
Да, так он вам и явится!

Бернардо
Присядем,
И разрешите штурмовать ваш слух,
Столь укрепленный против нас, рассказом
О виденном.

Горацио
Извольте, я сажусь.
Послушаем, что скажет нам Бернардо.

Бернардо
Минувшей ночью,
Когда звезда, что западней Полярной,
Перенесла лучи в ту часть небес,
Где и сейчас сияет, я с Марцеллом,
Лишь било час...

Входит Призрак

Марцелл
Молчи! Замри! Гляди, вот он опять.

Бернардо
Осанкой - вылитый король покойный.

Марцелл
Ты сведущ – обратись к нему, Гораций.

Бернардо
Ну что, напоминает короля?

Горацио
Да как еще! Я в страхе и смятенье!

Вильям Шекспир. Гамлет, принц датский (пер. Б. Пастернак).

Меня всё время не покидало ощущение истинности начала этой трагической истории. И самое интересное, что исторической основой к её написанию стала старинная легенда (или поверье) о датском принце Амлете, жаждущем мести за смерть своего отца (короля). Это поверье (легенда) была описана в древних книгах.

Не знаю, верите вы в Судьбу, или нет, но, на мой взгляд, лучше Булгакова никто её не описывал. 

...разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич...
– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью. 
– Может быть, вы знаете, какой именно? – с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, – и скажете мне? 
– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два... Меркурий во втором доме... луна ушла... шесть – несчастье... вечер – семь...» – и громко и радостно объявил: – Вам отрежут голову! 
Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись: 
– А кто именно? Враги? Интервенты? 
– Нет, – ответил собеседник, – русская женщина, комсомолка. 
– Гм... – промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, – ну, это, извините, маловероятно. 
– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет? 
– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на нем председательствовать.
– Нет, этого быть никак не может, – твердо возразил иностранец. 
– Это почему? 
– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, – что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила. Так что заседание не состоится…

Не менее любопытно в этом смысле и стихотворение Лермонтова «Ангел».

По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез;
И звук его песни в душе молодой
Остался – без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.

Очень точное (опять моё личное, субъективное мнение) описание Ангелов. Увы, в реальной действительности рядом с нами не одни Ангелы. Демоны тоже. И влияют они на нас очень сильно. Люди, испытавшие страсть, ненависть, убийства, хорошо их знают. Кто они? Что происходит с ними в Мире, который не виден нам?

И снова Михаил Юрьевич …

Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой;
Тех дней, когда в жилище света
Блистал он, чистый херувим,
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним,
Когда сквозь вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил;
Когда он верил и любил,
Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья,
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый...
И много, много... и всего
Припомнить не имел он силы!

Давно отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта:
Вослед за веком век бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья,
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья —
И зло наскучило ему. 

Михаил Лермонтов. Демон. Восточная повесть.

Однако не только «Демоны» в нас и рядом с нами. «Рогатенькие» также. Мы их можем почувствовать. 
Хочу покаяться. Порой говорю нелитературным языком. Скорее, наоборот. Вторым после русского, «матерным». Грешен даже перед детьми. И что с годами стал замечать. Если ты в силу нервов и обстоятельств пошлёшь кого-то «по месту жительства», это одно. Если же тебя, что, называется, «понесло» по-настоящему – совсем другое. Тут держись. «Рогатенькие» подхватят на время, пока сам себя не возьмёшь в руки и не остановишься.
И как тут не вспомнить Пушкина и Гоголя, писавших «о чертях». Причём интересно вот что. В их сказках (или это были не сказки?) победу одерживает человек. Если не боится их …
Однако, думая о том, что в нашем «бренном» Мире реально, а что нет, что есть «иллюзия», а что реальность, думая о том, как это отражалось в литературе, не важно понимаем мы её или нет, есть опасность и немалая, что ты можешь, не имея внутренней силы, не выдержать всего этого. Хотя и приходишь к определенным Откровениям. 
Вот как описывает это состояние великий писатель Михаил Гаршин в рассказе «Красный цветок».

– Как вы себя чувствуете? – спросил его на другой день доктор.
Больной, только что проснувшись, еще лежал под одеялом.
– Отлично! – отвечал он, вскакивая, надевая туфли и хватаясь за халат. – Прекрасно! Только одно: вот!
Он показал себе на затылок.
– Я не могу повернуть шеи без боли. Но это ничего. Все хорошо, если его понимаешь; а я понимаю.
– Вы знаете, где вы?
– Конечно, доктор! Я в сумасшедшем доме. Но ведь, если понимаешь, это решительно все равно. Решительно все равно.
Доктор пристально смотрел ему в глаза. Его красивое холеное лицо с превосходно расчесанной золотистой бородой и спокойными голубыми глазами, смотревшими сквозь золотые очки, было неподвижно и непроницаемо. Он наблюдал.
– Что вы так пристально смотрите на меня? Вы не прочтете того, что у меня в душе, – продолжал больной, – а я ясно читаю в вашей! Зачем вы делаете зло? Зачем вы собрали эту толпу несчастных и держите ее здесь? Мне все равно: я все понимаю и спокоен; но они? К чему эти мученья? Человеку, который достиг того, что в душе его есть великая мысль, общая мысль, ему все равно, где жить, что чувствовать. Даже жить и не жить… Ведь так?
– Может быть, – отвечал доктор, садясь на стул в углу комнаты так, чтобы видеть больного, который быстро ходил из угла в угол, шлепая огромными туфлями конской кожи и размахивая полами халата из бумажной материи с широкими красными полосами и крупными цветами. Сопровождавшие доктора фельдшер и надзиратель продолжали стоять навытяжку у дверей.
– И у меня она есть! – воскликнул больной. – И когда я нашел ее, я почувствовал себя переродившимся. Чувства стали острее, мозг работает, как никогда. Что прежде достигалось длинным путем умозаключений и догадок, теперь я познаю интуитивно. Я достиг реально того, что выработано философией. Я переживаю самим собою великие идеи о том, что пространство и время – суть фикции. Я живу во всех веках. Я живу без пространства, везде или нигде, как хотите. И поэтому мне все равно, держите ли вы меня здесь или отпустите на волю, свободен я или связан. Я заметил, что тут есть еще несколько таких же. Но для остальной толпы такое положение ужасно. Зачем вы не освободите их? Кому нужно…
– Вы сказали, – перебил его доктор, – что вы живете вне времени и пространства. Однако нельзя не согласиться, что мы с вами в этой комнате и что теперь, – доктор вынул часы, – половина одиннадцатого 6-го мая 18** года. Что вы думаете об этом?
– Ничего. Мне все равно, где ни быть и когда ни жить. Если мне все равно, не значит ли это, что я везде и всегда?
Доктор усмехнулся.
– Редкая логика, – сказал он, вставая. – Пожалуй, вы правы. До свидания. Не хотите ли вы сигарку?
– Благодарю вас. – Он остановился, взял сигару и нервно откусил ее кончик. – Это помогает думать, – сказал он. – Это мир, микрокосм. На одном конце щелочи, на другом – кислоты… Таково равновесие и мира, в котором нейтрализуются противоположные начала. Прощайте, доктор!

Но разговор о правильном понимании иллюзорности окружающего Мира, и нужно ли в действительности это самое понимание, насколько опасно это – разговор уже совсем иного рода. Несмотря на то, что и очень интересен…