После бала

Наши литературные премии – вариации на тему «Интернационала»: кто был ничем, тот станет всем. С лишь одной оговоркой: ненадолго. Лауреат обычно остается в прискорбном положении Золушки: бьет полночь, бархат и кружева стали лохмотьями, карета превратилась в тыкву… А принцу оно глубоко по барабану.

ЭСТЕТИЧЕСКIЯ ОТНОШЕНIЯ ИСКУССТВА КЪ ДѢЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

Вижу, не избежать банальной аналогии со спортом. Но почувствуйте разницу: на стадионе все предельно ясно: быстрее, выше, сильнее. На случай сомнений есть фотофиниш и антидопинговый тест. А изящная словесность… в общем, вам привет от Козьмы Петровича Пруткова: «Тебе и горький хрен – малина, / А мне и бланманже – полынь!» О том же самом, только скучнее, говорил Чернышевский: «Cветская “полувоздушная” красавица кажется поселянину решительно “невзрачною”, потому что он привык считать “худобу” следствием болезненности или “горькой доли”»…
При таких вводных литпремии следует срочно похоронить и дополнить КоАП статьей об их эксгумации. Но нам без иерархии нельзя, на то мы и приматы. Проблема в том, что у homo sapiens на альфа-позиции чаще всего оказывается не альфа-особь. О чем еще до рождества Христова горевал Екклесиаст: «Не храбрым победа и не мудрым хлеб». По премиальному процессу оно очень даже заметно. 
Не говорю о Прилепине и Шаргунове, у которых корона намертво ко лбу приросла: там работают такие механизмы, что нам и не снились. Потолкуем лучше о рядовых лауреатах. Хороший, кстати, оксюморон – рядовой лауреат. Хотя, если разобраться, никакой это не оксюморон.
Скажем, в 2015-м букеровское жюри выступило на бис. Фаворитов в шорте тогда было двое: Сенчин с «Зоной затопления» и Яхина с «Зулейхой». Голоса разделились, судьи полаялись, и в результате «Букер» достался Снегиреву. Как в старом анекдоте: аппендицит или гастрит? – бросили монетку и вырезали гланды.
Такiя вотъ, если угодно-съ, эстетическiя отношенiя искусства къ дѣйствительности. Не диво, что лавровые венки вянут на другой день. Продолжим сказку про Золушку – в разных вариантах и с занятными подробностями.

ОМЕГА-САМЕЦ

«Русский Букер-2005» достался Денису Гуцко по чистому недоразумению. Главной интригой 350-страничного романа «Без пути-следа» было получение российского паспорта, а основным содержанием – вялые и сумбурные рефлексии протагониста. Но председатель жюри Аксенов переусердствовал, опекая своего приятеля Наймана. Прочие арбитры в отместку назначили лауреатом безвестного ростовчанина, а «Без пути-следа» провозгласили ни много ни мало романом-знамением. «Печальнее всего выглядел на торжественном мероприятии победитель», – писала тогда Lenta.ru. – «Праздник Денису Гуцко испортили основательно». Кабы только праздник…
Новые реалисты, как ни забавно, уверовали, что это самая что ни на есть заправская победа, заслуженная пóтом и кровью. Андрей Рудалев ликовал: «Был нужен герой-флагоносец нового поколения, который прорвал предельно костную премиальную плотину» <орфография подлинника сохранена – А.К.>.
Невольный костолом, получив флаг в руки, тотчас его уронил: «Покемонов день» и «Домик в Армагеддоне» не тронули решительно никого. Гуцко с мужеством отчаяния решил дотянуться до самого себя, букероносного: «Не представлю ничего стоящего в ближайшие год-два – прошу списать в утиль». Безумству храбрых поем мы славу…
Роман «Бета-самец» появился на свет с врожденным синдромом Альцгеймера и тут же угодил в палату интенсивной терапии. «Дружба народов» отнеслась к тексту ласково, чего не скажешь про «Астрель». Д.Г. откровенничал: «Я получил на руки внутреннюю рецензию издательства – она была очень жесткой. Анафема, а не рецензия. Я начал переписывать диалоги, сцены». Злобного рецензента из «Астрели» Гуцко обязан по гроб жизни поить коньяком, ибо тот спас Дениса Николаевича от окончательного срама. Журнальный вариант «Бета-самца» был кунсткамерой нелепиц: один «рыжий кладбищенский глинозем» чего стоил. Хотя, по совести говоря, переписывать надо было не эпизоды, а книжку целиком: сократить бесполезные флешбэки, отказаться от лишних героев и вправить мозги неадекватным персонажам. Протагонист в поисках себя наряжался в чужие, на три размера больше, тряпки и прикидывался то террористом, то бывшим зэком, опущенным на зоне. Солдат галопировал на полковничьем жеребце в серебристом парике, полосатых чулках и противогазе с проволочными ресницами. Стиль, несмотря на издательский прессинг, тоже располагал к здоровому смеху: «Девушку догоняла связка воздушных шаров, бодаясь друг с другом».
Перманентная буффонада пришлась по душе лишь Льву Данилкину, – но тот и сам обманываться рад. Остальные рецензенты брезгливо морщились. Роман Арбитман: «Отработать аванс семилетней давности не удается». Алексей Евдокимов: «”Бета-самец” – слабый роман: водянистый, многословный, неважно структурированный, с тускловатыми схематическими героями».
Несмотря на самоотверженные заявления, в утиль Д.Г. не хотелось. В 2017-м вышел сборник «Большие и маленькие»: мещанские драмы об изменах, поминках и пыльных офисных буднях, будто Боборыкиным или Засодимским продиктованные. Народ безмолвствовал. Автор недоумевал: даже в родном Ростове-на-Дону – ни одной рецензии! А что говорить-то, коли все еще сказано еще полтора века назад. «Литературка», впрочем, откликнулась: «Остается надеяться, что внутренняя тема Дениса Гуцко еще прорвется и позволит ему заговорить более уверенно и внятно». Блажен, кто верует.

ЧЕРЕЗ ПЕНЬ-КОЛЯДИНУ

И се: грѣхъ нашихъ ради взыде отъ бездъны жѣна на звѣри чѣрвлене, цвѣтьнъ крьстъ въ руцѣхъ имуща, и омерче съльнце…
Не пытайтесь исследовать феномен «Цветочного креста», он сродни проблеме Гольдбаха и гипотезе Римана. В букеровский шорт 2010 года роман угодил с загадочной аттестацией «за продуктивный запах навоза» (формулировка члена жюри Евгения Попова). Более внятного комментария никто из судей не дал. Самая правдоподобная версия гласит: в 2010-м у «Русского Букера» истекал контракт со спонсором, компанией BP, в девичестве British Petroleum. Денег в обозримой перспективе не предвиделось, и жюри напоследок решило громыхнуть дверью: а вот вам! 
Про картошку при государе Алексее Михайловиче и героиню с двумя правыми руками наслышаны все, так что детальный разговор о достоинствах колядинского текста не нужен. Гораздо любопытнее история публикации в респектабельном «АСТ». «Цветочный крест» оказался под патронатом Елены Шубиной: «Это – роман, если под романом понимать наличие живых, развивающихся, отлично написанных героев (от главных до второстепенных, все – очень хороши, особенно отец Логгин), хорошо выстроенный сюжет и – пусть несовершенный, наивный, комический, но получившийся образ языка. Я подчеркиваю – образ. Этот смешной микс из всего на свете тем не менее держит роман». Продуктивный запах навоза пришелся по душе не только Попову.
Проект, надо сказать, выглядел коммерчески сомнительным: все уже успели прочитать роман в сети и даже закидать тапками. Издательству предстояла работа адова: продать 15 000 экземпляров никому не нужного текста. Пришлось привлечь тяжелую артиллерию в лице Топорова. Старые календари – очень полезное чтение, милости прошу убедиться. 12 октября Виктор Леонидович плевался вместе со всеми: «Чем же привлек высокое жюри дорогой вологодский подарочек Елены Колядиной?.. Впрочем, “Русский Букер” любит удивлять. И смешить». 18 октября прозвучал акафист «Цветочному кресту»: «Сюжет прост, хотя и затейлив… Языковая ткань романа чрезвычайно искусна». И целы башмаки, сказал бы Вильям наш Шекспир. А 13 декабря грянула визгливая, на грани истерики, анафема супостатам: «Сплошное невежество. Причем воинствующее.  Агрессивные сумерки сознания». Чтобы отец-основатель «Нацбеста» рекламировал конкурирующую фирму? Да ни в жисть. А вот поди ж ты. И продуктивный запах навоза не испугал. Ибо non olet.
Show, как и положено, must go on: «АСТ» затеял печатать сиквел под названием «Потешная ракета». Совершенно не зная, чем занять героиню, Е.К. заполняла фабульные пустоты бытописанием московской Руси. Дело вновь пошло через пень-колядину. Авторесса изъяла-таки из обращения куны, но пустила в оборот рубли – даром что регулярная их чеканка началась в 1704-м. Поселила в Москве цыган, которых до императрицы Анны Иоанновны у нас в глаза не видали – мишто явъян, ромалэ! Пуще того впечатляла стрелецкая амуниция – рукоять в ножнах (а где клинок потерялся?) и пищаль за поясом (зря, мортира была бы смешнее). Ну, и прочая сермяжная неправда: тут не только историю отрихтовали. Поутру, после нескучной ночи с удалым стрельцом у героини разыгрался нешуточный токсикоз: «От запаха тушеной капусты опять потянуло в пищной жиле, и Феодосья едва сдержала блевоту. “Очадела ты, Феодосьюшка”». Излиха борзо очадела, не находите?
Новый микс из всего на свете, несмотря на заголовок, никого особо не потешил. Не нашлось там ни афедрона с лядвиями, ни похабных прибауток, взятых напрокат у Армалинского. Вместо них обнаружились цитаты из советской попсы: «Ягода-калина нас к себе манила» да детсадовский фольклор: «Муха села на варенье – сие все стихотворенье». И вы ехали в Одессу, чтоб сказать эту хохму? Я грешным делом ждал комплиментарной рецензии Топорова. Не дождался. Видать, на сей раз Виктор Леонидович с Еленой Данииловной в цене не сошлись.
«Лабиринт» сообщает: роман, изданный в 2011 году тиражом 6 000 экземпляров, до сих пор в наличии. Колядина нынче подвизается в электронном издательстве Animedia Company. Названия книжек – это, право, песня: «Краденое счастье», «Сто осколков счастья», «Мелодия моей любви», «Под мостом из карамели»…

КАТЕРИНА ДЕ ГАБРИАК

Существо без лица, возраста и пола мозолило глаза питерскому читателю добрых полтора десятка лет. Оно имело редкой изысканности псевдоним – Фигль-Мигль – и представлялось публике с широкой распальцовкой: «Человек с претензией. Родился некстати, умрет несвоевременно. Не состоит, не может, не хочет. По специальности фиговидец. Проживает под обломками». Больше сказать о существе было нечего, потому как журнальные публикации к обсуждению не располагали. 
Но Фигля «Лимбус Пресс» заметил и от души благословил. Четвертый по счету роман Ф.М. «Щастье» издатели объявили дебютным, а вокруг псевдонима как бы сама собой возникла оживленная дискуссия. Спор шел серьезный, под стать любому спору о выеденном яйце: может, Крусанов? или Москвина? а ну как сами Виктор Леонидович ручку приложили-с? Симптом откровенно скверный: толковать-то больше не о чем. По моему ощущению, «Щастье» сочинял Кинг Лавкрафтович Глуховский-Кабаков.
Четыре года спустя существо вновь поскребло по чужим сусекам и осчастливило публику сиквелом – «Волки и медведи». Вполне трафаретный постап: Питер развалился на удельные княжества, кругом беспредел, мирные жители со дня на день ждут китайской агрессии. Ко всеобщему разброду и шатанию на живую нитку была пришита Другая Сторона – дымное обиталище безглазых демонов, которые пожирают друг друга и возрождаются из экскрементов.
Литературы в книжке оказалась гомеопатическая доза: колченогая фабула, опутанная веригами ненужных деталей, кое-как ковыляла со страницы на страницу, неприкаянные герои вяло имитировали действие. Фигль заботился о другом: изящно пляшу ли? Готов подтвердить под присягой – с несказанным изяществом: «Уродливые остовы домов торчали, как восклицательные знаки у ворот ада». К чему бы адским вратам несуразные надолбы? Суровый Дант, знаток преисподней, о них умолчал: надо думать, после него установили.
Да кто Дант супротив Топорова? «Волки и медведи» еще в рукописи угодили в нацбестовский шорт 2013 года. Безоговорочным лидером среди тогдашних полуфиналистов был Максим Кантор – 10 баллов по оценке Большого жюри. Фигль-Мигль с пятью баллами числился отпетым аутсайдером. Однако Малому жюри оказался не в пример милее. Репортерам удалось выведать, что имя лауреата было известно как минимум за два дня до официального решения: автор «Лимбуса», ну как не порадеть…
На церемонии вручения Гюльчатай открыла личико, но имя назвать отказалась. Впрочем, эксперты признали переводчицу Екатерину Чеботареву.
Четыре года спустя Катерина де Габриак напечатала в «Лимбусе» что-то вроде политической сатиры под названием «Эта страна». Что политической, ясно по первой же странице: список партий, 31 позиция. Насчет сатиры, однако, сомневаюсь: «Он не краснея говорил и писал по сто раз на дню “иллокутивный акт, осуществляемый актом высказывания”. От постоянного повторения слова “акт” Сашина умственная жизнь текла в каком-то квазиэротическом, квазисудебном мареве, когда к половым и подзаконным актам добавляется кое-что и понемногу из классиков, а от акта дефекации мысль ассоциативно, естественным образом, переходит к современному искусству». Ага. В ситкомах тут следует закадровый хохот – для особо понятливых. В остальном все выглядело по-прежнему: дистрофичная интрига вязла в безразмерных диалогах, анемичные персонажи нехотя изображали детектив.
«Эта страна», сколько могу судить, впечатлила лишь нескольких филантропов от литературы. Критики и читатели продемонстрировали похвальное единомыслие: «Скучный до пошлости либеральный скептицизм» (Сергей Коровин); «Логика кочует по произвольной траектории. Строчки хаотично скачут по бумаге, фразы не закончены, идея не сформулирована» (Игорь Молотов); «Четыре сотни страниц липкой желтой тоски, от которой сводит скулы и не бросить удается исключительно в силу гражданского, м-мать его, долга» (majj-s, читательница с livelib’а). И второй поход за «Нацбестом» не задался – похвалили, да конфетку не дали.
Но пенять барышне не на что. Ведь было и ей щастье.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО АКСИОМЫ

Многабукоф при желании можно свести к двум простым тезисам.
Первый. Прав был Дебор: медийный статус сейчас значит много больше, чем действительная способность заниматься каким-то трудом. Но для стойкого интереса публики нужно что-то посущественнее скоротечной шумихи.
Второй. Условно успешные тексты ничем не отличаются от условно провальных. Как сказал Денис Гуцко, павлины – те же куры, только в маскарадных костюмах.
Это, по-моему, вполне очевидно. Но в наше время и аксиомы следует доказывать.