Хисомиддин аль Ёгий

Зима была в разгаре. Но холод стал постепенно отступать. На террасе мечети не было ни единой живой души. Верующие, приехавшие издалека, попрятались внутри. Своды этого здания, спокойно вмещающего одновременно около шестисот людей, поддерживали двенадцать деревянных колонн, украшенных плотниками из разных краёв уникальной резьбой. По этим колоннам можно было различить искусство, традиции, обычаи и вкус двенадцати стран. Мастера запечатлели всё своё мастерство на дереве. Теперь это был не просто кусок дерева, а образец высокого искусства, придававший характерный блеск и красоту мечети.
Пятничная молитва. Поэтому в мечети народу было много. Мужчины, стараясь не задевать друг друга, с нетерпением ждали начала молитвы.
Перед алтарём в строгом молчании стоял дервиш и шейх в одном лице – Хисомиддин аль Ёгий.
Он был одет в халат, на голове у него был выцветший головной убор.
Такая одежда на фоне величественной мечети, в сравнении с расшитыми золотом тулупами некоторых прихожан, казалась очень бедной. 
Кроме того, казалось чем-то божественным молчаливое подчинение стольких людей этому, казалось бы, совсем бедно одетому старому представителю духовенства. 
На благородном лице семидесятилетнего шейха с белоснежной бородой, в его лучезарном взгляде, прямоте его худощавых плеч было что-то такое, что озаряло мечеть и сплачивало ряды всех верующих.
Осталось всего несколько секунд до начала намаза. 
Верующие начали постепенно беспокоиться.
В их глазах можно было прочитать вопрос: что же теперь будет? 
Что же теперь будет?
Этот вопрос был не случаен.
Дело в том, что до сих пор не было вестей от великого султана Алоуддина Тармаширина.

Отважная бесчисленная армия султана Маверанахра Алоуддина Тармаширина, имевшего непоколебимый авторитет среди царств Китая, Индии и Ирака, а также узбекских ханств, считалась непобедимой и могущественной, благодаря красоте его бескрайней империи, благополучию его населения, справедливости, установленной в его обществе. Поэтому его слава простиралась не только на приграничные страны, но и далёкие, за горами, лесами и океанами.
Уже несколько лет подряд султан читал пятничную молитву именно в этой мечети. 
Придворные султана прибывали в мечеть намного раньше обычного, постилали коврик для прочтения молитвы рядом с алтарём, а затем в окружении охраны, вельмож и слуг появлялся султан и опускался на колени на коврик. Те, кто приходил вместе с ним, занимали места рядом. 
А сегодня...
Не видно даже слуги с ковриком.
Что же всё-таки случилось?
Как же это отразится на Хисомиддине аль Ёгий?
Но лицо шейха было непоколебимо.
Он был занят тем, что беспокоился о начале молитвы. В его глубоком взгляде было что-то такое выразительное, что он хотел с помощью сегодняшней проповеди донести до людей. 
Тяжёлая дверь открылась со скрипом.
Вовнутрь ворвался холодный воздух.
Все сидевшие спиной к дверям с гулом одновременно обернулись назад. 
Шейх, стоявший лицом к верующим, тоже краем глаза взглянул в ту сторону. Было ясно одно, что его нисколько не волновал, не то что скрип двери, но он бы не стал менять выражение лица даже если б дверь отвалилась. 

С виду нездешний, с большими умными и лукавыми глазами человек лет тридцати, сидевший ближе всех к двери, несмотря на то, что был одет тепло, отодвинулся, будто боясь холода.
Это был марокканский путешественник, передвигавшийся из страны в страну.
Уже более десяти лет он скитался по чужбинам.
Э-хе, чего он только не увидел за это время!
Учёных, нищих, бедных и богатых, мудрых и глупых, скромных и мошенников, подлецов и благородных, скупых и щедрых. Видел страны с бесчисленным количеством людей, напоминающих волны в океане, а также оскорблённых людей, прикованных к постели за невежество, клевету и отрицание всего.
Человечество подобно насекомому, думал он.
Но, говорят, есть то, что возвышает его. 
Что это?
Путешественник искал его неустанно...
Его покоряли ранее невиданные им края.
Это чувство двигало им и дальше.
Наконец, он добрался сюда.
Сначала он познакомился с шейхами Хасаном и Хисомиддином аль Ёгий.

Путешественник рассказал им о том, что и его отец был факих, что слушал проповеди многих мусульманских мыслителей, учил наизусть хадисы. Марокканский путешественник, выразив своё мнение по многим вопросам, за несколько мгновений доказал этим, повидавшим мир, двум шейхам, что обошёл свет не только ногами. 
Они представили путешественника султану. 
Рассказали ему о нём. 
При общении с ним султан любезно улыбнулся:
– Хушмисан, яхшимисан, кутлук ўлсун (Добро пожаловать, как ты? Как настроение? Хорошо?), – сказал он на чисто тюркском языке.
Путешественника покорила любезность султана, но ещё больше изящество языка, на котором он говорил, а также достоинство, с которым он держался.
Он выучил слова, сказанные султаном. 
Не думая, что подражает султану, он при встрече с людьми повторял эти слова: Хушмисан, яхшимисан, кутлук ўлсун!
Путешественник, можно сказать, окончательно полюбил этот язык.
Он старался остаться здесь подольше, чтобы выучить как можно больше красивых фраз.
Он всегда приходил молиться именно в эту мечеть и с удовольствием слушал после намаза проповеди Хисомиддина аль Ёгий. 
Когда сегодня путешественник снова пришел в мечеть, народу было очень много.
Поэтому он поспешил найти для себя удобное место. 
Хисомиддин аль Ёгий никогда никому не указывал, куда садиться.
На пороге появился гонец. На голове у него была шапка на монгольский манер, из верхней одежды лохматый монгольский тулуп.
Гонец растерялся, увидев вопрошающие взгляды одновременно обернувшихся на него через плечо сотен людей.  Он чувствовал себя, словно, инопланетянином.
Вспомнив, что он тут от самого султана, гонец расправил плечи. Он глазами поискал путь, как пройти до алтаря, но не нашёл.
Верующие тоже не торопились открывать ему дорогу. Шейх всё ещёмолчал. 
Наконец, гонец не выдержал и заговорил: 
– У меня для вас новость!
Властный голос шейха как эхо зазвучал под сводами высоких куполов мечети:
– Что за новость?
– Велено сказать только вам.
Люди растерянно зашептались.
На бледных губах шейха заиграла ироническая улыбка.
Протянув костлявые руки вперёд, он подставил ухо, сделав движение, будто хотел обнять всех верующих:
– Я сейчас един с этими людьми! – сказал он.
Люди облегчённо вздохнули.
Путешественник покачал головой от восторга. 
Гонец не знал, как себя вести дальше. 
Шейх приказным тоном добавил:
– Говорите! 
Услышав это, гонец, приняв официальную «гусиную» позу, объявил новость так, будто читал слова с листа:
– Сахибкиран, наш великий правитель, его величество султан Алоуддин Тармаширин задерживается на сегодняшнюю пятничную молитву по очень важным государственным делам, поэтому он велел объявить вам, что немного опоздает!
Верующие облегчённо зашевелились. Это было ранее не слыханное событие!

Надо признать, что некоторые верующие, теряя терпение, про себя ворчали, мол, давайте уже начинать намаз, какое нам дело до султана! Они горели желанием побыстрее выполнить свой священный долг мусульманина и уйти отсюда как можно скорее.
Настало время молитвы.
«Жаль, что Хисомиддин аль Ёгий, недавно получивший должность имама, оказался в таком трудном положении, – подумал путешественник. – И если он сейчас станет ждать султана, то народ разгневает, а если начнёт намаз, то разозлит султана...»
Гонец, всё ещё не двигаясь с места, стоял на пороге и ждал ответа от шейха.
Шейх поднял голову.
– Попрошу гонца донести до сахибкирана, нашего правителя султана Алоуддина Тармаширина, что время – высший судья, и перед ним равны как царь, так и нищий. Для нас более всего важно то, что приказывает Аллах!
Гонец отодвинулся в сторону. Рядом с ним появился охранник с ковриком в руке. И он подобно гонцу стал искать глазами путь к алтарю, но не нашёл.
Даже видя коврик в его руке, люди не встали с мест и не уступили ему дорогу.
Охранник опешил и не знал, как быть, уйти обратно или остаться.
Быстро соображая, он решил постелить коврик на любом свободном месте, таким местом оказался порог. Он тут же постелил его рядом с путешественником и отошёл назад. Дверь закрылась.
Шейх начал свою проповедь. Начался намаз.
Через некоторое время открылась дверь, и на пороге появился султан.
Никто не обратил на него внимания. Все были заняты молитвой, время от времени поглядывая на плечи шейха.
Казалось, худые плечи шейха с трудом приподнимали его халат, но в них было что-то такое, что невольно приковывало к себе внимание. Все, кто восхищался им, каждый раз после намаза говорили друг другу:
– На плечах нашего имама точно сидят ангелы, которые заставляют нас смотреть в его сторону.
Султан Алоуддин Тармаширин, понимая ситуацию, осторожно прикрыл за собой дверь, опустился на колени на приготовленный ему коврик и поправил его углы.
Общее настроение мечети завладело им. 
О его величии в этот момент никто не вспоминал.
Благородный голос шейха призывал всех к единению: 
– Аллоху акбар!
Вот в этом и было наивысшее счастье:
– Аллоху акбар!
В этом слове было озарение:
– Аллоху акбар!
Это было возвышение:
– Аллоху акбар!
Это и есть смысл бытия:
– Аллоху акбар!
У всех на устах была эта фраза, эта молитва, слившаяся в единый возглас:
– Аллоху акбар!
На глазах султана невольно выступили слезы.
Его придворные, пришедшие вместе с ним, и которым не хватило места в мечети, оставались на улице.
Султан, всё время беспокоившийся о них, об их одежде и еде, в этот момент думал только о себе.
Он думал сейчас о своей душе!

Вельможам это понравилось, поскольку они не дружили со своей душой. По их мнению, когда султан был занят своим внутренним миром, он не беспокоился о своих придворных. Эти люди ставили своё тело превыше всего. 
В их телах было всё: и сердце, и мозги, и желудок, но только не было в них души и напоминало пустой дом, покинутый хозяином. 
Намаз продолжался.
Изредка приятный голос шейха эхом раздавался под куполом мечети. В такие моменты казалось, что озарялись те места, куда он доносился. 
Окружение султана, оставшееся за дверьми, постепенно начало мёрзнуть. Дуя на свои ладони и потирая их, они с нетерпением ждали завершения намаза. Они даже боялись приоткрыть дверь, чтобы заглянуть вовнутрь, потому что прямо у порога сидел сам султан.
В разговоре вельможи рассказывали друг другу, что таких морозов давно здесь не было. А ведь они за распитием вина в тёплых помещениях, за пением дифирамб сахибкирану, жуя огромные куски мяса, даже не заметили, что совсем недавно в стране прошли морозы намного сильнее этого. 
Наконец, закончился намаз.

И вот, когда, стуча зубами и дрожа от мороза, окружение султана приготовилось к его выходу, шейх Хисомиддин аль Ёгий неожиданно начал свою проповедь.
Те, кто на улице, продолжили дрожать.
Проповедь шейха была короткой.
– Тот, кто, злоупотребляя своим положением или должностью, которые даны ему временно, наносит вред народу и мучает его, тот неминуемо ответит за свои грехи уже на этом свете, – тихим голосом начал свою проповедь шейх. 
– Они делают вид, что совершают добрые дела для народа, не осознают, как они выглядят со стороны и, самое странное, верят в то, что они делают правильно. Но это всего лишь знак того, что они слепы. Из-за этого их грехи увеличиваются вдвое. Тираны со сладкой речью и кровавыми руками – самые отвратительные чудовища на свете, – резкие слова и благородный голос шейха заставил задуматься всех здесь сидящих о том, какие же они на самом деле. Особенно, султана Алоуддина Тармаширина, который даже не пытался прятать слёзы, катившиеся из его глаз. 
Слова шейха были безобидные. Потому что он не указывал пальцем на отдельных людей. Но слова, надо признать, были очень резкие. Потому что в них было то, что касалось каждого, кто здесь присутствовал.
Основную часть сидящих в этот момент в мечети людей составляли баи, землевладельцы и люди из близкого окружения султана. Произнося слова, шейх смотрел каждому в глаза. Тем самым он как бы подносил им зеркало, объективно отражающее их истинное лицо, которое заставляло их обратиться к своей совести. В зеркале было всё: и грязь, и мусор, и навоз, и пыль. Поэтому от стыда все опустили головы и закрыли глаза. Но, несмотря на это, они всё равно видели своё отражение в зеркале.
Проповедь завершилась.

Некоторые тут же забыли представившееся перед глазами, а были те, кто запомнил это навсегда. Верующие, встав с мест, открыли путь для султана, преклоняя головы. Султан, не спеша, прошёл между людьми и подошёл к имаму. Улыбнулся. Протянул руку.
Имам краем глаза посмотрел на султана, в знак уважения он из старого рукава протянул ему тощую руку. 
Пятничная молитва подошла к концу. Султана Алоуддина Тармаширина все проводили с почётом. Проходя мимо слегка наклонившегося в поклоне путешественника, султан улыбнулся ему. В ответ путешественник сделал глубокий поклон.
За султаном вышли все остальные. Очень скоро большое здание опустело. В мечети кроме шейха, одиноко стоявшего возле алтаря, путешественника возле двери и муэдзина никого не осталось.
Путешественник уже более пятидесяти дней находился здесь, его поездка подходила к концу. С момента своего приезда он приходил сюда молиться, общался с шейхом. Его поражало мировоззрение шейха, его способность мыслить. Не было ничего, о чём бы не знал этот старик: от тайн вселенной до характера каждого человека. Возможно, поэтому он получил звание великого факиха. Сегодняшний, достойный уважения, его поступок так сильно впечатлил путешественника, что он стал уважать его ещё больше. 
Он направился к шейху через войлочный ковёр, где недавно сидели верующие. 
– Похолодало, – сказал он, глядя на открытую дверь, откуда с улицы с гулом влетал холодный воздух. 
– Да, холодно, – ответил равнодушно шейх.
– Ваш тулуп сильно устарел, господин, – сказал путешественник, указывая на его залатанный в некоторых местах стёганый халат. 
Шейх, улыбаясь, ответил:
– Сын мой, это ведь тоже принадлежит не мне, а дочери.
Путешественник поспешил снять свой тулуп:
– Пожалуйста, наденьте мой.
– Нет, нет, даже не пытайся, сын мой, – шейх удержал руку путешественника, не позволяя ему снять тулуп. 
– Я хотел его подарить вам…
– Спасибо, сынок, спасибо, – сказал шейх... – Ещё лет пятьдесят назад я поклялся перед Аллахом, что никогда не стану принимать подарки. Но если б мне пришлось всё-таки это сделать, то принял бы этот дар из твоих рук.
Путешественник поклонился.
Шейх, положив руку ему на плечо, молвил:
– Расправь плечи, сын мой. 
Путешественник выпрямился.
Он побледнел.
Всё ещё, прижимая руку к груди, он, пятясь назад, удалился.

…Назавтра султан Алоуддин Тармаширин дал званый обед в честь путешественника, собравшегося отъезжать на родину.
Обед проходил в шатре султана, который внутренним убранством был ничем не хуже роскошного дворца.
В глубине шатра на троне полулежал султан. У его ног, вокруг трона земля была устлана шкурами тигров и барсов. Султана окружали его подданные, готовые выполнить любое его желание. И если б он сейчас попросил достать с неба луну, то эти люди тут же, не думая, помчались бы исполнять его просьбу. 
В этот день все вельможи страны собрались во дворце, это были сильные мира сего, учёные, мыслители, поэты, словом, все подданные, обиравшие империю. Придворные министры, эмиры и другие заняли свои места согласно своему рангу и статусу.
Путешественника посадили слева от султана. Гости, не спеша, опустошали тарелки и кувшины, вместо которых заносили новые. Султан исподлобья наблюдал за всем ленивым взглядом, который говорил о том, что ни один из сидевших за столом его не интересовал. 
У султана почему-то не было настроения. Вчерашний случай в мечети, конечно, впечатлил его сильно, но в то же время задел его царскую гордость. Пользуясь случаем, под предлогом званого обеда в честь путешественника, он намеревался проучить шейха Хисомиддина аль Ёгий. 
Верно, что шейх никогда не переступал порог его дворца. Никогда не косился на подарки султана. Алоуддин Тармаширин прекрасно понимал, что, если б он даже расщедрился и предложил шейху всё царство, то тот всё равно отказался бы. Вот в этом и было преимущество шейха.
Зная дружбу шейха с путешественником, он надеялся увидеть его в своём дворце. Но от него не было никаких вестей. Султан отправил к нему гонца.
Когда гонец вернулся и передал султану ответ шейха, тот аж посинел от гнева. Бросил орлиный взгляд по сторонам. К счастью, никто кроме него не услышал слова гонца, и даже путешественник, который сидел рядом с ним. 

Прося передать султану причину своего отказа прийти на званый обед, Хисомиддин аль Ёгий сказал: «Банкет правителя для таких людей как я запрещён шариатом. Это благодеяние для толпы. Ибо только ей нужны такие праздники. Поэтому она прощает ему все грехи. Но Аллах не простит, поэтому такие как я брезгуют костью, брошенной собакам. Поэтому они не преклоняют головы, даже если сами бедные. Передайте султану, что по этой причине я не смогу присутствовать на званом обеде, потому что пятьдесят лет назад я поклялся перед Аллахом, что не буду есть грешную еду и надевать грешную одежду. 
Алоуддин Тармаширин не знал, как поступить. А что делать? Какое же ему придумать такое наказание шейху, у которого кроме залатанного стёганого халата на плечах, ничего не было? Стоило ему подать знак, как его рычащие псы – мальчики на побегушках принесут ему его голову!
Нет! Султан Алоуддин Тармаширин никогда такого не допустит. Ведь, слывший справедливым и гуманным правителем, он не смог бы так поступить.
Султан тяжёлым взглядом оглядел сидевших, словно незнакомцев.
Он был занят мыслями, ударившими в голову как молния.
«Эти люди, ведущие праздный образ жизни, на пути своих интересов не отступающие ни перед чем, готовы лизать твою пятку ради маленького подарка. Как же велик и могуч крошечный старик шейх по сравнению с этими негодяями, – думал султан. – А что же я? Какой же из меня справедливый царь?! Разве ложь, что я за счёт тяжёлого налогового бремени, которое испытывает народ, трудясь в поте лица, кормлю вот этих дармоедов? Нет, нет. Шейх абсолютно прав, даже если он скажет что-то сильнее тех слов упрёка. Но почему же я не могу понять, каким образом часть моего султанского статуса превращается в кормушку для паразитов…»
Чёрные мысли одолевали султана. Он помрачнел. Насупил брови. 
Его настроение почувствовали все вокруг, они перестали жевать и вовсе прекратили есть.
Путешественник чутко и с осторожностью наблюдал за всеми.
Султан взял в руки большой кусок мяса, который лежал на блюде перед ним, и резко швырнул его вниз:
– Ну-ка, ловите!
Все сидевшие внизу растерялись, не знали, что делать. Все прекрасно понимали, что, если мясо упадёт на землю, султан ещё пуще рассердится. 
Некоторые вельможи, неуклюжими движениями всё-таки проявили ловкость. Они бросились ловить летящий в воздухе кусок мяса, но оно досталось только одному. Все одинаково обрадовались и громко выразили свой восторг.
Все стали восхвалять того, кто поймал тот кусок:
– Молодец, Бургубек!
– Вы это заслужили!
– Слава султану! 
– Да, здравствует наш султан!
– Долголетия нашему султану!

Постепенно ко всем снова вернулось хорошее настроение. Все заговорили, зашевелились и вновь с радостью принялись трапезничать. 
Алоуддин Тармаширин, поднимая левую руку, жестом велел всем замолкнуть. Затем сказал много добрых слов в адрес марокканского путешественника Шамсиддина Абу Абдуллоха ат-Танжий, который уже более пятидесяти дней пребывает в их стране. В завершение своих слов султан добавил, что в знак уважения к такому человеку, он дарит ему две лошади и два верблюда.
Путешественник встал с места и поклонился. Все захлопали в ладоши, чествуя султана. 
Наконец султан, встав с места, снял с себя норковую белую шубу и своими руками накинул её на плечи путешественника.
Со всех сторон доносились хвалебные слова:
– Поздравляем!
– Браво, хвала нашему султану!
– Да здравствует наш султан!
Султан снова жестом утихомирил гул. Приготовившиеся вспорхнуть птицы, вновь залезли в свои гнёзда.
Желая путешественнику доброго пути, султан, слегка улыбаясь, сказал:
– Уверен, вы ещё побываете во многих землях, где обязательно спросят про нас. В такие моменты я бы хотел, чтобы вы сказали, что в моём царстве есть могущественные люди, которые могут отвергнуть даже приглашение султана. И если спросят, в чём их могущество, скажите, что их сила в их честности и добродушии. Если вы расскажете об этом, то другие народы сделают для себя соответствующие выводы о нашем величии и могуществе.
Султан опустился на трон и, исподлобья наблюдая за округой, облокотился на мягкую подушку.
Раскланявшись, путешественник занял своё место. Окружение султана громко и эмоционально выражало свой восторг. Бедняги, их мысли были заняты только едой, они даже не понимали, чему радовались. Весь смысл их жизни состоял в том, чтобы понравиться султану, поднять ему настроение. Всё остальное их не интересовало. 
Банкет продолжился до утра. 
На рассвете путешественник собрался в путь. 
Он думал о бескрайних океанах, неизвестных ему городах и странах. 
А ведь и в самом деле, позже этому неугомонному человеку посчастливилось повидать даже самые далёкие страны, расположенные на краю света.
И где бы он ни был, всё время вспоминал и как сказку рассказывал, всё что видел. Это был марокканский путешественник Ибн Баттута. 

Перевод с узбекского Лиры Пиржановой