Первый конверт Романа Сенчина

Анекдот про три конверта помните? Стало быть, обойдемся без преамбулы.
Роман Сенчин вскрыл первый конверт – опубликовал в «Известиях» статью «Нечитабельные блохи» с драматическим подзаголовком: «Чем опасна для писателя и читателя уничижительная критика».
Помню, пел Р.С. совсем другие песни: «Сегодняшнего критика, в отличие от советского, никто не боится. Его самая гневная статья не закроет писателю дальнейший путь в литературе» («Питомцы стабильности или грядущие бунтари?», 2010). Или вот: «Герцен сравнил Белинского конца 1830-х годов с Конгревовой ракетой, выжигавшей все вокруг... С одной стороны, образ довольно зловещий, а с другой, – для появления нового необходимо освободить пространство… К сожалению, у нас давно не было таких испепеляющих себя и окружающую заплесневелость фигур, как Белинский» («Конгревова ракета», 2011). 
Ладно, кто старое помянет… Давайте лучше про Сенчина образца 2019 года.

«Сегодня критики у нас, к сожалению, практически нет», – постулирует автор. Стоп, Роман Валерьевич, из-за чего тогда кипеш на палубе? Вы уж определитесь для начала.
Похоже, все-таки есть. Каждое слово «Блох» кровоточит, пульсирует неподдельной болью за коллег, злодейски униженных и оскорбленных злобными злопыхателями: «Специализироваться на отрицательной оценке книг куда легче, чем искать хорошее и, главное, иметь дар заразить книгой читателя». 
Полноте. Отечественная критика как раз не ищет легких путей. Вы что, ни «Медузу», ни «Лиterraтуру» не читали? Там все живут на яркой стороне и ловят позитив, каких бы трудов это ни стоило. И поливают любой неликвид патокой сомнительных комплиментов: «мощнейшая харизма» (Юзефович о Рубанове), «имидж брутальный, взгляд самцовый» (Жучкова о Снегиреве). С каких пор имидж с харизмой числятся литературными достоинствами – право, не знаю…
«На что читатель еще как-то обращает внимание, так это на рецензии откровенно поносные», – причитает Сенчин. Замечу: коли так, то прав читатель. В противном случае ему обеспечен сахарный диабет. Да Сенчину ли не знать? – сам кондитер 6-го разряда. «Отличная, мастерски сделанная беллетристика», – это он про ганиевские «Оскорбленные чувства». Еще бы не мастерски: «крючился», «перекосомучило», «накондыбаренных», «отчертоломивший елдык», «надевает тугое декольте». Надо очень накондыбариться, а после основательно отчертоломиться, чтобы отыскать в перекосомученном тексте признаки хоть какого-то мастерства…

Однако у Р.С. своя система ценностей: «Главным признаком уродства выступают различные стилистические ляпы, смысловые нестыковки, нелепости, неграмотно составленные предложения. Авторы смакуют их, упиваются. Идея произведения, сюжет, интонация чаще всего остаются вне поля зрения».
Хм. Моделируем ситуацию: пришли вы, Роман Валерьевич, в ресторан. Заказали… ну, положим, солянку – всю в золотых медалях жира, с долькой солнечного лимона и черными, цыганскими глазками маслин. А официант принес вам тюремную баланду: в бесцветной жиже плавает подгнивший капустный лист, щепотка перловки да хребет разваренной кильки. За ту же цену. Ваши действия? – правильно, скандал устроите. И по хрену вам будут высокие идеи, что вдохновляли рукожопого повара.
То же с изящной словесностью. Содержание без формы есть убожество, учил Белинский. Критерий отличия литературы и не-литературы один – язык. Сравните, коли не лень, два фрагмента одного и того же содержания. Первый:

«Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно».

И второй:
«Акцентуированные личности с завышенной самооценкой не способны на эмпатию и расценивают окружающих лишь как объекты для манипуляций».
Ну, навскидку – что здесь литература, а что нет?.. То-то же.

И снова к «Блохам»: «Один из современных специалистов по раздаче “черных меток” современной русской прозе учредил целую премию… В номинации “Читатель года” премию он присудил “российской публике”. “Той самой, – уточняет учредитель, – что способна глотать всю перечисленную хрень даже без намека на тошноту”… Хочется заметить, что “публики” у русской литературы почти уже не осталось… Благодаря спискам с хлесткими характеристиками и поносным рецензиям читатель давно от нее отшатнулся».
Такой комплимент дорогого стоит. «Тот-Кого-Нельзя-Называть» – очень лестная характеристика. Тем паче в писательских устах. Впрочем, это попутная песня.

А ежели по делу: последнюю книжку Яхиной читали, Роман Валерьевич? Дрянь несусветная, слезливая бабская проза с претензией на историзм. Под соусом абсолютно ненужной фэнтезятины. С массой фактических ошибок. Ну, и с любезной вашему сердцу «идеей» – правда, в чем она состоит, никто толком не уразумел. «Детей моих» только ленивый не пнул, даром что критика у нас сплошь белая и пушистая. Колобродов: «Издательского проекта здесь больше, чем авторской индивидуальности… Непопадание в жанр, провисание смыслов, концептуальный недобор по очкам». Толстов: «Женская проза, сентиментальная, неглубокая. Идеально приспособленная для разнообразных толкований, премий, но не очень, на мой взгляд, талантливая». Рудалев: «Что-то чрезвычайно искусственное и выморочное». А теперь поинтересуемся тиражами: они из разряда «вам и не снилось». Два издания в течение года; первое – 60 000 экземпляров, второе – 110 000. Хотя, по вашей логике, после литкритических инвектив читатель должен бежать от Яхиной, теряя тапки.

Спрос рождает предложение. Публика, она всегда получает что хочет. Бенедиктова при живом Лермонтове, Асадова при живом Нагибине. И несет себе с базара милорда глупого, что бы там баре ни понаписали. Шибко грамотные, вишь.
А если в общем и целом… Мое мнение, понятно, не в счет, потому что я лицо заинтересованное. Твардовский сгодится? Тогда милости прошу: «Плохие книги не потому плохи, что они плохие, это бы полбеды: они – живучие. Рано или поздно они сойдут со сцены, время их разоблачит, но слишком рано этого не бывает почти никогда, а слишком поздно – почти всегда! И эти книги живут, процветают, приносят гешефты, премии, дачи и огромный вред… В литературном деле едва ли не самое главное – разоблачение плохих книг».

Грех классика дополнять, однако добавлю: и самое безнадежное…
Напоследок еще раз про «Блох». Что во втором конверте, Роман Валерьевич? Кто будет виноват – корректоры, редакторы, PR-менеджеры?
Да черт бы с ним, со вторым. Вскрывайте сразу третий.