Что ищут в США эмигранты со всего мира

«Миша, поздоровайся прежде и представься!», – Элина успела схватить убегающего в другую комнату сына. «Okay, my name is Michael, I’m eleven and I have no life» (Меня зовут Майкл, мне 11 лет и у меня нет жизни). Растянутые улыбки гостей подзадержались на лицах. Никогда не знаешь, чем может удивить подросток, вне зависимости, где он вырос. Но русские дети, выросшие в Америке, удивляют меня постоянно. Русские в Америке – это не национальность, это язык, на котором общаются в семье. Как соседствуют и как взаимодействуют английский и русский в головах у детей-билингвов мне сложно представить, но, если верить ученым, работающим в области нейронауки, психолингвистики и теории сознания, постараться дать своему ребенку 2 языка, которые одновременно станут для него родными – значит обеспечить не самое плохое будущее любимому чаду. И дело тут не только в наличии еще одного источника знаний, но и в том, как работает мозг у таких детей, какие механизмы включаются и какие перспективы возникают.

Пару раз я встречала русских родителей, не желающих учить ребенка русскому не из лени, а из принципа. В «русских-американских группах» на Facebook, где просят совета или делятся своими проблемами, на вопрос: «Что делать, ребенок не хочет учить русский?», можно прочесть: «Вместо русского выучить китайский», «Кому нужен язык, на котором никто в мире не говорит, кроме агрессора и народа-агрессора?», ну и «Дайте ребенку самостоятельно выбрать, чем ему заниматься!»
Что именно думает тот, кто это пишет, и как именно представляет себе ситуацию, при которой в свои 7-10 лет ребенок, у которого вся окружающая среда говорит на английском, захочет взять в руки учебник и начать корпеть над грамматикой, судя по всему, в одиночестве? 
Но таких родителей меньшинство. И если посмотреть на успехи этих людей, чего они сами добились в России и что у них получилось в США, можно сделать все выводы. 
Более того, я слышала, как выросшие дети предъявляли претензии родителям, почему они не знают русского и почему с ними не занимались в детстве. Мне кажется, потому, что так были расставлены приоритеты в семье. На учебу нужно время и терпение, и часто личное время оказывается самой дорогой вещью, которой не каждый родитель готов делиться даже с собственным ребенком. 

Большинство «русских» родителей в Америке все-таки прикладывают усилия, чтобы научить ребенка правильно говорить, читать и писать на русском. Они часто отказываются поддерживать разговор дома на английском, разделяя для ребенка среду – дома общаются только на русском, все предметы, названия, зачастую даже мультфильмы, только на русском. Ставят домашние спектакли, потому как схема «просто найти еще одну русскоговорящую семью, где есть ребенок-ровесник» не работает. 

«Только представь, – рассказывала мне со смехом историю, произошедшую с ее сыном, Лена, – ребенок лето провел в лагере, подружился там с мальчиком и только когда этот мальчик пришел к нам в гости, я выяснила, что это русский мальчик!» Т.е. сами мальчики даже не подумали перейти на «родной» язык, пока общались между собой, при том, что и имена у мальчиков совсем не американские – Дима и Антон, но даже эта деталь никого из них не навела на мысль о русском языке.

Конечно, все усложняется, если один из родителей не говорит на языке, но тогда на помощь могут прийти бабушки и дедушки, к которым отправляют на лето в Россию или в бывшие республики Советского Союза, как на языковую практику. «Слышишь, он говорит по-русски!», – Элина с радостью и гордостью обращает мое внимание на ответы сына, только что вернувшегося из Москвы. 

Живущие в Америке русские бабушки и дедушки также до последнего держат свой языковой форпост, когда в бытовом общении с ребенком сдаются родители и переходят на английский. 
В Бруклине совершенно нормальная ситуация встретить на улице бабушку и внучку, разговаривающих одновременно на двух языках. Бабушка продолжает задавать вопросы и комментировать на русском, внучка отвечает исключительно на английском. Правда, в случае «бабушкиного» воспитания всегда можно понять, кто и сколько усилий приложил к обучению. «Спасибо, я не хочу водичку», – неожиданно отвечает мне довольно взрослый мужик; или: «Да, я буду сметанку». Уменьшительно-ласкательные слова из детства остаются на всю жизнь. На «ты» или на «Вы» также вызывает путаницу. Если ребенок учил русский только в семье, он и при первом знакомстве обязательно перейдет на «ты» совершенно не понимая, прилично это или нет по отношению к незнакомому, взрослому человеку. 
Подросшие молодые люди смущаются, делая подобные ошибки, возможно и поэтому, начиная разговор на русском, сбиваются и быстро переходят на привычный и родной для них английский.

Калька с английского, дополненная русскими ошибками, встречается постоянно. «Где родители, Сема?», – рассказ, который передается в семье друзей из уст в уста. Когда еще активно использовались городские телефоны, позвонил приятель и сын друзей снял трубку: «Папа лежАет, а мама пошел Нью Йорк».
«Имейте хороший день!», – на днях услышала я в телефонной трубке голос Габриэллы, работающей в косметическом салоне. Габриэлла выросла в Америке, она говорит быстро, в ее речи почти нет ошибок, но английские слова, которые используются также и в русском, она произносит с английским акцентом, союз «но» у нее часто заменяется на «but», а неожиданный прямой перевод фразы «have a good day» наводит на мысль, что заканчивая разговор на русском, она уже начинает думать на английском.

Делая ошибки и не отвечая на русском, дети не плохо понимают значения обидных слов. «Dad! Garry call me сволочь for no reason!» (Папа, Игорь назвал меня сволочь без причины!), – еще одна фраза от семьи друзей, где подрастали два мальчика.

Молодые люди не всегда успевают за речью и шутками на русском застолье: «Что, что он сказал?», – взревел Дэвид, когда сидящие за столом оценили папину шутку в адрес сына. «А я говорил тебе, учи русский», – парирует отец и сидящие за столом гости согласно кивают.

Смущаясь по поводу «детского русского», американские дети – а выросшие в Америке русские, без сомнения, считают себя американцами – не сильно переживают по поводу качества школьных знаний или их отсутствия. Русские родители переживают больше. Возможно, виной тому и само школьное образование, планку которого в Америке специально опустили, чтобы не была заметна разница между отстающими и теми, кому учеба дается лучше, ну и сама система сокрытия оценок. Никогда и никому, кроме родителей и самого ребенка учитель не покажет, какую оценку он поставил. Вроде как все на одном уровне и не должно быть ни снисхождения ни «bulling» (запугивания), наказуемой вещи в американских школах. Хотя, как говорили мне американцы, они все всегда знали, кто самый умный, а кто самый тупой в классе, но вслух это никогда не обсуждалось. 

Кроме языковых школ спросом у русских родителей пользуется и русская школа математики, основанная в Америке русской мамой, инженером-механиком из Минска. Рассказывают, что все началось с того, что женщина не выдержала слов сына, вернувшегося из американской школы с вопросом «что делать?», поскольку «учитель предложил разделить 2 на 3, но ведь так цифры не делятся!» В основу обучения в новой школе были положены традиции советской системы образования, при которой математические навыки давались через понимание, а не через запоминание, чем славится американский подход, при котором происходит прямое «натаскивание» на сдачу тестов.

На сегодня это успешная и не дешевая школа, занятия в которой проводятся раз в неделю, а стоит она родителям около $2000 в год, но наши друзья были счастливы, когда русская школа математики открыла свой филиал в штате Мэриленд. Дело в том, что в течение нескольких лет до этого папа, он же – ученый-физик, был вынужден каждое утро самостоятельно придумывать задания сыну по математике и физике, поскольку качество знаний в местной, очень хорошей по всем рейтингам, школе, его сильно расстраивало.

Русская школа математики успешна, существует уже более 20 лет, всего открыто 40 заведений, 15 из которых находятся в штате Массачусетс, где все и начиналось, вот только посещают ее сегодня в большинстве своем китайские и индийские дети. 

«Как ты переходишь с одного языка на другой?», – задала я вопрос своему stepson (пасынок). Joel (Джоел) родился и вырос в Америке, при этом у него отличный русский и легкий, почти незаметный акцент. «Знаешь, я думал об этом. Я не перевожу и не переключаюсь с одного языка на другой. Для меня это как взять еще одну книгу с соседней полки. Меня спросили, когда я устраивался на работу, как я выучил русский? Но я его никогда не учил!»
Это не совсем так, с Джоелом много и подолгу общались на русском, нанимали учителей. 
«Ты звонил дедушке и бабушке?», – муж трогательно относится к родителям. «Звонил», – Джоел тоже трепетный мальчик, – «но на втором вопросе о здоровье дедушка переходит на чеснок! И после – 40 минут про чеснок!» Дедушка у нас доктор наук, и химия питания для него – это вся жизнь. Чеснок вообще отдельный ингредиент, которому свекр посвятил не одну статью и одно стихотворение. На телефоне у Джоела стоит напоминание звонить «grandparents» (бабушка и дедушка) каждые 3 дня, они по-прежнему много говорят на русском. С родителями же парень предпочитает общаться на английском.

Читать и писать – это тоже отдельная тема. Как-то, еще в Москве, я столкнулась в метро с мамой и сыном, американцами русского происхождения, женщина попросила сына прочитать название станции. «Мама, ты же знаешь, я не умею читать по-русски», – довольно громко ответил взрослый человек. 

Но есть и другие примеры: в Нью Йорке я пересеклась с главой одного из русских благотворительных фондов, созданном еще русскими эмигрантами, бежавшими из России после революции. Каждый год фонд проводит благотворительный бал, на который приходят часто уже родившиеся и выросшие в Америке во втором и третьем поколении, наследники именитых фамилий. Они прекрасно образованы, хорошо говорят на русском, некоторые из них отправляют своих детей в танцевальные классы, где их учат, как танцевать вальс, мазурку, полонез и кадриль, танцы, без которых невозможно представить себе историю императорской России. Вообще, рассказы, связанные с «белой эмиграцией», потрясают, когда видишь сколько всего старались сделать эти люди для сохранения русских традиций и для страны, из которой им пришлось бежать. Например, один из благотворительных фондов помощи русским детям, оказавшимся в эмиграции за пределами Советского Союза, был организован в 1926-м году бывшим князем Иваном Енгалычевым, вывезенным из России маленьким мальчиком и получившим образование уже в Америке. С 1991-го года, после распада Советского Союза, фонд открыл филиал в России и начал помогать сиротам, инвалидам и детям из малообеспеченных семей. До сих пор американцы собирают и отправляют деньги в Россию, большинство жителей которой, уверена, даже не догадываются, что из Америки все это время приходит помощь. 

В русском православном храме в Нью Йорке, расположившемся в особняке на углу Парк Авеню и 93 улицы Восточного Манхэттена, можно увидеть старинные иконы, подаренные княгиней Волконской, князем Голицыным и другими представителями русской аристократии. Есть личные вещи, принадлежавшие царской семье и чудом сохранившиеся после их расстрела. Есть уникальные иконы, вывезенные из России священнослужителями в 1919-м и пропутешествовавшие сначала в Сербию, потом Австрию, Германию, Швейцарию и в 1951-м году прибывшие в Штаты. «Эти вещи были вывезены с условием и напутствием, что они обязательно должны быть возвращены на Родину, когда придет время», – рассказывала мне историю храма одна из сотрудниц. «Владыка несколько раз, как монах, приезжал в Советский Союз, смотрел и, с сожалением, понимал, что возвращать эти ценности пока некуда. Знаете, – продолжала рассказывать о храме и прихожанах служащая, – я же еще застала здесь и Владимира Кирилловича Голицына, и княгиню Волконскую. Это были невероятные люди. Воспитанные, интеллигентные, хорошо образованные, они всегда гордились тем, что русские! Прожив всю жизнь на Западе, они сохранили горячую привязанность к своей исторической Родине, воспитывали своих детей внуков в русском духе и в русских традициях. Наш храм находится в этом здании с 1958-го года, и с момента открытия службы не прерывались ни разу. Они всегда молились за Россию». Интересно, что многие представители российской знати, как, например, Великая Княжна Вера Константиновна, до самой смерти так и не приняли американское гражданство. 
Вообще, это, конечно, удивительное чувство, слушать, как берегли и ценили русскую культуру те, кто никогда не был на Родине. И опять же, так странно: «наши» же вроде всегда были «красные…»

Но подобное отношение к языку и традициям все же исключение. Мой преподаватель английского с итальянской фамилией и итальянскими корнями «родной» язык знает на детском уровне: «Я говорил только с дедушкой, приехавшем из Сицилии. Вряд ли это можно было назвать полноценным диалогом». Родители Рэя выросли в Америке, в семье говорили на английском. Отвечая на мой вопрос, учил ли он своих дочерей итальянскому, Рэй пожимает плечами: «Жена говорит прекрасно, а дочери предпочли выучить французский». Жена Рэя также, как и он, выросшая в Америке итальянка, владеет 5-ю языками, сам Рэй хорошо знает французский и немецкий еще со времен университета. Таким образом, итальянский просто перечисляется в общем языковом ряду. «Мне важнее чувствовать себя человеком мира, чем следовать определенной идентичности». «Тогда почему, – не унимаюсь я с расспросами, – рассказывая, как Вы с женой переоборудовали комнаты в купленном доме, построенном еще WASPs (White Anglo-Saxon Protestants, аббревиатура расшифровывается как протестант англосаксонского происхождения), Вы подчеркивали разницу между двумя культурами?» 
Разговор с Рэем о его доме я запомнила хорошо, поскольку именно этот дом в «колониальном стиле» он привел в пример, когда мы обсуждали американскую архитектуру. И я помню, как он описывал проблемы, с которыми они с женой столкнулись, начав в нем жить.
Дословно было сказано следующее: «Ты знаешь, как принимали гостей WASPs? Они подавали только крекеры и джин. Это же не итальянцы, которые сразу зовут за стол, угощают спагетти и переживают, что ты мало ешь. Зачем им большая столовая? Им и стол-то не очень был нужен. Нам с женой пришлось поменять местами гостиную и столовую комнаты. Мы же итальянцы, семья и гости за большим столом, вкусная еда, это важные вещи для нас». Получается, из семьи ушел итальянский язык, но остались традиции и уважение к культуре. 

Теория американской ассимиляции, «плавильного котла» – и неважно, «городской» ли он или «тройственный» (внутри одной религиозной системы) – демонстрирует, как смешиваются нации и расы и рождается новая культура. В разговорах с американцами и эмигрантами мне показалось, что настоящими американцами ощущают себя те, кто вырос в этой стране. Но сколько должно смениться поколений, чтобы произошло полное смешение с отказом не только от языка, но и от традиций? И если так хочется быть человеком мира, тогда почему с таким энтузиазмом американцы плюют в пробирки, сдавая тест ДНК, дабы выяснить, откуда именно пришли их предки?