Как «вежливые люди» освобождали Смоленск

365 лет назад русское войско окончательно возвратило Смоленск Московскому царству. Важную роль сыграли и военное мастерство наших воевод, и бушующее на Украине восстание Хмельницкого, и очень взвешенная политика царя к освобождаемым смолянам. Но, пожалуй, самое главное – жители древнего русского города всегда ощущали себя русскими людьми, и в седой древности, и сейчас. Что бы на этот счет ни говорили «свидомые» прозападные марионетки всех мастей – и «незалежно-украинского», и белорусско- (точнее, литовско-) «змагарского» пошиба.

Первое упоминание о Смоленске датируется еще IX веком – уже тогда он был крупным городом, центром племенного союза славян-кривичей, с которым далеко не всегда рисковали связываться хоть киевские, хоть новогородские, хоть варяжские князья. 
Впрочем, князю Олегу, знаменитому победителю Царьграда в 907 году, удалось присоединить город к Киевской державе. Хоть и больше дипломатическим путем, пусть и с демонстрацией военной силы, не прибегая к захвату на грани геноцида. Как, например, во время войны княгини Ольги с древлянами, когда их столица Искоростень была сожжена, а большая часть населения убита или обращена в рабство.
Конечно, наступившая уже фактически после смерти Ярослава Мудрого феодальная раздробленность Руси сделала возможным говорить о ней как о едином государстве разве что условно. Хотя, с другой стороны, Русью, хоть и раздробленной на «самостийные» княжества, все равно правила «номенклатура» княжеской династии Рюриковичей, не допускавшая до княжения в уделах представителей чужих элит. Так что хоть и враждуя друг с другом, эти «дальние родственники» все же чувствовали себя именно русскими князьями. В том числе и те из них, кто занимал Смоленский «стол».
Указанный менталитет сохранился в Смоленске, даже несмотря на татаро-монгольское иго. Пусть ханы Золотой Орды и очень удачно применяли в своей политике в отношении покоренных народов известный еще с времен Древнего Рима принцип «разделяй и властвуй!», древний город отнюдь не рвался на вольные хлеба, точнее, в сферу влияния «благословенного Запада».
Аннексия княжества произошла лишь в начале 15 века. Да и то, не столь уж «рафинированными западниками», а на тот момент все еще колеблющимися между католическим и православным миром, не считая все еще влиятельного язычества, литовскими князьями. Удалось это сделать благодаря отнюдь не государственнической политике не очень достойных потомков победителя Куликовской битвы князя Дмитрия Донского, позволивших литовскому князю Витовту установить свой суверенитет над Смоленском. 
Хотя и в той ситуации больше сыграли роль второстепенные моменты – независимость княжества поддерживал давний соперник Москвы Олег Рязанский, а князь Московский Василий Дмитриевич был женат на дочери Витовта и не захотел воевать против тестя и союзника.

***

Так или иначе, в 1404 году Смоленск захватили литовцы, впрочем, лишь благодаря предательству части местных бояр. А большая часть местного населения, включая обычных горожан, ремесленников, купцов, части дворян даже еще в 1440 году подняло против завоевателей массовое восстание, самими же карателями позже названное «великой замятней». 
Увы, в то время в Московском княжестве шла ожесточенная борьба за власть, по сути – полноценная гражданская война, и патриотический порыв смолян так и не был поддержан московским войском. 
Последнее, после ряда безуспешных войн с Литвой, в 1514 году (пусть и после третьей попытки в ходе войны) заняло город. Правда, 110 лет литовского владычества успели несколько «развратить» местные элиты и части их вскоре захотелось обратно, к привычным шляхетским вольностям Литовского княжества. Мало чем отличавшихся от анархического разгула польской шляхты, «глубоко имевшей в виду» даже собственного короля.
Но тут уж удачно сработала русская контрразведка – верхушке заговора избирательно снесли голову (в прямом смысле слова), и ситуация быстро устаканилась. Подтверждением чего стала героическая оборона Смоленска практически всеми его жителями в Смутное время – целых 20 месяцев, с 1609 по 1611 годы. 
В конце концов значительно превосходящие силы поляков смогли взять город, но столь дорогой ценой, что их победа стала в полном смысле слова пирровой. Поскольку им пришлось обменять захват одного, пусть и важного города, на контроль над всем Московским царством – не имея возможности оказать помощь осажденным в Кремле полякам и доморощенным предателям-«семибоярщине». Так что тем, в конце концов, пришлось капитулировать перед ополчением Минина и Пожарского.
Семибоярщина, впрочем, довольно скоро смогла взять реванш, усадив в 1613 году на трон сынишку одного из своих главных деятелей, будущего патриарха Филарета (Романова) – Михаила, вместе с родственничками отсиживавшегося от народного гнева в Кремле под защитой польских штыков. Но отдавать русскую землю под контроль польских магнатов и стоящего за ними Папы Римского не захотели даже эти предатели, предпочтя властвовать самостоятельно.

***

Тем не менее, Смоленск для России вновь был потерян: по условиям Деулинского перемирия с поляками от 1618 года. Кстати, на этот раз панове решили не церемониться и оттяпали богатый и важный регион сразу в свою пользу, не считаясь с национальной гордость своих стратегических союзников по Речи Посполитой – Великого Княжества Литовского. 
Так что смоляне попали уже под иго даже не полуправославных (по доле в рядах местной шляхты), а откровенных и радикальных католиков, рьяно проводивших политику решительного наступления на «схизматиков», к числу которых относились православные русские, украинцы и белорусы.
Конечно, польский король предпочитал действовать методом не только кнута, но и пряника. То есть не только ущемлял права православных верующих, открывая в Смоленске даже не столько замаскированно-паписткие униатские приходы, а учреждая там полноценную католическую архиепископию. Но при этом потрафлял вкусам местных тогдашних «либералов», даровав городу «Магдебургское право», широкое городское самоуправление, иллюзию «торжества правового государства», на которую так падки либералы и современные тоже.
Но оказалось, что смоляне, в отличии от современных прозападных либералов, оказались малочувствительными к завораживающему блеску вышеупомянутых «30 сребреников», не желая продавать за них свою веру и русскую душу. Поэтому, несмотря на все «передовые европейские вкусности», подавляющее большинство местного населения все равно тяготело к Русской державе. Отчего последняя и не оставляла намерений вернуть отторгнутый от нее поляками Смоленск.

***

Первая такая попытка – увы, неудачная – была предпринята в 1634 году войсками под командованием героя обороны города двумя десятилетиями раньше, воеводы Шеина. Несмотря на умелое командование авторитетного полководца, к стенам города вскоре подошла польская армия под командованием самого короля. После этого русские войска стали уступать вражеским по численности в разы, а ведь несколько тысяч поляков находились и внутри крепости, брать которую пришлось бы с огромными потерями.
Шеин попросил у Москвы разрешения отступить, но тамошние умные головы не нашли ничего лучшего, нежели сначала требовать продолжать войну до победы, а приказ об отступлении дали лишь тогда, когда врагом была перекрыта московская дорога. Окруженному российскому войску, лишенному подвоза боеприпасов и продовольствия, оставалось лишь погибнуть или капитулировать. 
Воевода Шеин, скрепя сердце, выбрал последнее, причем добился от поляков весьма почетных условий. Так, его войска (их оставалось уже всего 8 тысяч против вчетверо превосходящих польских сил) сохранили личное оружие и знамена, даже полевые пушки, хоть и оставили врагу всю осадную артиллерию. 
Вышеупомянутые московские умники во главе с царем Михаилом Романовым, только-только освободившимся от мелочной опеки умершего батюшки, патриарха Филарета, решили тут же «перевести стрелки» за поражение, обвинив во всем героя смоленской обороны. Причем не просто приговорили к смертной казни за измену, но еще и конфисковали имущество у семьи.
Остается лишь радоваться за то, что еще один герой Смутного времени, без преувеличения спавший Россию от гибели, воевода Пожарский, которого тоже хотели послать под Смоленск, как раз серьезно заболел и не смог принять участие в походе. А то, глядишь, «романовская клика» объявила бы «изменником» и его. Ведь известно, что «историю пишут победители», и можно только догадываться, какой бы грязи ни понаписывали в летописях эти шавки о лидере народного ополчения, освободившего Москву от интервентов в 1612 году. 

***

Наконец в 1654 году началась новая «Смоленская война» с Речью Посполитой за освобождение древнего русского города. Можно сказать сразу: ее изначальные условия были намного выигрышнее для русских войск, нежели 20 лет назад. Для начала собственно польским силам в это время было однозначно не до Смоленска – на Украине полыхало мощное восстание против польского гнета под руководством Богдана Хмельницкого. Так что королевская армия, даже еще по численности образца двадцатилетней давности, к городу не могла подойти при всем желании Варшавы.
Защищали же город в основном лишь литовская и местная шляхта, причем серьезно положиться комендант Обухович из 3,5-тысячного гарнизона мог разве что на наемников да считанных фанатичных польских бойцов. Остальные воевали больше для очистки совести, отрабатывая полученные деньги или просто боясь наказания за пацифистские настроения.
Нет, дворяне-шляхтичи и те же наемники были, как-никак, профессионалами военного дела и воевать умели. И решительный штурм русской армии 16 августа отбили с большими потерями, впрочем, для обеих сторон.
Но вот потом для осажденных встал резонный вопрос: а во имя чего продолжать оборону, и есть ли какая-то надежда на победу? Надежды же практически не было никакой – польская армия деблокировать город не могла прийти в принципе, литовская была слишком для этого слаба.
С другой стороны, русские войска пришли не как завоеватели, а именно, как освободители. Горожанам в случае сдачи гарантировалась свобода от принятых на то время победителями массовых грабежей, таких же массовых изнасилований и прочих неприятностей в духе «горе побежденным». 
Но и местной элите царь (уже Алексей Михайлович, куда более мудрый правитель, нежели его батюшка) тоже обещал сохранение большинства их привилегий! Только уже в статусе русских подданных.
Более того, в случае сдачи нежелающим служить русскому царю обещали свободный выход – с оружием, знаменами и прочими атрибутами почетной капитуляции. Чем-то это живо напоминает тактику «вежливых людей» в процессе их помощи населению Крыма в избавлении от украинской оккупации и воссоединения с исторической Родиной. 
Даже в деталях: захотело возвращаться в якобы свою благословенную Речь Посполиту аж полсотни солдат и офицеров гарнизона во главе с комендантом Филиппом Обуховичем. Остальные – и бывшие королевские бойцы, и королевские же чиновники, и местная шляхта – быстро приняли присягу московскому царю и стали служить уже ему. Кстати, в тех же званиях, как и большинство из перешедших на службу России бывших военнослужащих расквартированного в Крыму украинского «вийска».  

*** 

Что ж, воистину «вежливость города берет». Но, наверное, дело не только в такой вежливости и стоящей за ней взвешенно-мудрой политикой высшего руководства государства. 
Куда большее значение имеет и характер той или иной военной кампании. Одно дело, когда речь идет именно об освобождении с целью воссоединения города или региона, население которого в подавляющем большинстве чувствует себя русскими людьми по духу. 
Те же смоляне, 16 августа 1654 года отворившие городские ворота русской армии, изолировав горстку фанатичных пропольских патриотов, не были какими-то там «записными трусами», предпочитавшими лучше сдаться, нежели воевать. 
В Смутное время, например, не только стрельцы воеводы Шеина, но и местное дворянское и городское ополчение защищало город от превосходящих его вдесятеро польских сил на протяжении 20 месяцев! Без малейшей надежды, кстати, и, более того, формально объявленные «предателями» официальной Москвой, где в июле 1610 года пропольская семибоярщина уже захватила власть и требовала от защитников Смоленска сдать город «стратегическому союзнику» из Варшавы.
Но герои предпочли защищать Россию и дальше – до последней капли крови, когда последние защитники города, забаррикадировавшись в древнем соборе, взорвали его вместе с собой и толпами уже торжествующих победу врагов…  
Так что жители Смоленска всегда – и до, и после описываемых событий – готовы были пожертвовать своей жизнью при необходимости. Но только ради подобающей цели! Для защиты интересов действительно своего Отечества, а не оккупантов, сманивающих их посулами «стандартов передовой Европы» в своих интересах.
Тем омерзительнее читать размышлизмы тех же белорусских «змагаров» и поддерживавающих их незалежных «свидомитов» о некой «белорусской принадлежности» Смоленска. При том, что сама эта публика отчего-то упорно понимает эту самую «белорусскость» в виде откровенной литовской, а затем польско-литовской оккупации, чьим символом является даже столь любимый «змагарами» герб Великого Княжества Литовского «Погоня». Хотя ни смолянам, ни большей части вменяемых белорусов эти атрибуты национального порабощения и даром не нужны…            
Как бы там ни было, но с 1654 года древний исконный русский город навсегда стал частью России. Пусть на короткое время и побывав то под наполеоновской, то под гитлеровской оккупацией, но уже на считанные годы или даже месяцы, а не на десятилетия и столетия, как раньше.