Она не утонет?

Трагедия «Курска» в водах Бенилюкса

Фильм Томаса Винтерберга «Курск» (премьера в РФ 27 июня 2019 года), снятый к очередной годовщине трагедии Русского флота в волнах Баренцева моря, вопреки заслуженным ожиданиям, оказался не так уж плох. Именно потому, что это европейское кино. То есть не совсем американское. И хотя знаменитый продюсер «Курска» Люк Бессон уже давно получил голливудскую прописку – фильм отличается.

Во-первых, уважением к флоту. Военному. Что со стороны стран, представивших картину (Бельгия, Люксембург) понятно. Учиться морскому делу резервистам военно-морского флота Бельгии (и, особенно – Люксембурга) лучше на чужих ошибках. Потому что авианесущие победы голливудских фильмов учат только одному – вовремя поднять руки.

Во-вторых, количество штампов «про русских» не зашкаливает. Режиссёр в одном интервью даже признался, что привлекал к работе консультантов, в том числе – служивших на подобных подлодках.
Ну и героизм наших моряков показан, чего не отнять. Поэтому прокатное удостоверение Минкульта было получено без особых проблем. Тем более, что расчётливый Бессон на каждом углу объявил: я снял фильм про «Курск» без Путина.
Что ж, без Путина так без Путина. В отпуске был человек. На момент трагедии...
А вот всё остальное – заставляет. Не может не заставлять. Вновь и вновь переживать события той недели августа 2000 года.
Тем более, что нехитрая интрига фильма сводится к одному: спасут – не спасут? И здесь ничего нового: гуманные военно-морские европейцы (англичане) предлагают русским спасти экипаж лодки (уцелевших) уже через пять минут после взрыва. Русские до последнего упираются (военная тайна), а когда англичан (они же норвежцы) всё-таки пускают к «Курску», уже поздно.
На самом деле было уже поздно, когда начали поиск лодки. Спустя двенадцать часов после трагедии. Но в течение семи часов после взрыва – выживших ещё можно было спасти. Только вот нечем и некому…
И здесь стоит отойти от художественной фабулы и задаться главным вопросом «Курска»: что изменилось за минувшие девятнадцать лет?

С одной стороны изменилось всё: русские военные самолёты закатывают боевиков в песок за тысячи километров от родных аэродромов, «Калибры» бороздят моря и пустыни далеко за горизонтами нашего Отечества, подводные ракетоносцы дырявят полигон Кура на расстояниях, достаточных для Оклахомы или Нью-Джерси.
С другой стороны не изменилось ничего: самолёты, закатывающие боевиков в песок, валятся в море с единственного авианосца РФ, сам авианосец застилает дымом своих угольных котлов половину Атлантики, после чего отправляется в бессрочный ремонт, а подводные лодки (и надводные доки) тонут и горят по-прежнему (гибель гидронавтов «Лошарика» ещё не стёрлась из лент новостей).

К этому можно добавить «нештатные ситуации» с человеческими жертвами на ядерных и неядерных полигонах и много чего ещё. Можно бы и не добавлять. Но когда слышишь очередное «роковое стечение обстоятельств» и «они знали на что идут» от эффективных менеджеров в погонах и без – вспомнить про «Курск» приходится.
Потому что атомная подводная лодка, лёгшая в августе 2000-го на грунт на глубине 108 метров, показала нам на какой глубине лежала и лежит, на самом деле, сама современная Россия.
И дело не в том, что плох нынешний режим, он, возможно, и лучше послебрежневского или ельцинского.
А дело в том, что подводные лодки из ремонта выходят в море с открытыми торпедными люками, а космические корабли на орбиту – с дырками в обшивке. Одни начинают тонуть, другие – терять управление.
И только одно не тонет – эффективный менеджмент РФ. Подрядители работ, распределенцы госзаказов, усвоенцы бюджетов.

И как-то трудно избавиться от ощущения, что даже если мы все утонем, они всё равно всплывут. Со своим барахлишком, яхтами, вкладами. И уже кадры отнюдь не из свежеиспечённого «Курска» Винтерберга, а из классического «Бега» Алова и Наумова приходят на память. С нетонущими-то управленцами.
Так что проблема не в героизме русских, с ним всё в порядке: и чеку из гранаты окруженные террористами в Сирии выдернут, и атомный реактор, умирая, заглушат, и последнее письмо любимой и сыну, задыхаясь в девятом отсеке, напишут.

Проблема в другом: утонет или не утонет сама Россия? Потому что с командой, набранной по принципу «грабь недограбленное» и «перераспределяй недоперераспределённое» – страну с грунта не поднимешь. Да и не для того они в «команду» набрались и в кучу сбились – чтобы страну с грунта поднимать.
А уж умирать-то героически мы умеем, за тысячу лет – ой как научились! И кино про нас снимут – закачаешься! С лучшими актёрами! До слёз! Когда утонем…

Потому что уж очень они нас мёртвыми любят. Как индейцев. Или папуасов. Только с Чайковским и Менделеевым, с ракетами и атомными станциями. Но как индейцев.
И это-то и есть главный вопрос «Курска»: насколько нынешний режим «их», а насколько «наш»?
И нет нам ответа…

На Крымской набережной

А. Фефелову

Плывут Москва-рекой трамвайчики,
Играют солнечные зайчики,
И аккуратные лужайчики
Стрижёт узбек.

Остались в прошлом каравайчики,
Трактиры, бани, балалайчики...
Железный век

Идёт путём своим, не спросится,
И по волнам пустынным носятся
Тоска, печаль и миноносица
– Совсем одна.

Все миноносцы пали в омуты,
Лежат, уста стальные сомкнуты,
И пушки длинные, как комнаты,
Глядят со дна.

Империя лежит, ей дремлется.
Родная, с чернозёмом, землица
Горчит в горсти.

Уже последнее отъемлется,
И нету ни царя, ни кремлинца
Сказать: прости.

Играй же потихоньку вальсами,
Горилкой, газом, аусвайсами,
Моя страна!

Умрём, сказать «спасибо» некому,
Наверно и живём поэтому,
Ведь ты – одна.

2010 год