«Я живу в Царском Селе…»

«Минувшее проходит предо мною…» О нет, я, конечно же, ещё не так стар, как пушкинский Пимен, тем не менее, отдельные события моего детства и юности вспоминаются теперь всё чаще. Одно из подобных воспоминаний – поездки школьником в Ленинград.
Абсолютно справедливо утверждают, что Северная столица хороша во всякую пору. Но особое впечатление она произвела на меня зимой. Как-то мы с родителями поехали на автобусную экскурсию в город Пушкин. Январский день уже клонился к сумеркам, парки были занесены снегом, чёрные силуэты огромных ветвистых деревьев и позолоченные купола казались нарисованными на сером небе. А посещение музея «Лицей» и мемориальной пушкинской дачи состоялось вообще затемно… 

В середине февраля 1831 года в московском храме «Большое Вознесение» у Никитских ворот состоялось венчание Александра Сергеевича Пушкина с красавицей Наталией Николаевной Гончаровой. Первые несколько месяцев молодые прожили в доме Хитрово на Арбате, но уже тогда у поэта созрело твёрдое решение переселиться в Петербург. 
«Я не люблю московской жизни, – признавался он ещё до женитьбы своему близкому другу П.А. Плетнёву. – Здесь живи не так как хочешь – как тётки велят. Тёща моя – та же тётка». И в другом письме, в марте: «Знаешь ли что? мне мочи нет хотелось бы к вам не доехать, а остановиться в Царском Селе. Мысль благословенная! Лето и осень таким образом провёл бы я в уединении вдохновительном, вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний и тому подобных удобностей. А дома, вероятно, ныне там недороги: гусаров нет, Двора нет – квартер пустых много. С тобою, душа моя, виделся бы я всякую неделю, с Жуковским также – Петербург под боком, – жизнь дешёвая, экипажа не нужно. Чего, кажется, лучше? Подумай об этом на досуге, да и перешли мне своё решение». 
Плетнёв полностью одобрил пушкинский план, и Александр Сергеевич стал торопить его нанять ему «фатерку» – на любой из царскосельских улиц, тёплую и с особым кабинетом. Когда подходящая квартира была, наконец, найдена, Пушкин с супругой уехал из Москвы. В столице они остановились в Демутовом трактире на Мойке, но уже через неделю (25 мая) перебрались в Царское. А 1 июня поэт сообщал князю П.А. Вяземскому: «Я живу в Царском Селе в доме Китаевой на большой дороге». 

Дом Китаевой 

Одноэтажный деревянный особнячок, где поселились Пушкины, стоял на углу двух улиц – Колпинской и так называемой Кузьминской дороги. 
Он был совсем новым, выстроенным по распоряжению императора Николая I для его камердинера Якова Китаева. Проект выполнил архитекторский помощник В.М. Горностаев. Впрочем, Китаев недолго оставался здешним владельцем, в 1830-м он умер, и всё имущество отошло к его вдове, Анне. 
Дом с самого начала получился вместительным. В одной его части, что выходила на Колпинскую улицу, было четыре комнаты. В другой, смотревшей на Кузьминскую дорогу, – шесть. В каждой имелся отдельный вход со двора. На открытую веранду с колоннами попадали из палисадника, а также из гостиной – самой большой комнаты необычной овальной формы. 
Александру Сергеевичу жилище это чрезвычайно нравилось. Было приятно и ново после кочевой неустроенной холостяцкой жизни, скитаний по гостиницам, трактирам, обрести свой уютный семейный угол, свой обед на столе, – одним словом, дом.
Разместили мебель, повесили гардины. Пришёл из Москвы обоз с сундуками и книгами. В мезонине Пушкин устроил для себя кабинет. Там было уединённо, просторно, солнечно. В той комнате, где работал, поэт не любил никаких украшений, даже гардины не позволил повесить. В кабинете стоял диван, большой круглый стол с чернильницей и бумагами, на маленьком столике – графин с водой, которую специально носили из фонтана «Лебедь», лёд, банка с крыжовенным вареньем и повсюду книги – на столе, на полках и даже на полу. 

Дом Китаевой. Кабинет Пушкина

Пушкин очень много времени проводил в мезонине, а Наталии Николаевне полюбилось сидеть в гостиной за маленьким столиком и читать либо вышивать. 
Они вдвоём обедали, вдвоём ходили гулять. Их часто встречали в аллеях Екатерининского и Александровского парков. «Многие ходили нарочно смотреть на Пушкина, как он гулял под руку с женою, обыкновенно около озера. Она бывала в белом платье, в круглой шляпе, и на плечах свитая по-тогдашнему красная шаль», – вспоминал современник.
Пушкин был знаменит, восемнадцатилетняя Натали необычайно красива. Понятно, что их появление в парках привлекало всеобщее внимание. 
Между тем уединённая размеренная жизнь, так нравившаяся поэту, продолжалась недолго. До Петербурга добралась страшная «индийская гостья» – холера. Царское Село, куда ещё не проникла эпидемия, оцепили карантинами. Выезжать и въезжать дозволялось лишь по особому разрешению. Письма приходили обколотые и прокуренные. И вот новость – спасаясь от холеры, Николай I и его Двор, перебрались из Петергофа в Царское. В начале июля Пушкин с некоторой досадой сообщал Плетнёву: «Двор приехал, и Царское Село закипело и превратилось в столицу». 
Всюду теперь видны были шитые золотом мундиры, роскошные туалеты знатных дам, а в парковых аллеях прогуливались не только простые смертные, но и само Августейшее семейство. 
Государя и государыню поэт с супругой встречали неоднократно. Красота Наталии Николаевны сразу же была замечена. Ольга Сергеевна Павлищева, сестра Пушкина, писала мужу: «Моя невестка очаровательна; она вызывает удивление в Царском, и императрица хочет, чтобы она была при Дворе». 
Да и на Пушкина обращено было внимание. Как-то Николай спросил его, почему тот не служит. Поэт ответил, что готов, но, кроме литературной службы, не знает никакой. Тогда царь предложил ему должность историографа – ту, что ранее занимал покойный Карамзин. Должность была почётною, давала постоянное жалованье – пять тысяч рублей в год. А Пушкин был небогат, жил своим трудом и теперь, женившись, особенно нуждался в средствах. К тому же – что особенно привлекало – открывался доступ во все государственные архивы и появлялась возможность писать «Историю Петра I», о чём Пушкин мечтал. «Нынче осенью займусь литературой, а зимой зароюсь в архивы, куда вход дозволен мне царём», – сообщал поэт друзьям. 

Итак, Александр Сергеевич ждал осени, когда ему очень хорошо работалось. К тому же он надеялся, что в эту пору Царское Село опустеет и вновь превратится в спокойный городок, ибо холерная эпидемия шла на убыль.
Между тем среди великосветской публики имелись люди, с которыми приятно было встретиться и потолковать по душам. 
Во-первых, приехал Василий Андреевич Жуковский, которому, как воспитателю наследника престола, Великого князя Александра Николаевича, отвели комнаты в Александровском дворце. 
«Пушкин мой сосед, – рассказывал поэт в письме А.И. Тургеневу. – Жёнка его очень милое творение. И он с нею мне весьма нравится. Я более и более за него радуюсь тому, что он женат. И душа, и жизнь, и поэзия в выигрыше». 
Приехала и приятельница Пушкина – фрейлина императрицы, смуглая, черноглазая красавица Александра Осиповна Россет, «черноокая Россети», как именовал её поэт. Он ценил в ней здравый ум, простоту, образованность. Любил с ней беседовать, читал свои стихи. 

А.О. Смирнова-Россет (худ. О.А. Кипренский)

Почти каждое утро Россет заходила в домик Китаевой, нередко и обедала у Пушкиных. Ей запомнились зелёные щи с крутыми яйцами, большие рубленые котлеты со шпинатом или щавелем, на сладкое – варенье из белого крыжовника, каковое поэт предпочитал всем иным. 
Наталия Николаевна при разговорах о литературе, как правило, не присутствовала, и чтобы развлечь скучающую женщину, Россет возила её по вечерам кататься на придворных дрожках. Александра Осиповна рассказывала о светских развлечениях и, глядя на оживившееся лицо госпожи Пушкиной, с грустью думала: «Ужасно жаль, что она так необразованна». 
Среди пушкинских гостей можно было видеть и начинающего писателя Николая Васильевича Гоголя – молодого, худощавого, застенчивого, с оригинальным остроносым лицом. 
Плетнёв писал о нём Пушкину ещё на исходе февраля 1831-го: «Надобно познакомить тебя с молодым писателем, который обещает что-то очень хорошее. Ты, может быть, заметил в Сев. цветах отрывок из исторического романа, за подписью оооо, а также в Литературной газете Мысли о преподавании географии, статью: Женщина и главу из малороссийской повести: Учитель. Их писал Гоголь-Яновский. Он воспитывался в Нежинском Лицее Безбородки. Сперва он пошёл было по гражданской службе, но страсть к педагогике привела его под мои знамёна: он перешёл также в учители. Жуковский от него в восторге. Я нетерпеливо желаю подвести его к тебе под благословение. Он любит науки только для них самих, и как художник готов для них подвергать себя всем лишениям. Это меня трогает и восхищает». 
Гоголь и сам, едва приехавши в Петербург из родной Васильевки, мечтал познакомиться с Пушкиным. Однако встреча состоялась только в мае 1831 года, на квартире у Плетнёва. А далее – Царское Село. 
На тот момент Николай Васильевич занимал должность учителя истории в младшем классе женского Патриотического института, одновременно давал частные уроки. Но холерная эпидемия заставила его покинуть столицу и взять место гувернёра при юном сыне князей Васильчиковых, живших на даче в Павловске. 
Однажды сюда приехал погостить родственник Васильчиковых, дерптский студент, будущий писатель Владимир Соллогуб. Со слов своей тётушки, Александры Ивановны он узнал, что при больном сыне её Васеньке состоит в учителях некто Гоголь, большой любитель словесности и сам кое-что пописывающий. 
Тётушка предложила взглянуть на учителя. 
В детской за столом сидел молодой человек, а подле него больной Васенька. Указывая на картинки, разложенные на столе, учитель говорил:
– Вот это, душенька, баран, понимаешь? Баран – бе, бе… Вот это корова. Му, му… 
И очень искусно подражал голосу животных. 
Соллогуб поздоровался и поспешил уйти. Ему стало не по себе. Юный князь Васильчиков страдал слабоумием, и учитель был при нём почти что нянькой. Но Гоголь столь нуждался тогда в деньгах, что соглашался на такую жалкую долю! 
По вечерам, освободившись от своих гувернёрских обязанностей, он надевал единственный парадный сюртук и шёл к Пушкину. Павловск от Царского Села отделяло всего четыре версты, и для Николая Васильевича, привыкшего к пешим прогулкам, они казались сущей безделицей.
В гостиной они обычно не задерживались – присутствие Наталии Николаевны стесняло Гоголя, и Пушкин уводил гостя к себе в кабинет. 
А после того, как в Царское перебрался Двор, Гоголь и Пушкин стали встречаться и у Жуковского в Александровском дворце, и у Россет, жившей вместе с другими фрейлинами внизу Камероновой галереи. Александре Осиповне, кстати, Гоголь весьма нравился. Его своеобразный выговор и взбитый хохол напоминали детство. Россет родилась и провела ранние годы на Украине, в имении своей бабушки. 

Гоголь, Жуковский, Пушкин в Царском Селе (худ. П.И. Геллер)

«Всё лето я прожил в Павловске и Царском Селе, – писал Гоголь другу А.С. Данилевскому. – Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я. О, если бы ты знал, сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей. У Пушкина повесть, октавами писанная: Кухарка, в которой вся Коломна и петербургская природа живая. – Кроме того сказки русские народные – не то что Руслан и Людмила, но совершенно русские. Одна даже писана без размера, только с рифмами и прелесть невообразимая. – У Жуковского тоже русские народные сказки, одне экзаметрами, другие просто четырёхстопными стихами и, чудное дело! Жуковского узнать нельзя. Кажется, появился новый обширный поэт и уже чисто русский. Ничего германского и прежнего. А какая бездна новых баллад! Они на днях выйдут». 
Конечно, собираясь, толковали не только о литературе, но и о последних политических событиях: холере, польском восстании… 
Тем временем близилась осень, и 15 августа Гоголь уехал в Петербург хлопотать об издании первой книжки «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Вскоре Пушкин сообщил ему: «Жуковский расписался; чую осень и собираюсь засесть». 
Между двумя поэтами начался своеобразный турнир – оба писали сказки. Александр Сергеевич сочинил «Сказку о царе Салтане, о сыне его, славном и могучем богатыре Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебедь». Жуковскому же он отдал свою запись народной сказки, сделанной в псковской деревне, и Василий Андреевич на её основе сочинил «Сказку о царе Берендее». 
Пушкин работал усиленно, писал новое, приводил в порядок старое, написанное ранее. Написал «Письмо Онегина к Татьяне», чтобы завершить наконец свой многолетний труд – роман «Евгений Онегин». Начал роман «Рославлев» из времён Отечественной войны 12 года и «Роман на Кавказских водах». Подготовил к печати и отправил в Петербург с Гоголем «Повести Белкина». Дал посмотреть Жуковскому то, что сочинил прошлой осенью в Болдине: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы», «Домик в Коломне». 
…Поздним вечером весь городок затихал, погружался в сон и домик на Кузьминской дороге, и лишь окна его мезонина долго были освещены. На столе у поэта горели свечи. Он работал. До утра.  

А едва предоставлялась возможность, Александр Сергеевич спешил в бесконечно дорогой ему Лицей. Здесь его встречали восторженно. «Как всегда водилось, – рассказывал один из лицеистов, впоследствии академик Яков Грот, – когда приезжал кто-нибудь из наших «дедов», мы его окружили всем курсом и гурьбой провожали по всему Лицею. Обращение его с нами было совершенно простое, как со старыми знакомыми; на каждый вопрос он отвечал приветливо, с участием расспрашивал о нашем быте, показывал нам свою бывшую комнату и передавал подробности о памятных ему местах… Он присутствовал у нас на экзамене из истории». 
Тишина, уединение и «милые воспоминания» долго удерживали Пушкина в ту осень в Царском Селе. Опустели расцвеченные всеми оттенками багреца и золота парки, а его всё ещё видели гуляющим около озера. Он бродил по дорожкам и задумчиво ворошил своей толстой палкой облетевшую листву. 
Приятным сюрпризом стало получение только что отпечатанных гоголевских «Вечеров…» Самые первые экземпляры писатель отправил Пушкину, Жуковскому и Александре Осиповне Россет – «с сентиментальной надписью». 
Нужно отметить, что Николай Васильевич очень скучал по всем ним, жалел, что счастливые минуты столь скоротечны. «Но и теперь ещё половиною, что половиною? Целыми тремя четвертями нахожусь в Павловске и Царском Селе. В Петербурге скучно до нетерпимости». И тем радостнее был для него пушкинский отзыв в виде письма издателю «Литературных прибавлений к “Русскому инвалиду”». 
В 20-х числах октября супруги Пушкины переехали в столицу. Более поэт в Царском Селе не жил; бывал лишь наездами.

Когда въезжаешь в нынешний город Пушкин по шоссейной дороге, то у Египетских ворот видишь памятник поэту работы скульптора Л.А. Бернштама. А от этого монумента Дворцовая улица приводит к бывшему домику Китаевой. 

Памятник Пушкину у Египетских ворот

Он почти не изменился. Лишь при последней его владелице – жене статского советника О.В. Ивановой – фасад с обеих сторон был увеличен на два окна, а также застеклена веранда. В 1910 году Иванова дала согласие на установку по фасаду со стороны Колпинской (ныне Пушкинской) улицы мраморной мемориальной доски с золочёной надписью: «В этом доме жил А.С. Пушкин с 25-го Мая по 20-е Октября 1831 года». 
А в декабре 1958-го, после частичного освобождения дома от жильцов, здесь открылся литературно-мемориальный музей «Дача А.С. Пушкина». Когда же дом был окончательно расселён (1976) здание капитально отреставрировали и к имеющимся четырём интерьерам – гостиной, столовой с буфетной, спальне – были прибавлены будуар Наталии Николаевны и кабинет поэта в мезонине. В комнатах же, пристроенных позже новыми хозяевами дома, развёрнуты экспозиции, посвящённые Н.М. Карамзину и В.А. Жуковскому, чьи жизнь и творчество также неразрывно связаны с Царским Селом.