Финская война: историческая ошибка или законное право СССР?

80 лет назад, 30 ноября 1939 года, начались боевые действия между советскими и финскими войсками. В либеральной трактовке – «советская агрессия против мирной и нейтральной Финляндии». На деле – закономерный исход откровенно антисоветской и великодержавной политики финских буржуазных элит. Которые, несмотря на фактически построенную Российской империей финскую государственность, данную большевиками независимость, все равно рассматривали Москву как врага.  

Действительно, ныне любой мало-мальски либеральный источник – что чисто западного, что якобы российского прозападного происхождения – полон оценок советско-финской войны 1939-40 годов исключительно как «попытки Сталина лишить маленьких, но гордых финнов их государственности».
Но ведь эта самая государственность появилась у представителей данного народа лишь благодаря русским! Потому как с XII века (когда социальная организация местного населения исчерпывалась разве что родоплеменным строем) и до 1809 года, когда российская армия отобрала Финское герцогство у Швеции, ни о какой «державности» финнов речи не было и в помине! 
Ситуация там живо напоминала таковую на южном побережье Прибалтики – на территориях, ныне принадлежащих тоже «маленьким, но гордым» Латвии и Эстонии. Где местное населения тоже находилось в положении бесправных крепостных и рабов у пришлой элиты – будто то немецкого или шведского происхождения.
Так и в Шведской Финляндии городское население состояло преимущественно из шведов, они же составляли местную знать, администрацию, вооруженные силы. Государственный язык тоже был лишь один – шведский.
А вот под властью Российской империи Великое Княжество Финляндское получило небывалую (не только для Швеции, но и России) автономию – прекрасные условия для превращения действительно в финскую по сути территорию. Уже при Александре II финский язык стал государственным, наряду, правда, со шведским. Стала развиваться письменность, литература, национальная культура. 
Да и законодательство ВКФ было во многом отличным от общероссийского. Недаром на границах с княжеством процветала контрабанда (пошлины на иностранные товары очень разнились к радости контрабандистов), а, скажем, российские революционеры часто предпочитали скрываться от жандармов именно здесь, так как местная полиция была к ним намного лояльнее.

***

Но, как водится, за фактическое создание условий для расцвета финского самосознания местные национальные элиты предпочли при первом же удобном случае объявить Россию «угнетательницей» и «расплатились» с ней не просто требованием полной независимости, но и последующей откровенно враждебной политикой. 
Впрочем, в этом финны были далеко не оригинальны – точно также в 1917-18 годах действовали и прочие «маленькие, но гордые». Грузины, которым россияне «сложили по кусочкам» «лоскутное одеяло» их «державности» из больше, чем десятка грузинских княжеств, да еще находившихся под протекторатом разных мощных соседей. Украинские националисты, чья «ненька» до вхождения в состав Московского царства превратилась в Руину, за которую спорили Польша и Османская Порта. Ну и так далее.
Разница была разве что в том, что финские националисты имели гораздо лучшие «стартовые условия». Им ведь не пришлось наспех создавать всякие там «Центральные Рады» – собственный Сенат с немалыми полномочиями появился у них еще при царе. И независимость их признало правительство Ленина в конце 1917 года. Конечно, рассчитывая на то, что собственно финский пролетариат сможет образовать там социалистическое государство. 
Но, увы, местная национал-буржуазия, при поддержке Швеции и Германии финских большевиков «переиграла». А у молодой Страны Советов на то время просто не было достаточно ресурсов, чтобы эффективно помочь всем союзникам – и тем же финским коммунистам, и «красным латышским стрелкам», и пролетариату западных областей Украины и Белоруссии…  
Но, как бы там ни было, если финские политики были такие мирные и нейтральные, ну так и сидели бы тихо-мирно, никого не трогая. Так нет же – практически сразу после обретения независимости они тут же оседлали великодержавную идеологию «Великой Финляндии». Согласно которой, в оную должны были входить Восточная Карелия (ранее никогда финской не числившаяся), Кольский полуостров (со стратегическими портами СССР на Белом море) и множество других, якобы «исконно финских территорий».
В духе этих великодержавных идей шла соответствующая накачка общественного мнения, причем, падкая на радикализм молодежь время от времени пыталась осуществить их в реальности. А потому финские «добровольцы» (при соответствующем финансировании заинтересованных «кукловодов», конечно) до начала самой известной советско-финской войны провоцировали еще две нехилых таких войнушки – в 1918-20 и 1921-22 годах.

***

И вот на фоне таких настроений местных «патриотов» руководство Финляндии в 1938-39 году пыталось уверить Москву в гарантиях собственного нейтралитета в случае начала войны между СССР и Германией. Дескать, мы ну ни капельки не поможем Гитлеру со своей территорией в качестве потенциального плацдарма. 
Как говорится, «свежо предание, да верится с трудом». Тем более ведь не на одном Гитлере свет клином сошелся. Против первого в мире государства рабочих и крестьян «неровно дышал», по сути, весь остальной мир, точнее, буржуазные элиты составляющих его стран. Так что с кем бы финны захотели бы «дружить против СССР»– не столь важно, главное, что такая «дружба против» обязательно бы состоялась, тут и к гадалке не ходи.
Чуть забегая вперед: когда советско-финская война все-таки началась, «несчастным никого не трогавшим финнам» стали (и очень серьезно!) помогать оружием государства, уже воюющие между собой на фронтах Второй мировой войны. Точнее, делавших вид, что воевали в этой войне, которую на первом этапе сами же западные журналисты называли «странной». Потому что главная задача Парижа и Лондона была не сломать Вермахту хребет, а обеспечить ему «зеленую улицу» для нападения на СССР.
Так, Франция поставила финнам только полторы сотни боевых самолетов, ненамного отстала и Англия (и это, заметим, в якобы разгар войны с немцами!), но при этом значительную военную помощь Хельсинки оказали и Италия, и Германия! Такой вот трогательный «интернационал» наметился. Вполне в духе известной фразы Ленина о том, что капиталисты могут до поры, до времени «собачиться» друг с другом за какие-то собственные интересы, но тут же объединяются перед угрозой, исходящей от пролетарской революции.

***

Возвращаясь к событиям перед началом боевых действий, Москва сообщила Хельсинки, что не собирается спокойно дожидаться момента, когда финскую территорию станут использовать в качестве «трамплина» для атаки на СССР. Подобно тому, как в 1940 году Гитлер, не спрашивая согласия Осло, оккупировал Норвегию, дабы иметь такой «трамплин» в войне и против Англии, и против Советского Союза.
 С целью предотвращения подобных эксцессов наша сторона потребовала сдачи себе в аренду под базы ряда стратегически важных островов в Балтийском море, а также «отодвигания» советско-финской границы от Ленинграда с прежних 26 км (доступных для обстрелов даже дальнобойной артиллерией) до 90 км. 
Кстати говоря, речь о какой-то «аннексии территорий» не шла – финнам в компенсацию предлагался «кусок» земли в той самой Восточной Карелии площадью вдвое больше, нежели теряли финны. А острова для потенциальных советских баз и так были почти безлюдны, у Хельсинки просто не хватало ресурсов для их использования и строительства военных укреплений.
Но, как и следовало ожидать, «маленькие, но гордые» финские националисты с этими, вполне разумными, предложениями советской стороны не согласились и предпочли готовиться к войне. Ну что ж, сами напросились.
Тем  более что один из их потенциальных покровителей, Гитлер, без особых угрызений совести «сдал» своих «стратегических партнеров», согласно Договору Риббентропа-Молотова, отнеся Финляндию в исключительную «сферу влияния» СССР, равно как и Прибалтику с Западной Украиной и Белоруссией. Тоже, видно, понимая, несмотря на изначальную враждебность к Москве, что эти территории в обозримом прошлом принадлежали Российскому государству, как бы оно формально ни называлось. А значит, оно имеет полное право возвратить над ними свой геополитический контроль. 

***

В общем, в последний день ноября 1939 года военные действия, которых Советский Союз пытался всячески избежать (но не в ущерб своей безопасности, конечно), начались. Конечно, сказать, что они были однозначно успешными для Красной Армии, нельзя. Финны огрызались очень жестко. 
Тем более что они находились, как-никак, в обороне, да еще с хорошими инженерными сооружениями на той же «линии Маннергейма» на Карельском перешейке. А для успешного прорыва обороны, согласно общепринятым тактическим подходам, обычно требуется 3-кратное преимущество атакующей стороны в численности войск – наши же имели лишь 1,7-кратное. Пусть даже и с заметным преобладанием в авиации, танках, артиллерии.
Но в условиях приполярной тайги, да еще с морозами под 40 градусов, технические преимущества быстро сходят на нет. Зато возрастают у «летучих» отрядов лыжников, к тому же имевших на вооружении значительное количество автоматов, незаменимых в ближнем бою в тех же лесах.
Отдавая должное грамотной тактике противника, можно заметить, что финны в этой войне применили наработки, которые могли бы, в случае повторения, очень помочь Красной Армии в первые тяжелые месяцы войны. Когда «танковые клинья» Гудериана, как иголка черед ткань, прорывали нашу оборону в Белоруссии и быстро двигались к Москве. 
Части РККА, оказавшись в окружении, обычно быстро теряли боеспособность, а нередко дело заканчивалось и пленением сотен тысяч красноармейцев в образовавшихся «котлах».
Финские же военные без особого отчаяния относились к закономерным прорывам советских ударных частей вглубь своей территории, но дождавшись, пока «ударный кулак» уйдет далеко вперед по хорошим дорогам, наносили внезапные удары из лесной глухомани, «подрезая» коммуникации РККА. После чего нередко уже советские дивизии оказывались в окружении, выходя оттуда с большими потерями.
Кстати, некоторые наши корпуса в июне-июле 41-го тоже применили подобие такой тактики, не пытаясь выйти к своим, оказавшись в глубоком тылу противника. Вместо этого продолжая базироваться в хорошо подготовленных укрепрайонах, с богатыми складами боеприпасов и продовольствия, тем самым оттягивая на себя многократно превосходящие силы немцев и нанося им при этом огромный урон.

***

Так или иначе, несмотря на все свои преимущества, финские командиры не смогли долго противостоять куда более мощной Красной Армии. В конце зимы-начале весны 1940 года «линия Маннергейма» была прорвана мощным ударом РККА, был занят Выборг и фактически Финляндия оказалась на грани полного военного поражения.
Впрочем, Москва готова была согласиться и на достаточно почетный для финнов мир, который спустя несколько месяцев и был подписан. По его итогам все советские требования были удовлетворены и, главное, советско-финская граница была отодвинута от Ленинграда на запрошенные еще пару лет назад 90 км.
Конечно, уже в патриотической прессе нет-нет, да и промелькнет упрек уже в адрес Сталина: «А может надо было тогда Финляндию «дожать» полностью, чтобы она не смогла в трагическом 1941 году вместе с немцами начать войну с СССР?»
Ну, для начала, весной 40-го года международная обстановка была для нас не самой благоприятной. Описывавшийся выше «антисоветский интернационал» с поставками финнам массы военной техники грозил усилиями организаторов превратиться уже в открытое военное вмешательство войск Англии и Франции в войну на стороне Хельсинки. 
Гитлер же еще не успел разбить эту компашку под Дюнкерком, когда эти горе-вояки, бросая боевую технику, на рыбачьих лодчонках были спешно вывезены в Англию через Ла-Манш. Что позже было пафосно названо «чудом под Дюнкерком», хотя точнеесие действо стоило бы назвать «дюнкеркским позором». 
Но в марте 40-го англо-французские политики еще «хорохорились», мня себя «истинными хозяевами Европы» и не понимая, что согласно раскладам, оставленным для них выкормленным ими же фюрером, «их номер – шестой». В чем очень скоро убедились французы, потеряв треть своей территории, а на оставшихся двух третях получив марионеточно-коллаборационисткое правительство Виши.
Однако руководство СССР благоразумно решило не рисковать началом войны с Лондоном и Парижем, а потому согласилось на сносный для финнов мир. Последние, как известно, все равно этот «широкий жест» не оценили и после 22 июня 41-го года начали войну против нас на стороне Гитлера. Впрочем, и тогда Москва проявила благородство, согласившись для признавшего свое поражение Хельсинки на модель «финляндизации» – формального сохранения прежнего социально-экономического строя при тесном реальном патронате со стороны Советского Союза. Но это уже другая история…