«Можно жертвовать собой ради Отечества, а можно Отечеством ради себя…»

На вопросы Светланы ЗАМЛЕЛОВОЙ отвечает Юрий ПОЛЯКОВ

Юрий Михайлович Поляков – один из самых читаемых авторов России, прозаик, публицист, драматург и поэт, чье творчество вот уже более сорока лет привлекает к себе всеобщее внимание. Ю.М. Поляков – член Союза писателей с 1981 года. Почетный профессор МГОУ.

– Юрий Михайлович, Вы – известный писатель, драматург, до недавнего времени – главный редактор «Литературной Газеты». Вот, пожалуй, три темы, которые хотелось бы сегодня обсудить с Вами. Вы как-то сказали, что после 1991 г. в России образовалась «двухобщинная литература». Поясните, пожалуйста, читателю, что это значит и каким образом «двухобщинность» влияет на литературный процесс.

– Тема щекотливая. Проще всего объявить, что наша литература разделилась по национальному признаку: русские и нерусские. Но все гораздо сложнее. Переходные и гибридные формы, а также профессиональных перебежчиков туда, где сейчас лучше, я опускаю. Первая община, назовем ее по старинке «почвеннической», многочисленная, но малозаметная в информационном пространстве. Она продолжает считать литературное дело частью общенародной жизни, готова служить разумному государству и нести ответственность за сказанное и написанное слово. В этой общине есть свои «фракции». Одни пренебрегают советским опытом, как чуждым, делая исключение для гигантов, вроде Шолохова, Леонова, Твардовского… Другие, напротив, считают, что именно под «серпом и молотом» родная словесность достигла горних высот. Я убежден: писатель, не испытывающий зависимости от самочувствия своего народа, страны, не связывающий с ними свою человеческую, а также творческую судьбу, это не писатель в нашем, русском понимании слова. Это какой-то иной вид филологической деятельности. Тот, кто не знает этой болезненной связи, даже «присухи», и тем не менее посвятил себя словесному творчеству, отличается от настоящего писателя, примерно так же, как кик-боксер от купца Калашникова. 
Вторая община, назовем ее «интертекстуальной», не такая уж и многочисленная – особенно в провинции. Сложив «длинные списки» Букера, «Большой книги», «Национального бестселлера» и «Носа», добавив сотню сетевых самописцев, вы получите почти полный состав общины отечественных «интертекстуалов». Зато они почти монопольно владеют информационным пространством и премиальным тотализатором. Авторы, принадлежащие к этой общине, а среди них есть и талантливые, воспринимают творчество как сугубо личное дело: что-то среднее между мелким семейным бизнесом и альковными изысками, о чем охотно болтают в Сети. Им тоже дорого наше Отечество, но не земное, реальное, а вербальное, так сказать, русская «словосфера». Они Пушкину за талант прощают даже «Клеветников России». В них есть что-то от пассажиров круизного лайнера, даже не подозревающих, что есть еще и кочегарка с чумазыми матросами. Да и куда идет судно, им тоже, в сущности, безразлично, главное – при крушении не утонуть вместе с этим гигантским корытом. 
Если говорить об идеологии «интертекстуалов», то они чаще всего «подзападники». В отличие от «западников», искренне чающих объевропить российскую цивилизацию, и в отличие от «прозападников», желающих видеть РФ почетным членом НАТО, «подзападники» попросту хотят, чтобы Россия легла под Запад. Я немного огрубляю и спрямляю, но важна суть. Любя русскую «словосферу», «интертекстуалы» относятся к земной жизни Отечества свысока. Так, возвращение Крыма стало для них досадным пятном на репутации русской словесности. Теперь приходится отвечать перед мировым сообществом не только за травлю Пастернака, но и за «вежливых людей». 

– Помимо того, что литература наша разделена, разбита на два враждующих лагеря, создаётся впечатление, что её поразил какой-то вирус непрофессионализма. Во всяком случае, при чтении премиальных книг поражаешься отсутствию чувства слова, внутренней логики текста, косноязычию, невежеству. Почему так происходит? Зачем надо издавать такие тексты? Пусть это проекты, пусть издатель продал тираж и сделал хороший гешефт. Но почему всё то же самое нельзя устроить с качественным материалом? Издатель просто не утруждает себя поиском или выбирает для проектов хороших знакомых, или не хочет связываться с людьми талантливыми, поскольку талант своенравен и независим, или есть иные причины?

– И тут все сложнее. Сочинения советских писателей, даже при отсутствии ощутимого таланта, не опускались ниже определенной планки. Если уж совсем беда, а книга нужна, скажем, по тематическим соображениям, в дело вступал опытный редактор-переписчик. Я помню, как учили и школили наше поколение! Профессиональный уровень писателей, в самом деле, обрушился в начале 90-х. Причины две. Постмодернизм с его принципом «нон-селекции», что на русский язык переводится: «как получится, так и выйдет». Художественность объявили понятием относительным, а слово талант вообще выпало из лексиконов критиков. Но главная причина в другом. Писателей, обладавших большим влиянием на общество и в своем большинстве не принявших разгрома страны, решили потеснить из информационного пространства. Так появились, если пользоваться моей терминологией, ПИПы (персонифицированные издательские проекты), к литературе они отношения не имели, так как давали тексты для торговли обложками, да и представляли собой часто литературные бригады. Кроме того, были созданы различные премии (Букер, Нацбестселлер, Большая книга), которые вылавливали из потока графомании и раскручивали авторов, как правило, еще не научившихся писать, но обладавших предубеждениями против «совка» и русских. С помощью этих быстро забывающихся имен и вытеснили из общественного сознания настоящих писателей, которые теперь существуют на периферии. А из раскрученных имен, заметьте, почти никто не позволяет себе серьезных гражданских высказываний. Мне рассказали любопытный эпизод. Покойный Владимир Маканин где-то в 1991 году резко высказался о том, куда либералы ведут страну. Ему объяснили: еще одна такая выходка, и прекратятся переводы, поездки за рубеж, премии… Больше я не слышал от него ни одного высказывания на общественно-политические темы. В ответ на острые вопросы он лишь мудро улыбался. Что ж, тоже позиция… 

– Сегодня много пишут о том, что почти треть граждан нашей страны вообще не читает книг. Был такой плакат 1925 года: «Если книг читать не будешь – скоро грамоту забудешь». На плакате румяная крестьянка в цветастом платке с увлечением читает Джона Рида. То есть в советское время шла пропаганда чтения. Можно ли, используя современные методы, возвратить моду на чтение сегодня, сделать так, чтобы читать вновь стало comme il faut?

– Сегодня гражданин России читает в среднем 4 книги в год. Средний тираж книги сегодня 2 тысячи экземпляров. Книжные магазины закрываются, я иногда приезжаю на премьеру моей пьесы в город и спрашиваю: «А где тут у вас книжный магазин?», чтобы посмотреть, какие мои книги есть в наличие, как выложены. Кстати, либеральная история России Акунина всегда на самом видном месте. А патриотическая история нашего Отечества Шамбарова или отсутствует, или засунута в дальний угол. И так от Смоленска до Владивостока. Случайно ли? И я уже не раз сталкивался с ситуацией, когда театр в городе есть, а книжной лавки нет. Мы перестали быть серьезно читающим народом. А ведь навык населения к серьезному чтению – это такое же природное богатство, как нефть и газ. Какие технологические прорывы могут быть с не читающим населением? Кстати, я иногда бываю в Китае, меня там переводят. У них книжный бум. Есть еще один аспект проблемы. Писатель Оруэлл, занимавшийся технологиями манипуляции сознанием, писал, что человек, чей лексикон сведен к тысяче слов, становится полностью управляемым. Судя по скудости языка молодых авторов, мы к этому идем. Недавно, выступая в Думе по этой теме, я призвал объявить задачу возвращения навыков массового и серьезного чтения национальным проектом. Может, услышат. Давно пора. Впрочем, у Кремля слух тонкий, но избирательный.

– Почти пять лет назад в стране прошёл так называемый Год Литературы. Писатели возлагали на него не совсем ясные надежды. В результате все встречи и выступления, состоявшиеся в тот памятный год, ни к чему не привели. Как Вы думаете, почему до сих пор идея президента создать постоянно действующее Российское литературное общество, объединяющее профессиональных литераторов, не нашла воплощения? И не мертворождённая ли это идея? Возможно и нужно ли в принципе такое общество в современной России – то есть в России, где нет официальной идеологии, зато есть чиновники, по мнению которых, русские сказки учат неправильному отношению к деньгам, а посему должны быть переиначены? 

– Странный он был, этот год литературы. На открытии в МХТ имени Чехова не прозвучало ни одного имени писателей, сочиняющих на языках народов РФ. Впрочем, Рубцова тоже забыли. Недавно в Уфе отмечали юбилей Мустая Карима, и советник президента по культуре Владимир Толстой посетовал, что не смог купить сборник этого замечательного башкирского писателя, чтобы почитать в дороге. «А Расула Гамзатова вы тоже не купите!» – подхватили сидевшие в зале потомки знаменитого дагестанца. Да, литература у нас окончательно отделена от государства, а то, что творит в книжно-журнальном секторе «Роспечать», вообще идет вразрез с государственными интересами. Кстати, начались эти странности, когда лет 13-15 назад писателей, толстые журналы и книжное дело забрали из Министерства культуры и передали в Министерство связи, теперь цифрового развития. А ведь литература – базовый вид искусства, определяющий во многом весь вектор культуры. Мы многократно обращались к Президенту с просьбой вернуть нас в лоно Минкультуры, в том числе и на том памятном Литературном собрании. Бесполезно. Кстати, странное было мероприятие: в зале сидели писатели, в том числе очень известные, а в президиуме В. В. Путин, потомки и вдова наших классиков – Толстого, Достоевского, Солженицына… Интересно, если Президент захочет встретиться с цветом нашего офицерства, в президиуме будут сидеть потомки Кутузова, внуки Жукова и Баграмяна? 
Возможно ли российское литературное общество под эгидой государства? Почему бы и нет. Напомню, в союз писателей, созданный в 1934 году, вошло полтысячи человек, а в многочисленных литературных организациях тогда состояли тысячи и тысячи. Тогда же, в Год литературы, нам был обещан фонд поддержки отечественной литературы. Ждем. Несколько раз спрашивали о судьбе этого проекта у Владимира Толстого, но внятного ответа не получили. Думаю, разумнее надеяться на собственные силы. Та энергия, с которой взялся за дело новый председатель Союза писателей России Н. Иванов, внушает 
оптимизм.

– Юрий Михайлович, 2019 год был объявлен в нашей стране Годом Театра. Для Вас это, разумеется, так же близко и важно, как и Год Литературы. Тем более что с 1 по 13 ноября в Москве в рамках проекта Министерства культуры проходит Театральный фестиваль «Смотрины» по Вашим пьесам. Кстати, стартовал фестиваль в Год Литературы, то есть в 2015 г. Тогда либеральная общественность встретила «Смотрины» в штыки. «Новая Газета» настаивала, что билеты на фестиваль просто «распространили». Что это? Профессиональная ревность, зависть к успеху или мелкое вредительство, сведение счётов? Ведь «Смотрины» – это своего рода оппозиция «Золотой маске». При этом Ваш «Козлёнок в молоке», например, был сыгран за семнадцать лет 563 раза. А многие ли спектакли, удостоенные «Золотой маски», могут похвастаться тем же результатом, тем же зрительским интересом?

– Вы, наверное, удивитесь, узнав, что в оргкомитете Года театра не оказалось ни одного драматурга. Все театральные профессии там представлены, даже, по-моему, монтировщики сцены, а тех, кто создает литературную основу спектакля, нет как нет. Драматургов, на основе творчества которых можно создать театр, нынче нет. Ничего сопоставимого с Островским, Чеховым, Горьким, Андреевым, Булгаковым, Вампиловым, Розовым… Так называемая «современная драма», которой я не без иронии дал условное название «братья Дурненковы»? Но это же несерьезно, ей-богу! Их пьесы, увенчанные всевозможными премиями, в репертуаре не держатся, а если их показывают, то в крошечных залах. Конечно, им и их теоретикам обидно, что вдруг явился автор, собирающий полуторатысячные залы, чьи пьесы идут годами, а то и десятилетиями, как «Контрольный выстрел» в МХАТ им. Горького. Кстати, обозреватели «Новой газеты» тогда, в 2015, были ошарашены, увидав на моих спектаклях полные залы. Они же не ходят на спектакли своих оппонентов, а я на их спектакли хожу иногда – из профессионального интереса. Кстати, «Смотрины-2019» будут закрываться в театре Сатиры моей комедией «Хомо эректус», поставленной Андреем Житинкиным в 2005 году. А сыграют ее в 383-й раз. Ну, разве можно такое простить! 

– С театром дела обстоят ненамного лучше, чем с литературой. Во-первых, на сцене то и дело откровенно насилуют классику. А во-вторых, интересная и остросоциальная современная пьеса в театре почти не встречается. Любое обновление театра, любая модернизация, как правило, связаны с какими-то сексуальными экспериментами, что вызывает откровенное недоумение. Но опять же: почему так? Неужели ни на что другое ни у драматургов, ни у режиссёров не хватает фантазии? Вы говорили, что хороших современных пьес не пишут, потому что их не ставят, а не ставят, потому что не пишут. Как разорвать этот замкнутый круг и выйти из него?

– Хорошую пьесу сочинить очень трудно, тут требуется высокий профессионализм, которого как раз у новодрамовцев за редким исключением просто нет. У меня был случай, когда покойный Шалевич без моего ведома поручил инсценировку «Козленка в молоке» одной золотомасочной драматургессе. То, что она сделала, оказалось просто беспомощно. Пришлось все переписывать. Но парадокс в том, что именно хорошая, профессиональная драматургия и не допускается в театры этими крепко взявшимися за руки друзьями. А то, что достойные авторы есть, мы убедились, проведя вместе с Национальной ассоциацией драматургов и ООО «Театральный агент» конкурс на лучшую современную пьесу «Автора – на сцену!» Есть очень хорошие работы. Десять лучших пьес получили по полмиллиона рублей на постановку. Для Москвы это немного, но для Борисоглебска вполне реальные деньги. Я заметил, что золотомасочную сплотку, как выразился бы Солженицын, больше всего злит и пугает острая, социально значимая драматургия, сочная по языку. А вот оголиться или справить нужду на сцене – это пожалуйста. Слава богу, материться со сцены запретили. Но настоящая русская современная драматургия – это кошмарный сон «братьев Дурненковых». Я им сочувствую. Представляете, в хор простуженных кастратов приходит Шаляпин?.. 

– Главной премьерой сезона театра «Содружество актёров Таганки» обещает стать спектакль «Прямая линия» в постановке Николая Губенко. Режиссёр определил жанр пьесы как «драматургический коллаж». Среди соавторов пьесы Николай Николаевич называет Горького, Шукшина, Завикторина и Вас. Расскажите, пожалуйста, что это за удивительная пьеса? 

– Насколько мне известно, эта пьеса сочинена самим Николаем Губенко, она остро социальна, даже публицистична, в ней использована телехроника. Среди других публицистов там использованы и фрагменты из моих статей и эссе. В частности, из сборника «Желание быть русским» и «Перелетная элита». Николай Николаевич давно с интересом следит за моей публицистикой, и я рад, что она ему пригодилась в работе. С нетерпением жду премьеры!

– И, конечно, невозможно обойти вниманием МХАТ имени Горького. Вы сотрудничали с театром Татьяны Васильевны Дорониной на протяжении двадцати лет. «Контрольный выстрел», «Грибной царь», «Золото партии», «Халам-Бунду» идут во МХАТе с аншлагом. Как вдруг неожиданно для всех Эдуард Бояков становится художественным руководителем, а Татьяна Доронина – президентом театра. Как складываются Ваши отношения с новым руководством? Будут ли Ваши пьесы и дальше идти на сцене МХАТа?

– Я считаю, с Татьяной Васильевной поступили чудовищно несправедливо. Случилось это вскоре после ее 85-летия и 120-летия МХАТа, на котором я был, и горд тем, что Доронина назвала постановку моих пьес в числе других удач возглавляемого ею театра. Впрочем, некоторые предвестники надвигающегося катаклизма можно было уловить заранее. Например, ей вместо давно заслуженного Ордена за заслуги перед Отечеством первой степени вдруг решили дать Орден Александра Невского. Почему? С какой стати? Все ее сверстники, даже поменьше сделавшие в искусстве давно уже полные кавалеры, тот же, извините, Геннадий Хазанов, не говоря уже о Галине Волчек. Я резко выступил на заседании по наградам Минкультуры, на Совете по культуре при Президенте (вскоре меня оттуда попросили), мое недоумение было поддержано многими другими – и недоразумение исправили. Возможно, театр и нуждался в каких-то изменениях, как нуждается любой, даже самый успешный театр. Но почему-то лишь с Дорониной поступили так, что она слегла. Неужели не понятно, что это удар и по власти? У актрисы миллионы поклонников, и все они оскорблены. А те, кто называл доронинский МХАТ малопосещаемым, просто там не были. Я лично видел переаншлаги на «Мастере и Маргарите», «Пигмалионе», «Вассе Железновой», «Отцах и детях». Да и мои спектакли «Контрольный выстрел» (в постановке покойного Станислава Говорухина), «Как боги…», «Особняк на Рублевке» публика тоже посещала охотно. Теперь о старомодности. Во-первых, я считаю: чтобы быть современным надо быть немного старомодным. Во-вторых, смотря с чем сравнивать. Если с нафталиновыми новаторами, донашивающими истлевшие кальсоны Мейерхольда, то извините. Речь идет о принципиально традиционном, я бы сказал, эталонном, базовом театре, необходимом любой национальной культуре, иначе теряется сам смысл новизны и утрачивается вектор новаторства. Разрушить базовый театр легко, а вот воссоздать, одумавшись, практически невозможно… И куда потом школьников да студентов водить? Туда, где Гамлет бродит по сцене в памперсах, а Офелия – транссексуалка? Ну-ну… Надеюсь, Эдуард Бояков осознает уникальность театра, оказавшегося в его руках. 
Да, Доронина является президентом МХАТ, но ее связь с театром на сегодняшний день прервана. Очень жаль! Надеюсь, эта органическая связь будет восстановлена в результате тактичности одних и мудрости других. Я сам некоторое время назад после шестнадцати лет работы оставил пост главного редактора «Литературной газеты», поэтому чувства Татьяны Васильевны, отдавшей театру тридцать лет, практически создавшей его на обломках расколовшейся труппы, мне вдвойне понятны.
Какова будет судьба моих пьес на этой сцене? Не знаю. Ясного ответа пока не получил. Но, честно говоря, закрыть спектакли, собирающие циклопический зал, это как уволить сотрудника, выполняющего три нормы, чтобы он не огорчал офисных бездельников. Впрочем, возможно все. Но я в диалоге с Эдурадом Бояковым, 1 ноября, как и в 2015 году, мой авторский фестиваль «Смотрины» откроется на сцене МХАТ имени Горького спектаклем «36 часов из жизни одинокого мужчины» – новой версией инсценировки моего романа «Грибной царь». Четыре года назад он открывался мелодрамой «Как боги…» в постановке Дорониной. А приезжие театры будут играть спектакли по моим пьесам в театральном центре «Вишневый сад», что на Сухаревке.

– Что касается «Литературной Газеты». Два года назад Вы перестали быть её главным редактором. Почему так случилось? И почему Ваше кресло занял именно Максим Адольфович Замшев?

– Я проработал главным редактором ЛГ шестнадцать лет. Немалый срок, если учесть, что современный главред не только отвечает за контент, но и за бюджет. А я все-таки писатель, и просыпаться ежедневно с мыслью, на какие шиши будем выпускать следующий номер, согласитесь, не очень приятно. Кроме того, я же не владелец газеты, а всего-навсего наемный редактор, и те, кто контролируют ЛГ, подустали, честно говоря, от моей «боевитости», ведь каждый острый материал, особенно по русской теме, это звонки сверху с недоумением, когда же «этот ваш Поляков» наконец уймется? Я решил не дожидаться, когда меня уймут, тем более что давно «замыслил побег» на вольные хлеба. Почему преемником стал Замшев? А почему преемником Софронова стал Коротич? Честно говоря, я думал, Замшев вырастет в коммерческого директора ЛГ, что ему по складу, мне кажется, ближе. Но те, кто принимал кадровые решения, решили, что для изменения курса газеты он фигура как раз подходящая. Я, кстати, не возражал, так как два года назад его, так сказать, морально-политический облик был совсем другим. Есть люди, которые подбирают убеждения под цвет рубашки. 

– Почти сразу после Вашего ухода газета стала меняться. Окончательно это подтвердилось после того, как целый номер в конце 2018 г. был посвящён юбилею А.И. Солженицына. Ни один классик не удостаивался такой чести! Что это? Либеральный реванш в отдельно взятом издании? Или смену курса «Литературки» следует понимать шире?

– То, что в информационном пространстве и культуре мы имеем тихий либеральный реванш, для меня очевидно. Можно жертвовать собой ради Отечества, а можно Отечеством ради себя. Так и выходит. И апофеоз Солженицына на страницах ЛГ вполне объясним. Во-первых, целевой восхваляющий номер был щедро оплачен, так как на столетие автора «Архипелага» были выделены немалые деньги. Даром у нас только Господа славят. Во-вторых, в тот период, когда я руководил ЛГ, мы были одной из немногих газет (включая «Советскую Россию»), которые писали об этом авторе без захлеба. Все кончилось грандиозным скандалом 2014 года, когда за четыре года начали лихорадочно готовиться к 100-летию Солженицына, хотя до этого предстояли юбилеи Симонова, Горького, Тургенева, но про этих писателей никто ни гу-гу. Я возмутился, заодно напомнив компатриотам, что позволял себе говорить об СССР Александр Исаевич, обитая в США. А до кучи я еще выступил против включения «Архипелага», книги значительной, но крайне субъективной, в школьную программу. Что тут началось! Возглавили проработку «ужасного Полякова» вдова писателя и «Российская газета». Интересно, что посетители сайта этого издания поддержали как раз меня, а не Наталью Дмитриевну. Но кто же обращает внимание на такие мелочи. Я, конечно, нажил себе влиятельных врагов, но власть вдруг вспомнила и о других юбилярах, а кирпич «Архипелага» все-таки не повесили на шею нашим бедным школьникам. Более того, подозреваю, что вернули памятник Горькому возле Белорусского вокзала и поставили памятник Тургеневу на Остоженке в том числе и для того, чтобы уравновесить кумир Солженицына, воздвигнутый на бывшей Коммунистической улице. Иногда поскандалить очень полезно… для культуры.

– Юрий Михайлович, благодарю Вас, что нашли время побеседовать, ответить на вопросы. В преддверии «Смотрин» хочу пожелать, чтобы фестиваль прошёл с переаншлагом!