Безумец

1

Игорь сидел за столиком недорогого кафе и, озираясь по сторонам, скучающим взглядом рассматривал немногочисленных посетителей. В заведении не громко играла ритмичная музыка. Между столиков суетливо бегали официанты, собирая пустую посуду и принося новые заказы. Сквозь жалюзи на окнах в помещение проникали лучи ласкового весеннего солнышка, наполняя души людей особенной радостью, свойственной лишь этой поре года. Один из солнечных бликов падал на кружку с чаем, стоявшую перед Игорем, отчего она переливалась красно-жёлтыми оттенками.
Игорь уже около получаса ждал бывшего одноклассника, который, находясь проездом в их родном городе, вчера вечером неожиданно позвонил и назначил встречу. В школьные годы Игорь с Юрием были довольно близкими друзьями, но после одиннадцатого класса, поступив в разные университеты, стали постепенно отдаляться друг от друга. У обоих появились свои компании, объединённые разными, слабо пересекающимися интересами. Игорь после школы поступил на маркетолога, намереваясь в будущем открыть собственное рекламное агентство, а Юрий увлёкся журналистикой. После окончания института он проработал несколько лет в одной из местных газет, затем уехал в столицу. Ходили слухи, что там он устроился корреспондентом в одной из ведущих медиагрупп, но подробностей Игорь не знал, так как к тому времени, погружённый в создание собственного бизнеса, он окончательно потерял друга из вида. И вот теперь, спустя несколько лет разлуки, он искренне рад предстоящей встрече с другом детства. Отложив все текущие дела, к назначенному времени он приехал на место встречи. Но Юрий опаздывал, и это начинало раздражать Игоря.
Отвлёкшись на двух симпатичных девушек, о чём-то увлечённо беседовавших за соседним столиком, Игорь не заметил вошедшего в кафе высокого парня, одетого в явно дорогой, но уже заметно потасканный спортивный костюм, с перекинутой через плечо пухлой сумкой. Небольшая бородка и слегка спутавшиеся волосы также придавали его внешности немного неряшливый, какой-то неухоженный вид.
-Ну чё, привет, – подходя к столику, произнёс он.
-Юрка! – радостно воскликнул Игорь, пожимая протянутую руку. Он встал из-за стола, и приятели крепко обнялись, бурно захлопав друг друга по спине. – Сколько лет, писака ты мой!..
-Много, рекламщик, много!..
-Всё знакомишь обывателя с нижним бельём публичных лиц? – поддел друга Игорь.
-А ты – помогаешь криминалу обелять их капиталы? – парировал Юрий.
Они весело рассмеялись.
-Чай, кофе? – присаживаясь к столу, спросил Игорь.
-А что-нибудь покрепче тут есть? – поинтересовался Юрий, следуя его примеру.
-Да; но я за рулём, поэтому компанию не составлю.
-Да я тоже на машине. Но, может, хоть по кружечке пива за встречу? Я дам тебе мятную жвачку – убьёшь запах.
-Нет, Юр, извини… У меня однажды уже был плачевный инцидент, и этого на всю жизнь хватило…
-Что за инцидент? – живо поинтересовался Юрий.
-Авария. Не будем об этом, – попросил Игорь.
-Хорошо, давай кофе, – вздохнув, согласился Юрий. – Надеюсь, бутерброды у них есть? А то я не завтракал – желудок арии поёт!..
Игорь подозвал официанта и сделал заказ.
-Какими судьбами в наши края? – поинтересовался он.
-Руководство припахало сделать объёмный материал о ветеранах, – скривился Юрий. – Будто расскажут наши дедушки что новое, и это станут сегодня читать!.. Ну, а я вспомнил про нашего Кузьмича, и решил хотя бы от командировки пользу извлечь – в родном городе побывать.

Игорю не понравилось то, как отозвался Юрий о данном ему поручении, но он предпочёл смолчать, не желая портить встречу.
-Как там поживает Егор Кузьмич? Я хоть и не уехал из города, а не видел старика уже года два… Не рановато, кстати, материал готовить? Ведь до Дня победы ещё больше месяца…
-Нормально. Пока соберу интервью, пока скомпоную – как раз накануне и выйдет. А Кузьмич – молодец, на свои девяносто четыре очень даже бодрячком держится. За эти десять лет почти не изменился. Всё такой же весёлый и говорливый дед.
К соседнему столику, за которым сидели две девушки, присоединилось несколько парней, и завязалось ещё более оживлённое общение.
-Да, вот такие вот мы распущенные, – рассмеялась одна из девушек, кокетливо поправив спадавшую на лицо прядь рыжих волос. Она потянулась, выгнув спину и закинув обе руки за голову, из-за чего ткань ярко-красного платья сильно натянулась на пышной груди, а глубокий разрез подола оголил левую ногу до самого бедра. Бросив на стоявшего возле неё парня страстный взгляд, она игриво улыбнулась.
-Милая киска! Я бы с удовольствием провёл с ней ночку, – мечтательно произнёс Юрий, не отводя загоревшихся глаз от возбудившей его девушки. – А вот всерьёз вряд ли кто на неё позарится, – сглотнув, добавил он. – В её койке, небось, уже пол города перебывало.
-Не знаю, – спокойно ответил Игорь. – Возможно, наш Безумец и женился бы на ней.
-Что за Безумец? – заинтересовался Юрий.
-А вон, – Игорь указал взглядом на столик в углу кафе, за которым сидел мужчина лет тридцати пяти, одетый в потёртые джинсы и лёгкий тёмно-синий свитер. Он увлечённо что-то записывал в блокнот.
-Тоже журналист? – небрежно осмотрев предполагаемого коллегу, спросил Юрий. – Или какой-нибудь поэт? – с ноткой презрения в голосе озвучил он вторую версию.
-Не думаю, – отхлебнув из кружки остывший чай, ответил Игорь. – Хотя блокнот всегда при нём. Но что он в нём записывает, я не знаю.
-А почему ты называешь его безумцем?
-Его все в городе так зовут. После прошлогодней истории прозвище прилипло.
-Что за история? Расскажи!
Юрий машинально достал из сумки, висевшей у него на плече, портативный диктофон и включил запись.
-В конце прошлой зимы у нас горел детдом… Я проезжал мимо, смотрю – люди собрались, перегородили часть трассы. Одни глазеют, с жаром обсуждая зрелище, другие суетятся, пытаются что-то предпринять. Пара женщин в вёдрах воду таскают, мужик какой-то из окна ближайшего дома пытается шланг протянуть. Всё здание в дыму, из нескольких окон валит пламя. Крик, гам вокруг, чей-то плач. Детей в кучу согнали, – они, кто в чём, стоят трясутся… Совсем малых много… Девочка, помню, в розовом платье, на вид лет пяти, всё куклу к себе прижимала да смотрела вокруг такими испуганными глазёнками. А у самой аж губы побелели от страха и холода… Я не выдержал – увёл её к себе в машину, включил печку. Она на меня с такой трогательной благодарностью посмотрела, что аж сердце ёкнуло!..

Игорь залпом допил остатки холодного чая и, помолчав немного, продолжил:
-Особо шумная часть толпы собралась возле угла здания. Все возбуждены до предела: кричат, руками машут да куда-то вверх смотрят. Я пошёл к ним, стал расспрашивать. Выяснилось, что не успели вывести семилетнюю девочку. Она на четвёртом этаже осталась, и все пути огнём отрезаны… Поднял голову, смотрю: перепуганная кроха стоит на подоконнике, а за её спиной бушует пламя!.. Пожарную вызвали, но она задерживается… Кто-то из смельчаков вбежал в здание, но вскоре вернулся, – дальше второго этажа пройти не смог. Девчонке предлагают прыгать, – несколько мужиков стали под окнами, чтоб поймать её. Но она боится, – уцепилась дрожащими ручонками за раму, стоит на краю и взывает о помощи… Огонь уже совсем близко, едва не достаёт до неё… У одной из женщин истерика – её увели… А эта кроха всё стоит, иногда оглядываясь, и кричит нам: «Дяденьки, спасите!.. Я боюсь прыгать!..» До сих пор перед глазами…
Игорь подозвал официанта и заказал сто граммов водки.
-Ты будешь? – спросил он у Юрия.
-Давай, – сглотнув, хрипло ответил тот.
-После очередного призыва о помощи, – сделав несколько глотков, продолжил Игорь свой рассказ, – из толпы, расталкивая людей, выбрался он… На ходу сбросив с себя шапку, куртку, бросился к водосточной трубе… Девчонка была во втором окне. Между окнами – около метра, если не больше, и от крайнего окна до трубы – ещё около метра. Тогда кто-то в толпе и назвал его безумцем… Думали, что и девчонку не спасёт, и сам сорвётся. Но останавливать никто не стал. А он, не обращая никакого внимания на оклики в толпе, ухватился обеими руками за трубу и, отталкиваясь ногами от фундамента, стал взбираться вверх. Пару раз, слегка поднявшись, срывался, но потом наловчился и пошёл… Где-то в районе третьего этажа немного замешкался, – видимо, руки сильно разодрал, или мышцы свело, – но потом продолжил взбираться. Все следили за ним с тревогой и надеждой. Даже девчонка, совсем высунувшаяся из окна, так как пламя начинало её доставать, перестала звать на помощь, и молча за ним следила. В какой-то момент я вдруг испугался, что вот сейчас она сорвётся, а стоявшие под окнами мужики, поглощённые наблюдением за безумцем, не успеют сориентироваться. Даже сделал несколько шагов вперёд, не сводя с неё глаз, но, слава Богу, обошлось.
Добравшись, наконец, до четвёртого этажа, безумец, изогнувшись, ногами разбил стекло в крайнем окне и, напрягая все мышцы, ухватившись за раму, переместился на подоконник. Он что-то сказал девчонке, и та передвинулась в противоположный край своего окна. Она стояла уже на самом краю, и язычки пламени едва не касались её. Из окна валил дым. Она часто кашляла. Безумец медлил. Вероятно, собирался с силами и что-то обдумывал. Но вот он резко оттолкнулся от рамы и, хватаясь руками за край стены, переместился на соседний подоконник. Стал спиной к девчонке, и та обхватила его руками за шею,
Повисла на нём. Осторожно развернувшись лицом к стене, безумец, ухватившись руками за оконную раму и стену, медленно перенёс правую ногу на соседний подоконник. Ухватился правой рукой за стену на углу крайнего окна. Стал медленно перемещать всё тело. Я с трудом представляю, каких усилий это ему стоило, и о чём он думал в эти мгновения… Да и думал ли вообще?.. Мне сложно судить – я никогда не бывал в подобных ситуациях. Следил за ними, не отрывая глаз. Пламя уже пожирало подоконник, раму… Вокруг все молчали. А пожарной всё не было…
Безумец на полушпагате завис между окнами, крепко уцепившись обеими руками за края рам. Девчонка всем телом прижалась к его спине. Толпу парализовало. Казалось, время – и то замерло…
Но вот безумец стал медленно, очень осторожно перемещаться к крайнему окну. Это всё было как на замедленной киноплёнке. Едва заметные движения ног, лёгкие колебания сросшихся тел и языки пламени, всё сильнее вырывающиеся из окна. Вдруг он сделал резкое движение вправо. Выпрямился. Его шатнуло назад. Одна нога соскочила с подоконника. Толпа вскрикнула…

Юрий судорожно сглотнул и нервно застучал пальцами по столу.
-Удержав равновесие, безумец около минуты, застыв, неподвижно стоял на подоконнике крайнего окна. Видимо, переводил дух. Ему чудом удалось не сорваться… Снизу кричали, советуя дождаться пожарных, – на том окне, где они стояли, пока было вполне безопасно. Пламя виднелось лишь где-то в глубине комнаты. Дым только шёл. Но безумец или не расслышал, или не захотел прислушиваться. Сделав ещё одно резкое движение вправо, он схватился обеими руками за водосточную трубу и, цепляясь ногами за стену, стал спускаться. Этажа до второго он двигался осторожно, временами останавливаясь на короткое мгновение. Но затем, видимо, силы кончились – заскользил по трубе, сорвался. Правда, до земли оставалось не далеко, и он даже не упал – лишь присел под тяжестью девчонки.
Когда я к нему подошёл, он весь трусился, обе ладони были в крови… Мужики пожимали ему руки, по-братски хлопали по спине, женщины – горячо благодарили; а он лишь молча смотрел в землю. Я так и не понял – от стресса это у него или от природной скромности.
Девочку вскоре увели. А когда наконец-то приехала пожарная, все вновь засуетились, и никто не заметил, куда делся безумец. О нём вспомнили, когда кто-то наступил на валявшуюся под ногами куртку…
Никто тогда этого человека не знал, – ни по имени, ни где живёт. Даже его внешность, как выяснилось, толком не запомнили. Ну, тёмноволосый, ну, лет тридцать, ну, высокий, – и всё. Твои коллеги пытались по этим скудным приметам отыскать его, да не получилось. Помню, даже репортаж на местном канале выходил. Власти, кажется, хотели наградить его за героизм. Призывали откликнуться, но тщётно. Толи безумец об этом всём попросту не знал, толи ему действительно ничего эдакого, – ни наград, ни славы, – не нужно. Трудно сказать…
Город около недели гудел, – все только и говорили о пожаре да о безумце, – загадочном герое нашего времени. А он пропал…
Потом, кто-то мне рассказывал, вдруг пришёл в детдом, – захотел проведать спасённую им девочку. Как же её зовут?.. Старое такое имя… Толи Варя, толи Поля, – не помню… В общем, Полина ему обрадовалась, как родному. С криком бросилась на шею, растрогав до слёз, – так, во всяком случае, говорят. Эта история, знаешь, быстро превратилась в местную легенду, и я не удивлюсь, если большая её часть окажется красивым вымыслом. Народ любит приукрашать, а безумец за считанные дни стал всеобщим любимцем, – в одних соцсетях появилось штук пять групп, посвящённых скудной информации о нём и многочисленным попыткам его найти…
-Не использовал этот сюжет в каком-нибудь ролике? – поинтересовался Юрий.
-Нет, – сухо ответил Игорь. – Меня вся эта история заинтересовала чисто с человеческой стороны. Захотелось понять, что он за человек, и что вообще за всем этим стоит, так как после его дальнейших поступков возникло много разных слухов, как превозносящих, так и чернящих его. Для одних он стал едва ли не святым, другие сочли его психом-одиночкой, а третьи и вовсе усмотрели во всём этом красивую многоходовочку накануне очередных выборов. В общем, как всегда у нас бывает: не герой, так негодяй…
-А что за дальнейшие поступки?
-Рассказывают, будто он стал часто наведываться в полусгоревший детдом, общаться с Полиной и другими детьми. Так как здание существенно пострадало, часть детей расселили по другим детдомам. Ну, а часть осталась, – кому мест не хватило, кто не захотел переселяться. Осталась и Полина, – не знаю, почему. Я думал, что её уж в первую очередь переселят, но нет… В общем, стал безумец регулярно к ней наведываться. Девочка очень привязалась к нему, да и он к ней, говорят, тоже. Хотел даже удочерить её, но наши бюрократы не дали.
-Почему?
-Сочли недостойным. Холостой, семьи ранее не было, в свои тридцать пять ни с кем не встречается, – подозрительно, мол. Стабильного заработка не имеет, официально нигде не работает, – значит, содержать ребёнка не сможет. Вроде, какие-то претензии были к его жилью и образованию. А кто говорит, что одинокому человеку в принципе не разрешено усыновлять. Короче, подробностей не знаю. Тянулось всё это около полугода, периодически освещаясь в СМИ, а когда был получен окончательный отказ, безумец продал свой дом, переведя полученные деньги на счёт детдома, – для восстановления повреждённого пожаром здания. Сам он, вроде как, переехал жить к какой-то пожилой родственнице. Или её дом продал, забрав старушку к себе. А кто говорит, что то было наследство, – в общем, не понятно. Но деньги он перевёл – это факт, и сам потом всю осень помогал восстанавливать детдом. От надоедавших ему журналистов всякий раз отмахивался. Рассказывают, что одному даже камеру разбил, – не знаю, правда или нет…
-И чё СМИ даже его имени не знают?
-Да его все по-разному зовут: кто Ваней, кто Петей, кто ещё как… А после продажи дома и якобы драки с журналистом многие стали называть психом-одиночкой или безумцем.
-Да, интересный кадр, – задумчиво произнёс Юрий. – Из всей этой истории может получиться классный материал!.. Как чувствовал – включил диктофон, – 
он довольно улыбнулся. – Не зря мы с тобой сегодня встретились! Ещё бы с этим безумцем поговорить.
-Ну ты и журналюга, – с ноткой грусти в голосе произнёс Игорь. – Попробуй, если хочешь, но вряд ли у тебя получится.
-Посмотрим.
Юрий взглянул в ту сторону, где сидел безумец, но там уже никого не было.

2

Апрельское солнце приятно ласкало кожу своими тёплыми, ещё не обжигающими лучами. С востока дул лёгкий, по-весеннему игривый ветерок. Небо было высоким, ясным, светло-голубым. Испытывая особую, свойственную лишь этой поре года, лёгкость на душе, Иван безмятежно улыбался. В эти минуты ему хотелось обнимать всех и каждого! Он был счастлив. Не спеша, идя по просохшему асфальту, вдыхая полной грудью воздух, несущий в себе ароматы пробуждающейся природы, цветущих деревьев, Иван напрочь позабыл и о терзавшем душу всё последнее время одиночестве, и о многочисленных делах, в которые он стремился погрузиться с головой, скрывшись в них от непроглядной тоски. Всё, казалось, куда-то делось, отступив перед ворвавшейся в душу весной, наполнившей лишь собою всё его естество. Жизнь, казалось, навсегда утратила свои мрачные тона, окрасившись лишь в светлые, звенящие радостными колокольчиками, краски.
Когда Иван поравнялся с подземным переходом, его окликнула пожилая женщина. Прошлым летом он несколько раз видел её возле педагогического университета – женщина рисовала портреты, продавая их студентам за небольшую плату.
-Молодой человек, – сказала она, взглянув в лицо Ивана грустными, усталыми глазами, – подайте на хлеб…
Иван машинально опустил руку в карман, где обычно носил деньги, но монет там не оказалось. Были лишь сотенные купюры.
-К сожалению, нет, – ответил он и пошёл дальше.
На душе стало грустно оттого, что в кармане не оказалось мелочи, и он не смог помочь женщине. Было и ещё какое-то чувство, но Иван не сразу понял, что это. Он шёл, стремительно ускоряя шаг, а из головы всё не выходила пожилая женщина с её тихим, неуверенным голосом и такими грустными глазами. Ивану было искренне досадно на то, что в кармане оказались лишь сотенные купюры и совсем не нашлось мелочи. И вдруг его словно осенило:
«Господи, но ведь у меня целых девятьсот рублей, на которые я намереваюсь прожить неделю, а у неё нет денег даже на хлеб! Ища мелочь, я пожалел дать ей купюрой… Я мог помочь человеку, но не стал этого делать и прошёл мимо! Я пожалел деньги, – для неё, для тебя, Господи, пожалел! Прости меня, Боже!..»
От этой мысли, столь внезапно пронзившей его, сердце сжалось, а по телу разлился холод. Иван остро ощутил себя последним подлецом и предателем. Вынув из кармана сотню, он стал останавливать прохожих, пытаясь разменять её. Но люди, как назло, отвечали отказом и проходили мимо. Отчаявшись, Иван огляделся по сторонам и, заметив такси, припарковавшееся на противоположной стороне улицы, бросился к машине.
-Брат, выручишь? – распахнув водительскую дверцу, с нескрываемой надеждой в голосе спросил он. – Разменяй сотку!
-Да не вопрос, – таксист порылся в пластмассовой коробочке с деньгами, закреплённой на торпеде «Жигулей». – По полтиннику устроит?
-Да, вполне. Спасибо огромное!

Разменяв деньги, Иван облегчённо вздохнул. Теперь можно вернуться и помочь человеку!
«Нет, – вдруг подумал Иван, – я не полтинник ей дам! Сотню! Раз пожалел сотню, так всю сотню и отдам. Лишь бы только она ещё была у перехода!.. Прости меня, Господи, и помоги, прошу тебя!..»
Солнце скрылось за продолговатым облаком, вальяжно выплывшим из-за ближайшей многоэтажки. Ласковый восточный ветер сменился северным – более резким и слегка прохладным. Лежавшая возле бордюра небольшая рыжая собачонка, внезапно вскочив и отряхнувшись, засеменила по улице. Иван, думавший в эти минуты лишь о пожилой женщине, не имевшей средств даже на самое необходимое – на пропитание, едва не растоптал подвернувшуюся ему под ноги дворняжку. Взвизгнув и поджав хвост, собачонка отскочила в сторону. Чертыхнувшись, Иван бросил на неё сочувствующий взгляд и ускорил шаг.
Дойдя до подземного перехода, он стал озираться по сторонам, но женщины нигде не было. Спустившись по ступеням, Иван какое-то время бродил по переходу, всё ещё надеясь её встретить, затем, выйдя на противоположную сторону улицы, медленно побрёл вдоль дороги.
«Господи, прости меня, пожалуйста! – вновь мысленно молил он. – Прости, что сразу не откликнулся, пожалев деньги!.. Помоги ей, умоляю тебя, найти средства к пропитанию!.. А мне теперь только и остаётся, что молиться о ней, надеясь на твою, Господи, милость…»
На душе у Ивана стало горько и тоскливо. От светлого весеннего настроения, ещё недавно целиком владевшим им, не осталось и следа. Ему было больно и досадно. Иван всякий раз переживал, видя людей, нуждающихся в помощи, и не имея возможности оказать её, горячо молился о них. Но одно дело, когда ты хочешь помочь, да не имеешь такой возможности, и совсем другое, когда она тебе даётся, но ты пренебрегаешь ею. От этого на душе становится ещё тяжелее. Остро осознаёшь, что не в сложившихся обстоятельствах причина, а в тебе самом, и уже нельзя ничего исправить.
Всецело отдавшись столь невесёлым переживаниям, Иван далеко не сразу услышал, что его зовут.
-Дядя Ваня! – наконец-то догоняя его, в который раз окликнул молодой парень. – Кричу, кричу Вам, а Вы не слышите!..
-Димка! – обернувшись, радостно воскликнул Иван.
Парень счастливо улыбнулся.
-Извини, пожалуйста! Задумался… Как ты поживаешь?
Они крепко пожали друг другу руки и, не спеша, продолжили путь.
-У меня, слава Богу, всё в порядке. Как Вы и советовали, съездил на недельку к родственникам, – сменил обстановку, отдохнул немножко. Потом, вернувшись домой, подал документы в универ, – оживлённо рассказывал парень. – Если честно, жутко переживал, боялся, что провалюсь. Но каждый раз вспоминал наш с Вами разговор, и это придавало сил. И всё ведь получилось – поступил! Учусь вот потихоньку, – сейчас пишу курсовую…
-Молодчина, – искренне похвалил Иван. – Я ещё тогда, на берегу, ни минуты в тебе не сомневался. А на кого поступил?
-На археолога, – улыбнулся Дмитрий. – Понимаю, что сложно, и что романтики тут гораздо меньше, чем различной рутины. Но я обязательно справлюсь! Просто это действительно моё – душа лежит, понимаете?
-Конечно, понимаю, Дим. Ты всё правильно сделал. Заниматься нужно тем, к чему лежит душа, в чём чувствуешь своё предназначение. А трудности есть везде – без них никак. Но Господь обязательно поможет их преодолеть, подскажет верные решения. Да и когда занимаешься любимым делом, возникающие на пути трудности не угнетают, а скорее воодушевляют, ибо ты понимаешь, что их преодоление даст тебе ещё больше знаний, откроет новые возможности для дальнейшего движения вперёд.
-Это верно, – согласился Дмитрий. – А у Вас как дела? Чем сейчас занимаетесь?
-Да у меня, слава Богу, всё потихоньку. Детский дом восстановили, – от пожара не осталось и следа. Детки вновь живут во всём здании. Варю, к сожалению, мне так и не разрешили удочерить, – Иван грустно вздохнул. – Навещаю иногда её, гуляем в окрестностях детдома. Она такая замечательная девочка!.. Очень хочется, чтобы жизнь не била её. Каждый день молюсь о ней, прошу Господа, чтобы хранил её. Вот… А сейчас пытаюсь найти деньги на ремонт одной из поселковых школ. Здание аварийное, край как нуждается в починке. Других же школ вблизи нет. До ближайшей – пятнадцать километров. Это очень неудобно, сам понимаешь.
-Я вот слушаю Вас и не перестаю поражаться. Дядь Вань, Вы святой, ей-богу!
-Да ладно тебе!.. Просто делаю то, к чему душа лежит. Да и деток очень люблю – хочется им хоть чем-то помочь…
Они какое-то время шли молча, каждый думал о чём-то своём.
-Вот смотрю по сторонам, – заговорил вновь Дмитрий, – всё вокруг оживает, просыпается. Цветут деревья, птички поют. Такое ласковое солнышко, тёплый ветерок щекочет шею, лицо. Обалденные весенние запахи! От всего этого так сейчас светло и радостно на душе, такой мощный прилив сил!.. А ведь всего этого могло и не быть… Если бы не Вы, дядь Вань, меня бы уже не было… Спасибо Вам огромнейшее – и за то, что Вы тогда сделали, и за эту весну! Вы – мой чудотворец, и я этого никогда не забуду!..
Дмитрий схватил руку Ивана и с чувством пожал её.
-Спасибо Вам большое, дядь Вань!.. – тихо произнёс он.
-Да ну… – смущённо ответил Иван. – Я просто поступил, как велела душа…
-Я этого никогда не забуду, – отпуская его руку, повторил Дмитрий. – Ой, мой автобус, – бросив взгляд на дорогу, сказал он. До остановки как раз оставалось метров десять. – Я побегу… Очень рад был Вас увидеть, дядь Вань!
-Я тоже, Дим!..
Они крепко обнялись.
-Давай, удачи тебе!
-И Вам! До свидания!..
Дмитрий побежал к остановившемуся автобусу, а Иван с задумчивым видом смотрел ему вслед.

3

Знакомство Ивана с Дмитрием произошло в июле прошлого года. Стояла изматывающая жара. Выбравшись за город, Иван отыскал уединённое место на берегу местной реки, и, растянувшись на траве, устремил взгляд в ясное, бездонное небо. В детстве он любил вот так вот лежать, часами наблюдая за плывущими по небосводу причудливыми облаками. Только в этот раз на небе не было ни единого облачка, и детская мечтательность сменилась душевной опустошённостью. Слишком много за последние годы в жизни Ивана было боли и потерь. Одно следовало за другим, практически не давая перевести дух, вновь набраться сил. Ивану едва начинало казаться, что период потерь окончен, что на смену задержавшейся чёрной полосе пришла долгожданная белая, как жизнь наносила очередной жестокий удар. Вот и теперь: спася девочку из горящего детдома, Иван всей душою привязался к этой сиротке. Ему очень захотелось удочерить её, окружить заботой и любовью, как родную дочку, отдать ей всё нерастраченное тепло своей души. И Варя, чувствуя его искренность, потянулась к Ивану. Он был счастлив, от души радуясь обретению семьи, – пусть и немного необычной, но своей семьи! Душа Ивана так истосковалась по возможности дарить тепло, любовь близкому, родному человеку, ему так сильно этого не хватало! Жить одному для него было невыносимо. И вот, казалось, одиночеству наступал конец, – Иван был на седьмом небе от счастья – у него появилась дочь! Милая, родная дочурка, которую он полюбил всей душой! Но жизнь вновь напомнила о том, что она бывает жестокой. Всё шло к тому, что Ивану откажут в удочерении. Он это понимал, и ничего не мог сделать. Вновь любимому человечку он мог отдавать лишь жалкие крупицы того тепла, что переполняло его душу. И вновь на пороге стояли бесчисленные часы тоски и одиночества.
«Господи, Отец наш всевышний, умоляю тебя, дай сил вынести всё это, помоги не сломаться, – шептал Иван, проникая взглядом в глубь, казалось, бездонного небесного океана.

Со лба медленно катились крупные горошины пота. Они щекотали щёки, попадали в глаза, и Ивану приходилось периодически смахивать их с лица. Хотя уже и было далеко за полдень, солнце всё ещё продолжало нещадно печь. В воздухе стоял полный штиль – не ощущалось ни малейшего дуновения хотя бы слабенького ветерка. Водная кромка, казалось, была затянута прозрачной плёнкой – такой она была гладкой, без кругов или малейшей ряби. Где-то в кроне высоченного тополя, возле которого лежал Иван, затерявшись в пожухшей листве, временами вяло чирикала какая-то птица. Она будто из последних сил обращалась к небу, призывая его хоть немного снизить жар расходившегося солнца, послав если и не спасительную прохладу, то хотя бы лёгкое дуновение освежающего ветерка.
На этой стороне реки берег был довольно крутой. Местами грунтовая насыпь оканчивалась почти трёхметровым обрывом. Иван лежал на небольшом выступе, своеобразной природной террасе. К северу от тополя шёл крутой подъём, в весенне-осеннюю пору на который было весьма не просто взобраться, особенно после проливных дождей или таяния снега. Почва становилась невероятно скользкой, а ухватиться было абсолютно не за что. В сухую погоду, хотя и с большой предосторожностью, но пройти тут всё же можно было. К югу от дерева, всего шагах в пяти, берег резко обрывался, но до водной кромки было лишь около метра. Во время предыдущего посещения этих мест Иван здесь прыгал в воду. До дна прямо у берега было несколько метров, и Иван, хорошо умевший плавать, с удовольствием погружался под воду, наслаждаясь её блаженной прохладой. Вынырнув едва ли не на середине реки, он плыл вниз по течению, пока не находил подходящее место для выхода на сушу. К востоку и западу природная терраса сильно сокращалась в размерах, превращаясь лишь в небольшой выступ, который затем и вовсе исчезал в чреве нависающего откоса. От края обрыва до водной кромки здесь было не менее пяти метров.
Услышав где-то вверху шелест гравия, Иван нехотя поднялся и, задрав голову, стал искать источник шума. Он и сам не мог бы толком объяснить, что именно в тот момент подтолкнуло его вырваться из сладкого плена неги и в тревожном ожидании напрячь все мышцы. Вот мелькнула какая-то тень, и показалась голова. Сердце Ивана учащённо забилось, а лоб покрылся холодной испариной. Ему хватило доли секунды, чтобы оценить обстановку. Там, на верху, к обрыву бежал подросток. Ещё чуть-чуть – и он полетит вниз. Террасы в его предполагаемом месте падения уже практически нет, на ней не задержаться, а из воды торчат угловатые вершины нескольких массивных глыб – Иван как-то подплывал к ним, рассматривал. Падение с такой высоты на эти камни – при очень большом везении тяжкие увечья…

Страшный крик разорвал знойную тишину. Иван изо всех ног бросился бежать вдоль террасы. С верха, на считанные сантиметры опережая тело парня, дождём сыпался гравий. От сильного удара Ивана развернуло вправо, бросив к обрыву, до которого оставалось не более пары ступней. Но за миг до этого он успел выставить вперёд руки и теперь, машинально всем телом дёрнувшись в противоположную от воды сторону, заваливался на спину, мёртвой хваткой вцепившись в плечо и шею парня. В затылок впились камни, перед глазами поплыли красно-синие круги. Ивана подбросило, и парень, ошалело колотя руками и ногами, оказался под ним. Левая нога зависла в пустоте, правой удалось зацепиться за край обрыва. Руки замерли, перестав скользить по гравию. Парень тоже затих…
Над головой зависла оглушающая тишина. Круги перед глазами слились в жёлто-алый туман, который всё же понемногу рассеивался. В висках била барабанная дробь. Дыхание ещё было учащённым, но также постепенно приходило в норму. Иван пошевелил окровавленными руками, скатился с парня и осторожно поднялся на ноги.
-Живой? – присев над парнем, спросил он, теребя того за плечо.
-Зачем? – приоткрыв глаза, тихим, хриплым голосом спросил тот.
-Это я от тебя хотел бы услышать. Пойдём, – Иван подхватил парня под мышки, поднял на ноги и, придерживая, повёл к тополю. – Тебя как звать?
-Дмитрий…
Парень попытался высвободиться, но Иван осадил его.
-Спокойно, не дёргайся, – сухо бросил он.
-Да чё тебе надо? Пусти, козёл! – закричал вдруг Дмитрий и, резко дёрнувшись, вновь попытался вырваться.
Две звонкие пощёчины мгновенно охладили его пыл. Парень сразу обмяк, опустил голову и больше не пытался сопротивляться.
Когда они подошли к тополю, Иван с силой надавил ладонью на его плечо.
-Садись, – властно приказал он.
Дмитрий опустился на землю. Иван присел рядом. Какое-то время они сидели молча, лишь изредка поглядывая друг на друга. Дмитрий опёрся спиной о ствол дерева, поставил локти на колени и охватил руками голову. Иван сидел на корточках, нервно теребя руками свои шорты.
-Зачем ты это сделал? – уже спокойным и каким-то отрешённым голосом спросил Дмитрий. Всё его тело, как ни пытался он это скрыть, пробивала нервная судорога. – Кто тебя просил? Сейчас всё бы уже кончилось. А теперь ещё хуже… Так мерзко на душе!..
-Сядь на солнце – немного согреешься, и дрожь пройдёт, – не сводя с парня пронизывающий взгляд, сказал Иван.
Дмитрий поморщился, но повиновался.
-Зачем? – с ледяной тоской в голосе повторил он.
-Чтоб сохранить тебе жизнь, – сказал Иван первое, что пришло ему в голову, и сам же скривился от банальности и пафоса в прозвучавших словах.
-А зачем мне такая жизнь? Зачем мне эти серые будни, эти холодные закаты и рассветы, эти бесконечные, тягучие ночные часы? Зачем мне всё это, когда душу разрывает невыносимая тоска, когда сил больше нет терпеть непереносимую пустоту? Зачем, скажи!..
-Сильно любишь её? – осторожно поинтересовался Иван, и в голосе его прозвучало искреннее, неподдельное тепло, отцовское всё понимающее участие.
Дмитрий порывисто взглянул ему в лицо, но тут же отвёл взгляд и вновь обхватил руками голову.
-Очень, – немного помолчав, тихо признался он.
-А сам едва не покалечил её.
Слова Ивана заставили вздрогнуть парня. Он вновь отнял ладони от лица и недоумённо посмотрел на говорившего.
-Она ведь знает, что ты её любишь?
-Конечно…
-И очень переживает, понимая, что ты из-за неё страдаешь. Её боль, возможно, ни чуть не слабей твоей. Она видит, как ты всей душою к ней тянешься, но, не желая тебя обманывать, не желая, – и не умея, – лицемерить, вынуждена отстраняться от тебя, держаться холодно, отчуждённо. От этого очень страдает. Иной раз тоже не спит, чувствуя тревожное беспокойство, плачет украдкой… А если бы ты сейчас убился, она всю оставшуюся жизнь винила бы себя в случившемся. Ты причинил бы ей невыносимую боль, которую она уже никогда не смогла бы унять… Даже время не способно полностью излечить столь глубокие раны. Особенно – у чутких, нежных, светлых душ…
-Но как же мне тогда быть? Я не боль хочу причинить, а дарить ей счастье! Я люблю её, очень люблю, и не могу жить без неё!.. Я только о ней и думаю. Каждую минуту хочу быть с нею рядом: видеть её красивые, улыбающиеся глаза, слышать ласковый, нежный голос, вдыхать запах её мягких, шелковистых волос, чувствовать тепло её нежных, таких родных рук! Я не могу без всего этого, понимаешь, не могу!.. Без неё всё кажется ненужным и бессмысленным. Я очень люблю её, и, получается, вместо счастья дарю боль… Ну как же так?! И жить без неё не могу, и умереть нельзя… Сейчас такое мерзкое состояние на душе – чувствую себя последним ничтожеством… Зачем я такой? И как со всем этим жить? Зачем?.. Ведь разве не в любви весь смысл? Но почему тогда от неё всем больно? И без неё пусто, и с нею невыносимо… Как быть, скажи?

-Любить безответно, конечно, очень тяжело. Отчего возникает такая любовь и зачем она нам даётся, сказать трудно. Это, наверно, известно лишь одному Богу. Человеческие взаимоотношения только на первый взгляд кажутся такими простыми: встретились, понравились друг другу, признались в том – и всё, наслаждайтесь безоблачным счастьем. Нет, всё на самом деле гораздо сложнее, тоньше. У каждого из нас есть свой личный жизненный опыт, в том числе и горький, заставляющий на всё смотреть с оглядкой. А порой, напротив, опыта как раз и не хватает, из-за чего мы горячимся, теряя терпение, совершаем ошибки, и наши искренние, чистые по своей сути желания окружающим кажутся совсем иными: эгоистическими, легкомысленными… И чувства могут не одновременно пробуждаться – у кого-то раньше, у кого-то позже, и не каждый может сразу на них решиться, – кого-то может остановить страх перед ещё неизведанным, кого-то – боль, оставленная прежними попытками обрести счастье, горечь тяжкого разочарования, гнетущая вина за совершённые ошибки… И даже если всё складывается радужно – оба признаются друг другу в чувствах, это лишь первый, самый лёгкий шаг. Чувства – как искра, они легко вспыхивают, и столь же легко гаснут. Для того, чтобы искра разгорелась до большого огня, нужно приложить не мало усилий, причём обоим, – одному тут ничего не сделать. У обоих должно быть глубокое понимание всей серьёзности дела, за которое они взялись, и трепетное отношение к нему. А иначе кто-то один будет пытаться тянуть всю ношу, тщётно взывая к другому, пока либо не надорвётся, либо не бросит всё с отчаяния. И тогда снова боль – от неудавшейся попытки, от несбывшейся мечты… Жизнь – очень сложная штука, она полна тяжёлых испытаний и горьких, болезненных ошибок. Но, в то же время, она – самый бесценный дар Божий. И любовь, как основа жизни, тоже. И если Господь даёт тебе любовь, надо этому радоваться. Даже тогда, когда чувства безответные, когда тебе приходится их в себе сдерживать. Конечно, любить того, кто тебя не любит, многократно сложнее, но как знать, – а вдруг Господь в итоге приведёт к ответным чувствам, и пройденный путь сделает ваш будущий союз лишь прочнее. Да и потом: настоящая, чистая, глубокая любовь больше стремится отдавать, нежели брать. Я понимаю, что отдавать видимо, – находясь с ней рядом, всячески поддерживая её, окружая теплом, лаской, заботой, – намного легче; особенно, тут же получая всё то же в ответ. Но, если ты действительно её любишь, научись отдавать скрыто. Старайся очистить свои чувства от эгоизма. И не дай им умереть! Господь не для этого тебе их дал, – верь ему, и всё будет благополучно, вот увидишь.
-Но как я могу отдавать скрытно? Чем я могу ей помочь, если она всячески избегает меня, держится холодно и замкнуто?
-Не делай ничего того, что могло бы причинить ей боль, доставить неприятные ощущения или вызвать неловкость. Если она не может ответить тебе взаимностью, не показывай всем своим видом, насколько тебе без неё плохо, – этим ты лишь пробуждаешь в ней чувство вины, мысли о том, что она способна причинять окружающим лишь боль. Не будь излишне настойчив, навязчив. Но молись о ней, искренне прося Бога уберечь её от всех бед и невзгод, от ошибок и потерь, прося дать ей сил и терпения, отпустить все грехи и управить на дальнейшем жизненном пути. Верь, и Господь не оставит ни тебя, ни её; прислушивайся к сердцу, и поймёшь, как нужно поступать. Молись о ней, и тем дашь ей очень многое; и положись на Господа, – он даст сил и всё управит.
-Вы, наверное, батюшка? – переходя вдруг на «вы», спросил Дмитрий.
-Да нет, мне до батюшки очень далеко, – вздохнув, ответил Иван. – Я большой грешник. Просто пытаюсь придерживаться светлой стороны течения, хотя и плохо у меня это получается…
-Светлое течение? – переспросил Дмитрий. – Это как?
-Да это я как-то размышлял о жизни, и в голову пришёл такой образ. Если хочешь, могу рассказать.
-Давайте.

Иван немного помолчал, собираясь с мыслями.
-Я всё думал о том, что человек не может делать ничего доброго, светлого без воли, без помощи Господа. И любое доброе дело – это заслуга Бога, помогшего, позволившего его сделать, а не человека. При этом в Библии говорится, что Господь дал человеку волю, свободу выбора. Но в чём же тогда заключается воля, и зачем она, если в молитве мы просим, чтобы всё было по воле Бога, а не по нашей? Неужели выходит так, что мы сами не можем сделать ни малейшего доброго дела? И когда я об этом задумался, Господь мне послал такое сравнение, такой образ: большой водный канал, по дну которого проходит вертикальный забор, разделяющий водную массу на две части. Но забор этот почти не выступает над водной кромкой, так что капли могут с лёгкостью перемещаться с одной половины канала в другую. При этом по одну сторону этого забора вода течёт чистая, прозрачная, а по другую – грязная, мутная. Чем дальше от забора в ту или иную сторону, вода становится либо чище, либо, напротив, грязнее, – смотря какая сторона. А в центре канала вода примерно одинаковая, так как её капли то и дело пересекают забор, смешиваясь друг с другом. И вот течёт этот канал, течёт, а затем та его половина, где чистая вода, впадает в такое же чистое, светлое озеро, а другая половина, с мутной, грязной водой, – в сливную яму, от которой так и разит мерзким зловонием. Забор, разделяющий канал, – это тонкая грань между добром и злом. Капли, – это отдельные люди, которые в большинстве своём находятся в близи забора, постоянно перепрыгивая его то в одну, то в другую сторону. Светлая, чистая вода – это добро, любовь, идущие от Бога. Грязная, мутная вода – зло, ненависть, идущие от всякой нечисти. Каждая отдельно взятая капля – она ничего из себя не представляет – ни силы добра, ни силы зла; но она может стать частицей того или другого. Без этой капли ни добро не ослабеет, ни зло, ибо таких, как она, капель, несчётное множество. Но у каждой капли есть выбор: держаться одной стороны канала или другой, и своим примером она может подтолкнуть ближайшие капли последовать за ней. Сама по себе капля – ничего по сравнению с целой водной массой, но она может стать частью чего-то большого – либо доброго и светлого, либо грязного и мутного. В этом и заключается данная нам Богом воля – стать частицей его добра, любви, или же примкнуть к злу и ненависти.
-И, получается, чем дальше капля удаляется от забора, тем она сильнее очищается, либо, напротив, пачкается? – спросил Дмитрий.
-Верно. Ведь как вода может принять в себя различные примеси, меняя окрас, вкус, так и человек способен изменяться.
-И, значит, у одного берега канала – святые, а у другого – совсем пропащие люди? Придерживаясь одного берега, мы как бы очищаемся, а другого – набираемся грехов? А озеро и сточная яма – это рай и ад?
-Да, всё верно.
-Здорово! А что Вы лично делаете, чтобы держаться чистого берега?
Внезапно налетевший порыв ветра сорвал с ветвей несколько листьев,скукожившихся от жары. Один из них, описав в воздухе затейливую дугу, лёг, словно погон, на плечо Ивана. Он невольно улыбнулся и, взяв листок, осторожно, будто хрупкую реликвию, положил на траву. К листку тут же устремился весьма проворный жук, до этого настойчиво пытавшийся взобраться на росшую рядом травинку. Заметив это, Иван вновь улыбнулся.
-Понимаешь, Дима, – наконец произнёс он, – сказать в ответ много красивых, высокопарных слов – не трудно. Но это не правильно. Не я должен говорить о своих делах, а они обо мне. Но если всё же отвечать на твой вопрос… – Иван вздохнул. – Пытаюсь относиться к людям так, как бы хотел, чтобы они относились ко мне. Это очень сложно, и не всегда получается. Далеко не всегда. Легко ответить улыбкой человеку, который пред тем тебе улыбнулся, – особенно, если он симпатичен; и как же порою сложно первым подать руку тому, кто совсем недавно жестоко обидел тебя!.. Не просто, испытывая боль, хотя бы попытаться понять мотивы человека, причинившего тебе эту боль, стать на его место, и затем продолжать относиться к нему так, будто между вами ничего плохого не случилось. Я пытаюсь так поступать, но насколько хорошо это получается – судить не мне. Важно также особо не заострять внимание на сделанных делах, не хвалиться ими. Сделал, да и сделал. Живи дальше, не думая об этом. И научиться прислушиваться больше к сердцу, а не рассудку. Увидел, к примеру, горящий дом: разум тебе говорит, чтобы шёл дальше, не останавливался – у тебя, мол, много важных дел, да и не пожарник ты, помочь не сможешь. А сердце, напротив, кричит, чтобы ты подошёл, узнал, что там да как, помог, чем можешь. Вот в такие минуты и нужно слушаться сердце, ибо через него с тобою сам Бог разговаривает. А помог – уходи, не жди благодарности. Сделал хорошее дело – и продолжай свой путь…
-Постойте! – вдруг воскликнул Дмитрий, пристально взглянув в лицо Ивана. – Вы не тот самый незнакомец, зимой в городе спасший девочку? Ну, когда интернат горел.
-Детский дом, – опуская глаза, поправил Иван. – Да, всё верно.
-Ничего себе! О Вас ведь все вокруг только и говорили, в газетах писали! Мы с Ритой вместе одну такую статью читали. И вдруг Вы – в нашем посёлке. И вновь спасаете чужую жизнь… – тихо добавил Дмитрий. Он немного помолчал. – А как сейчас та девочка? Писали, что Вы хотите её удочерить. Получилось?
-С ней, слава Богу, всё нормально. А вот с удочерением мне, вероятней всего, откажут.
-Почему?!
-И жильё не подходящее, и не женат я.
-Но как же так!..
-На всё, Дима, воля Божья. Значит, так надо.
-Грустно всё это… А могу я Вам хоть чем-то помочь? И посоветуйте, пожалуйста, как мне хоть на чуть-чуть отдалиться от забора в верном направлении?
-Сложный вопрос. В первую очередь, наверное, постарайся справиться с тяжёлым душевным состоянием. И попробуй найти своё предназначение; а когда почувствуешь, что нашёл, старайся следовать ему. Молись, и Господь обязательно тебе поможет. Я тоже буду о тебе молиться.
-Спасибо Вам большое! – тихим, слегка срывающимся голосом произнёс Дмитрий.
-Да не за что, – ответил Иван. – Ты школу уже ведь окончил? – спросил он.
-Да. В этом году.
-А куда будешь поступать?
-Пока точно не знаю… Меня музыка увлекает; ещё шахматы, история. С Ритой когда-то мечтали, что она на медсестру поступит, а я – на археолога…
-Внимательно прислушайся к себе – это, правда, очень важно!..

4

Из воспоминаний Ивана вывел звонкий женский смех, вдруг раздавшийся всего в нескольких шагах от него. Девушка, разговаривая по телефону, переходила дорогу. Её мягкий, спокойный голос был таким родным, каждая нотка – до боли знакома!.. По телу разлилась волна чего-то мягкого и тёплого, лицо вспыхнуло. Иван взглянул в её сторону – доли секунды хватило, чтобы оценить обстановку и принять единственно верное решение. Сердце сжалось, сильно кольнув в груди.
-Вика! – заорал Иван.
Два быстрых прыжка, и он схватил девушку за руку, резко дёрнул на себя. В тот же миг мимо них пронёсся серый «Opel», вылетевший до этого из-за поворота. Колёса машины прошли всего в нескольких сантиметрах от ног девушки.
По тротуару в это время проходила пара с ребёнком в коляске.
-Псих какой-то!.. Или маньяк, – донёсся до Ивана негодующий женский голос.
-Глупая, он ей жизнь спас, – ответил мужчина.
«Опять», – пронеслось в голове у Ивана.
Всё ещё держа девушку за руку, он вдруг заметил лежавший на асфальте мобильный телефон. Поднял устройство, подал его хозяйке. Девушка дрожащей рукой положила телефон в сумочку и отошла с проезжей части. Лицо её было бледным от пережитого испуга.
-Спасибо Вам большое, – тихо произнесла она.
-Да не за что, – отозвался Иван. – Как Вы себя чувствуете? Всё нормально?
-Ноги немного трусятся, – смущённо улыбаясь, ответила девушка. – И сердце всё ещё колотится…
-Давайте я сбегаю куплю водички – там, за углом, магазин есть.
-Нет, не надо. Всё хорошо, не переживайте. Спасибо Вам огромное!..
-Да не за что, – тихо повторил Иван, опуская глаза.
-Я пойду, хорошо? – немного помолчав, осторожно спросила девушка.
-Да, конечно. И будьте осторожны.
-Хорошо. Спасибо Вам.
Девушка медленно удалялась, а Иван стоял и молча смотрел ей в след.
-Господи, – прошептал он, когда девушка скрылась из вида, – как же она похожа!.. Лицо, волосы, походка… И голос – он такой же, как у Вики!.. Я его всегда различу среди гула тысяч голосов!..
Какое-то время Иван брёл по городу, не разбирая дороги. На душе стало совсем пусто, а в голове не было никаких мыслей. Он просто шёл, механически совершая движения. Ноги сами привели в парк и остановились возле лавочки. Иван сел.
-Господи, – взмолился он, – ради всего святого, умоляю тебя, храни её! Отпусти ей все грехи, какие только у неё есть, исцели все её душевные раны, и дай сил! Управь, подскажи верный путь и не дай с него сойти! Убереги от бед и огради от страданий, тяжких испытаний, невыносимых трудностей! Святой Николаюшка Угодничек, Святой Сергий Радонежский, Пресвятая, Пречистая Дева Мария, умоляю вас, помолитесь Отцу нашему небесному, Святому Господу, о родном моём человечке, об отпущении ей всех грехов! Благослови её, Господи! Пусть у неё всё будет благополучно, прошу тебя!..

Порой Ивану очень хотелось попросить Господа и о том, чтобы они с Викой могли вместе идти по жизни, но он старался отгонять эти мысли.
«На всё воля Божья, – думал он. – Если двое действительно могут быть счастливы, то Господь обязательно всё управит, и они когда-нибудь будут вместе. Если же этого не происходит, значит, ещё не пришло время или же вовсе не должно произойти. Раз Господь дал чувства, он знает, для чего они, а напрасно ничего не даётся. И если ты искренне, всей душою любишь, нужно молиться в первую очередь о дорогом тебе человеке, прося за него. А всё остальное Господь управит, сделав так, как действительно лучше для вас обоих, – в этом не стоит сомневаться. Господь всё знает и всё видит, – надо полностью довериться ему».
Окончив молиться, Иван какое-то время сидел молча, неподвижно. На душе стало легче и теплее, пустота заполнилась особым светом. Вздохнув, он слегка тряхнул головой.
-Надо дальше заниматься начатым делом. Детишки ждут помощи. Научи и направь, Господи, прошу тебя!..
Долго перелистывая свой блокнот, испещрённый различными заметками, Иван, наконец, нашёл нужную запись. Достав с кармана мобильный телефон, он набрал написанный на помятом листке номер.
-Игорь Борисович, здравствуйте! Удобно говорить?
-Да, удобно. А кто это?
-Это Иван.
-Какой Иван?
-Ну, безумец, – немного замявшись, пояснил Иван.
-А, понял. Слушаю тебя.
-Я хочу попросить Вас о помощи. Вы же знаете такой посёлок – Новая Михайловка? Километров пятьдесят к востоку от города.
-Это где монастырь?
-Да, примерно. Немного не доезжая, налево и вдоль по реке.
-Понял. И что там?
-Там поселковая школа. Здание в очень плохом состоянии. Крыша течёт и в любой момент может обрушиться. Других зданий, куда бы можно было перевезти школу, в посёлке нет. А до ближайшей школы около пятнадцати километров, – это в принципе неудобно, далеко очень. А там ещё и грунтовые дороги – осенью, весной весьма проблематично добираться.
-И что ты предлагаешь?
-Помогите найти деньги для ремонта школы. Если не для полного, то хотя бы для самого необходимого. Сам процесс я полностью обеспечу, всё проконтролирую. Будут полные отчёты по всем потраченным средствам. Людей я привлеку тех же, что детский дом восстанавливали, – они всё сделали быстро и добросовестно.
-Смета у тебя уже есть?
-Да, конечно.
-Подходи завтра к десяти в мой офис. Посмотрим, что можно сделать.
-Хорошо. Спасибо Вам большое! – обрадовавшись, поблагодарил Иван.
-Пока не за что. До завтра.
-До свидания.
«Спасибо тебе, Господи! Спасибо большое!», – прошептал Иван, трижды перекрестившись.

«Вот тебе и безумец, – сидя за рулём, размышлял Игорь. – Да никакой он, в сущности, и не безумец. Альтруист, каких сегодня мало. Все стремятся наращивать собственный капитал, пекутся лишь о себе любимых. А этот вот думает о других. Причём о незнакомых, совсем чужих ему людях!.. То детский дом, теперь вот эта школа, – может, и ещё что есть. И ведь она не первый год разваливается, – все это видят, и всем плевать. А этот взялся, будто ему больше других надо!.. И ведь будет кипятиться, тратить уйму времени, сил. А потом тихо ото всех скроется, отдав лавры в лучшем случае тем, кто просто поддержал деньгами. И бывают же такие люди!.. Есть в нём что-то такое, что притягивает, побуждает оказывать поддержку. Ничего ведь особенного он не сказал, а я уже знаю, что дам деньги. И других спонсоров, если нужно будет, привлеку. Другим таким же отказывал, а вот этому помогу. Почему именно ему? А не знаю. Само как-то вышло. Эх, жалко, что Юрка уже уехал, – устроил бы ему завтра интервью с «безумцем». Хотя нет, не стоит. Юрка бы потом всё опошлил в своей жёлтой газетёнке. Нельзя. Да-а, ну и денёк сегодня!..»
А Иван в это время вновь, не спеша, шёл по городу. Ему совсем не хотелось возвращаться в пустой, и от того совсем неуютный дом. День клонился к закату. Весеннее солнце, уже частично скрывшись за многоэтажными постройками, окутало всё мягким, каким-то загадочным, ало-розовым светом. Тени, в полдень совсем ужавшиеся, теперь причудливо вытянулись. И было так тихо и спокойно. Иван, как в детстве, любовался красками догорающего дня и, незаметно для себя самого, улыбался. Его улыбка, как у ребёнка, была светлой и такой искренней!
Выйдя к собору, Иван остановился, и в этот миг торжественно начали звонить колокола! А золотые купола так и сияли в лучах заходящего солнца, переливаясь всевозможными цветами и оттенками. С душевным трепетом смотря на них, слушая колокольный звон, Иван стал размеренно креститься и шептать слова «Отче наш». Он вдруг всей душой почувствовал, что находится в начале столь желанных и долгожданных перемен в его жизни.
-Господи, Иисусе, спасибо тебе огромное! – с горячей радостью прошептал Иван. – Если у нас с Викой всё сложится, мы ведь и Варю из детдома сможем забрать! Спасибо тебе, Боженька, спасибо!!!