Удивительный свет творчества А.П. Чехова

Имя Антона Павловича Чехова самым тесным образом связано с нашим краем. В своё время его родной Таганрог, как и Донетчина, непосредственно входили в Область Войска Донского. В апреле-мае 1887 года Чехов побывал во многих городках и сёлах Донбасса и Донщины. Писателю было 27 лет – возраст впечатлений и внутреннего обогащения. Поездка дала ему ценнейший материал, который был впоследствии им использован и преломлен во многих произведениях. 
Антон Павлович совершил путешествие по железной дороге из Москвы в родной Таганрог, а через несколько дней – к Северскому Донцу. «Видели ли вы когда-нибудь большую дорогу? Вот куда бы нам махнуть! Кресты до сих пор целы, но не на ту уж ширину: по соседству провели чугунку, и по дороге теперь почти некому ездить: мало-помалу зарастает травой». И мы отчётливо представляем, как пристально вглядывался он в окно: станции Кутейниково, Иловайск, Харцызская... В письмах к сестре Марии – подробный отчёт: «Харцызская. 12 часов дня. Погода чудная! Пахнет степью и слышно, как поют птицы. Вижу старых приятелей коршунов, летающих над степью. Курганчики, водокачки, стройки – и всё знакомо и памятно. В буфете – порция необыкновенно вкусных и жирных зелёных щей. Потом – прогулка по платформе. В крайнем окне второго этажа станции сидит барышня (или дама, чёрт её знает) в белой кофточке, томная и красивая. Я гляжу на неё, она на меня… Надеваю пенсне, она тоже…О, чудное видение! Получил катар в сердце и поехал дальше…» С каждым оборотом колеса, с каждой новой станцией письма всё обстоятельнее, в них уже просматриваются сюжеты будущих рассказов «В родном углу», «Перекати-поле», повести «Степь».
Впрочем, не следует думать, что Чехову все увиденные южные городки понравились. В его письмах мы найдём нелицеприятные (и вместе с тем – правдивые) характеристики Славянска, Краматоровки (сейчас – Краматорск). Антон Павлович рисует схему Донецкой железной дороги и даёт пояснение для сестры: «Центральный шарик – это ст. Дебальцево. Остальные шарики – это всяческие Бахмуты, Изюмы, Лисичански, Лугански и прочие пакости…»
В описании Славянска всё-таки больше иронии. «Здесь духота, угольный запах. Извозчики отказываются везти ночью в Святые горы и советуют переночевать в Славянске, что я и делаю весьма охотно, ибо чувствую себя разбитым…» Поселившись в гостинице Куликова, писатель берёт номер за 75 копеек и наконец добирается до мягкой постели и рукомойника (здание гостиницы находилось по ул. Свободы, 6). Перед сном Чехов прогулялся по вечернему Славянску, зашёл на площадь. Антон Павлович писал ещё о городе: «Город – нечто вроде гоголевского Миргорода; есть парикмахерская и часовой мастер, стало быть, можно рассчитывать, что лет через 1000 в Славянске будет телефон. …Дома выглядывают приветливо и ласково, на пример благодушных бабушек, мостовые мягки, улицы широки, в воздухе пахнет сиренью и акацией; издали доносится пение соловья, кваканье лягушек, гармоники…». Уже выезжал Чехов из Славянска по переулкам «...буквально тонущим в зелени вишен, жерделей и яблонь. Птицы поют неугомонно. Встречные хохлы, принимая меня, вероятно, за Тургенева, снимают шапки».

Но находясь невдалеке от железной дороги на хуторе Рагозина Балка у мелкого землевладельца П.Г. Кравцова (Таганрогский Округ Области Войска Донского, ныне Антрацитовский район, ЛНР), в то же время Чехов пишет письмо писателю Николаю Лейкину, из которого и взята знаменитая чеховская фраза-характеристика Донецкого кряжа: «Жил я последнее время в Донской Швейцарии, в центре так называемого Донецкого кряжа: горы, балки, лесочки, речушки и степь, степь, степь…» Здесь он встретил весенние степные просторы, прорезанные глубокими лесистыми балками, обилие солнца и тепла, от которых Чехов отвык в Москве. 
В Святые Горы (ныне Святогорск на Донетчине) Антон Чехов уезжает из Рагозиной балки вечером пятого мая 1887 г. И уже находясь в Святогорском мужском монастыре, отмечает: «Место – чрезвычайно живописное и оригинальное. Ночевал я в монастыре две ночи и вынес тьму впечатлений. При мне, по случаю Николиного дня, скопилось около 15 тысяч богомольцев, из которых девять десятых – старухи. До сих пор я не знал, что в мире так много старух, иначе давно бы уже застрелился...» Что ж, когда мужчина молод, то старость ему кажется невероятно далёкой... Тут он встретил реального человека – еврея-выкреста А. Сурата, которого отобразил в рассказе «Перекати-поле». Произведение написано в объективной манере, с сочувствием к незадачливому герою, одержимому тягой к образованию. (После появления этого рассказа в печати Сурату в конце концов дали возможность учительствовать)… Позднее пролетят ещё одиннадцать лет, и Чехов посмотрит на это памятное путешествие совсем иными глазами: «Надо много писать, между тем, материал заметно иссякает. Если бы не бациллы, то поселился бы я в Таганроге года на два-три. И занялся районом Таганрог – Краматоровка – Бахмут – Зверево. Это фантастический край! Донецкую степь я люблю и когда-то знал там каждую балочку. Когда я вспоминаю эти овражки, шахты, Саур-Могилу, рассказы про Зуя, Харцыза, генерала Иловайского, мне становится грустно и жаль, что в Таганроге нет беллетристов, а материал этот чрезвычайно милый и ценный». В общей сложности, писатель провёл здесь и в Рагозиной Балке около недели, наполненной впечатлениями степного юга России. Отсюда писатель сообщает сестре Марии: «Напоэтился я по самое горло: на 5 лет хватит».

Впечатления впитывались, осмысливались, им нужно было время, чтобы выкристаллизоваться в художественные образы, по-чеховски ёмкие. Ранний Чехов отдал дань пародийному звучанию и даже шовинизму, подтруниванию над татарами, евреями, армянами. У русских он отмечал такие черты характера как возбудимость, чувство вины, утомляемость. Считая себя великороссом он пишет Д.В. Григоровичу: «Хохлы – упрямый народ: им кажется великим то, что они излагают, и свои хохлацкие истины они ставят так высоко, что жертвуют даже здравым смыслом». В повести «Степь» уже особо отражается специфическое мужское и привольное пространство казачества. Он также неоднократно указывал, что украинские песни большей частью мелодичные и задушевные, а казацкие – бодрые, боевые… 
Позднее писатель кардинально пересмотрел свои взгляды на большие и малые народности с креном в сторону толерантности. И более не было совершенно никакого намёка на национальные предубеждения. А душевная щедрость этого деликатнейшего человека уже выражалась в похвалах таланту и человеческим качествам его современников. Он отмечал: «Талант принадлежит всем народам вне зависимости от того, к какой нации человек принадлежит».
…И многое из увиденного и отмеченного – необъятность степи в Диком поле, широта души людей разных наций на этом просторе, требовали большей формы, нежели рассказы о донской земле. 1 января 1888 года Чехов принимается за повесть для «толстого» литературного журнала, которая могла бы охватить, всецело передать южное великолепие степи. Над произведением А.П. Чехов работал немногим более месяца, и уже 3 февраля отправил рукопись в «Северный вестник». В этой повести Антону Павловичу Чехову удалось изобразить и степь, и степных людей, и передать свои степные впечатления. Сотрудник редакции «Северного вестника» А.Н. Плещеев так отозвался о повести, ещё до выхода «Степи» в журнале: «Прочитал я её с жадностью. Не мог оторваться, начавши читать… Это такая прелесть, такая бездна поэзии, что я ничего другого сказать Вам не могу… Что за бесподобные описания природы, что за рельефные, симпатичные фигуры…» Чеховская повесть увидела свет в мартовском номере «Северного вестника», и степные просторы зазвучали в русской литературе, как до этого они звучали лишь у Гоголя.

…Право писателя на художественное обобщение, семя которого проросло от цветущих вишнёвых садов в Рагозиной Балке, по мнению краеведов, перенесло усадьбу Гаева и Раневской из Области Войска Донского и принадлежащей ему территории современного Антрацитовского района ЛНР в соседний Бахмутский уезд Екатеринославской губернии куда-то посередине между нынешними Артёмовском, Горловкой и Краматорском. Но, без сомнения, именно Восточное Примиусье, названное Чеховым «Донской Швейцарией», может считаться отправной точкой в биографии бессмертной пьесы «Вишнёвый сад». «Вишнёвый сад» – вершина русской драматургии начала 20-го века, лирическая комедия, пьеса, ознаменовавшая начало новой эпохи развития русского театра. Основная тема пьесы автобиографична – обанкротившееся семейство дворян продаёт с аукциона своё родовое имение. Автор, как человек прошедший сквозь подобную жизненную ситуацию, с тонким психологизмом описывает душевное состояние людей, вынужденных в скором времени покинуть свой дом. Новаторством пьесы является отсутствие деления героев на положительных и отрицательных, на главных и второстепенных. Все они только делятся на три категории: люди прошлого – дворяне-аристократы (Раневская, Гаев и их лакей Фирс); люди настоящего – их яркий представитель купец-предприниматель Лопахин; люди будущего – прогрессивная молодёжь того времени (Пётр Трофимов и Аня). Образ сада – это дворянская Россия, с помощью которого Антон Павлович предсказал будущие перемены, гибель дворянских «гнёзд». И то, что должно было быть вековой дубравой, на самом деле было лишь вишнёвым садом: красивым, но быстро улетучивавшимся. 
Также двойственным было и отношение Чехова к религии. Он неоднократно признавался, что сам как естественник, врач – человек неверующий. Чехов отчётливо осознавал, что его восторженное восприятие религиозных праздников – Рождества, Пасхи, любовь к религиозным обрядам и к их эстетике – ещё недостаточные условия веры. В.П. Немирович-Данченко вспоминает: «Как-то в саду перед закатом и прислушиваясь к отдалённому церковному звону, он сказал: “Красивый звон. Это всё, что у меня осталось от православия”». Он не отвергал богоискательства, но считал, что оно должно быть откровенно-интимным, а не публичным: «Нужно веровать в Бога, а если веры нет, то не заменять её место шумихой, а искать, искать, искать, однако, один на один со своей совестью». 
За свою короткую жизнь Чехов создал настоящий волшебный мир беллетристики, отражающий реальную действительность, которая и сейчас, спустя более чем столетие со дня смерти писателя, обладает необыкновенной притягательной силой. 

…Имя гениального земляка – А.П. Чехова на Донетчине незабываемо. Материалы о нём широко представлены в Республиканском краеведческом музее, в музеях Горловки, Краматорска, Иловайска, Славянска, Кутейниково, Бахмута и др. 
В г. Славянске в 1955 г. установлен бюст писателю. А в 152-ую годовщину со дня рождения Чехова открыт памятник писателю и на Привокзальной площади станции «Харцызск»… На территории Свято-Успенской Святогорской Лавры установлен памятный крест в честь пребывания А.П. Чехова, немало ценных материалов о нём и в музее государственного историко-архитектурного заповедника «Святые Горы». А в государственном природном заповеднике «Хомутовская степь» (Новоазовский район, ДНР) выдающийся актёр и режиссёр Сергей Бондарчук снял первые кадры фильма «История одной поездки» – по повести «Степь». Хотя они и были повреждены при переезде, и переснимали их уже в другом месте, но на экскурсионном маршруте появился камень с мемориальной доской, напоминающей об истории с экранизацией этого, пожалуй, самого поэтичного произведения Антона Чехова.
И в заключение следует подчеркнуть, что эту поистине русскую землю в настоящее время изуверски увечат укронационалисты и лживо твердят, что это «наша украинская земля». На самом же деле – это наш донской, русский край, и мы, потомки великих Чехова, Даля, Горбатова, Байдебуры, Гаршина, Беспощадного, Костыри, Рыбалко, не отдадим фанатикам-боевикам ни пяди нашей священной территории!