Из плена – на самолёте

8 февраля 1945 года группа советских пленных во главе с летчиком, старшим лейтенантом Девятаевым, бежала на захваченном бомбардировщике из концлагеря сверхсекретного полигона Пенемюнде, расположенного на острове Узедом. Герои обрели не только свободу, но и доставили в руки нашего командования бесценное оборудование и важнейшие сведения о дислокации гитлеровского «вундерваффе». Увы, в годы «перестройки» и позже либералы всех мастей пытались вылепить из них «иконы мучеников бесчеловечного сталинского режима».

Нет сомнения, что если бы бойцы, бежавшие в тот далекий февральский день из вражеского плена на захваченном у немцев «Хейнкеле 111» были американцами (или, на худой конец) англичанами, о них бы еще «по горячим следам» сняли голливудский супер-боевик. 
На знаменитой «фабрике грез» (и по совместительству – машине пропаганды западного образа жизни) ведь и так чуть ли не каждый второй-третий блокбастер на тему бомбардировщиков-невидимок с ядерным оружием на борту обязательно сопровождается сюжетом его угона супостатами. А затем феерического освобождения из плена с помощью какого-нибудь «простого американского парня», по совместительству случайно оказавшегося настоящим «суперменом». 
Нет, наши кинематографисты тоже в конце концов сняли остросюжетную ленту по мотивам угона немецкого «Хейнкеля». К сожалению, уже в то время, когда «нашими», во всяком случае, по духу, их можно было называть с очень большой натяжкой.
Фильм «Охота на «Единорога», вышедший на советские экраны в 1989 году, конечно, был достаточно зрелищным и, во многом, превосходящим по профессионализму большинство современных отечественных «киноподелок» о войне. Однако основной посыл этого «шедевра» был вполне себе современненьким: «Простые советские люди совершали героические подвиги во имя любви к Родине, а подлый сталинский режим их за это отправлял в Гулаг».
Вот так и главного героя картины, пленного советского летчика, угнавшего у немцев боевой самолет (в фильме это, правда, истребитель) сначала зверски «прессуют» «мордовороты-особисты», объявляя «предателем и врагом народа», а уж затем, спустя годы, не менее звероподобный гулаговский «вертухай» с садистским удовлетворением пристреливает заключенного советского «аса» якобы при попытке к бегству. 
Особой пикантности добавляет уточняющий «титр» финальной сцены, действие которой происходит зимой 1952 года, всего лишь за год до смерти Сталина. Дабы вызвать у зрителей дополнительное сожаление: ах, как жаль, совсем немного парню дотерпеть не хватило…

***

Реальность, конечно, как водится, значительно отличалась от методологии, позже с успехом освоенной в кинопасквилях образца «Штрафбата» и «Сволочей». Действительно, гвардии старший лейтенант авиации Михаил Петрович Девятаев сумел не просто бежать из гитлеровского плена в сложнейших условиях, но еще и смог угнать при этом целый вражеский самолет. 
Да, опять же не абы какой, а «Хейнкель 111» модификации H22. Которая сама по себе предполагала его основное использование в качестве еще неизвестной в те времена категории «ракетоносца» – ракет Фау-1. По сути, беспилотных самолетов, то есть аналогов современных «крылатых ракет».
Впрочем, в связи с относительно невысокими тактико-техническими характеристиками первого детища немецкого ракетного гения Вернера фон Брауна их довольно быстро научились сбивать английские истребители-перехватчики, стоило им только обнаружить цели. Защититься от истребительного огня брауновские ракеты никак не могли. 
Так что к концу войны гитлеровский конструктор создал уже первую в мире полноценную баллистическую ракету с максимальной высотой подъема до 90 км. Там-то ее уже никакая британская ПВО достать не могла. А чтобы эффективнее управлять этой ракетой, нужная аппаратура как раз и размещалась на «Хейнкелях» вышеупомянутой модификации. 
Конечно, нельзя сказать, что новое немецкое оружие действительно стало тем самым «вундеваффе» (сверхоружием), которым геббельсовская пропаганда подкрепляла упавшую веру в победу среди граждан Третьего Рейха. Но сам факт практически полной беззащитности британской столицы перед пусть относительно редкими ударами Фау-2 с позиций на севере Франции не добавлял оптимизма ни ее жителям, ни политикам. 
Получался своего рода «когнитивный диссонанс» – вроде война идет к разгрому Германии, авиация союзников однозначно доминирует в воздухе. А тут все равно почти ежедневно разыгрывается «русская рулетка» с ракетными ударами, жертвой которых может стать практически любой человек, пусть шансы на это не так уж и велики.
Тем более даже при наличии самой лучшей разведки союзники все равно не могли быть полностью уверены, что у Гитлера не найдется, чем помощнее обычного тротила начинить боеголовку Фау-2. Свой «Манхеттенский проект» по созданию атомной бомбы американцы к 1945 году почти завершали, а вдруг и немецкие физики успели бы сотворить что-нибудь подобное? Да еще имея носители, от которых практически не было тогда надежной защиты?
Так что на немецкое «вундеваффе» шла настоящая охота. Сколь ожесточенная (остров Узедом бомбили чуть ли не ежедневно), столь и безуспешная (бомбы союзников падали на ложные цели). 

***

На беду фашистов, к концу войны они находились уже в «аховом» положении с ресурсами. В том числе, и человеческими, в армию приходилось верстать уже и стариков, и подростков. А про мужчин трудоспособного возраста и говорить нечего.
В силу этого даже на одном из самых секретных объектов Германии, ракетном полигоне Пенемюнде в Балтийском море, немцев оставили в должностях преимущественно инженерно-технического персонала, а также охраны. Большинство же «черной» работы пришлось свалить на военнопленных, которых гитлеровцы рассматривали в статусе неких «рабов». Забывая, что и среди последних в истории было немало восстаний.
А уж если среди пленных было немало и советских бойцов… Особенно с фактами одного (а то и нескольких!) побегов в биографии... 
Конечно, фашисты надеялись еще и на природную изолированность острова Узедом, где находился ракетный полигон и соответствующий концлагерь. Куда убежать с подводной лодки или даже с острова, достаточно далеко расположенного от нейтральной Швеции?
Вторично немцам не повезло из-за того, что советский летчик-гвардеец Девятаев попал на секретный полигон не под своей фамилией. Ему, уже осужденному в команду «смертников» за неудавшийся побег, сумел поменять бирку с номером сочувствовавший лагерному Сопротивлению парикмахер. И вместо боевого пилота в гитлеровской лагерной отчетности стал фигурировать школьный учитель.
Между тем, ни летное мастерство, ни командные качества от Михаила Петровича никуда не делись. Вскоре после попадания на Узедом он начал сколачивать боевую группу, которая вместе с ним должна была покинуть вражескую базу на захваченном самолете. 
Как знать, возможно, и не все ее участники руководствовались исключительно желанием «победить или умереть». Но просто элементарный здравый смысл подсказывал уже абсолютно всем, что живых свидетелей секретных экспериментов немцы при приближении наших войск на острове вряд ли оставят. Во всяком случае, из числа военнопленных. Так что оставаться в плену и оставаться на верную смерть, по сути, в той ситуации было синонимами.

***

8 февраля группа Девятаева, убив немецкого охранника, завладела самолетом. Первоначально, кстати, пленники планировали улететь на обычном Юнкерсе, но тот, после осмотра, был признан неготовым к полету.
На «Хейнкеле», правда, тоже удалось подняться в воздух только со второй попытки – не сразу получилось овладеть управлением незнакомой крылатой машины. К счастью, немцы, похоже, в принципе не предполагали возможности такой ситуации, а потому, ошеломленные, и позволили нашим бойцам уйти из зоны зенитного огня. 
Да и дальнейшие их действия по перехвату захваченного бомбардировщика были, мягко говоря, не очень профессиональными. Вдогонку был поднят всего один истребитель – правда, с одновременным приказом всем находящимся вблизи немецким самолетам сбивать одинокий бомбардировщик. 
Но, право, к тому времени и у немцев, и у союзников на оснащении уже были неплохие радиолокаторы, и как при их наличии угнанный «Хейнкель» мог просто так затеряться в воздухе? А если даже на таком сверхважном объекте, как Пенемюнде радаров не было, то… да уж, агония Рейха – это не для слабонервных.
Так или иначе, немецкий эрзац-ракетоносец, пилотируемый лейтенантом Девятаевым, сначала пошел на север, к шведской нейтральной территории. Потом наши, прикинув запасы топлива, решили было тянуть к Ленинграду. Правда, позже резонно решили, что на вражеской машине до советских берегов можно и не долелеть, встретившись с нашими истребителями. А падать в зимнее море – удовольствие не из приятных.
В итоге «Хейнкель» практически «по коробочке», в конце концов пошел на юг, к балтийскому побережью Восточной Пруссии. Позиции советских войск беглецы обнаружили и без карты – их тут же обстреляли наши зенитки. Причем, настолько результативно, что самолет загорелся. Правда, Девятаев не менее профессионально смог сбить пламя и посадить машину «на брюхо». Вскоре подошли наши бойцы и после кратковременного удивления отправили соотечественников, среди которых были и раненые при зенитном обстреле, в госпиталь.

***

Дальнейшее тоже протекало отнюдь не в соответствии со сценарием той же «Охоты на «Единорога». Бежавших из вражеского плена красноармейцев, конечно, проверяли «смершевцы». Но иначе было нельзя – внедрение вражеских агентов через специально организованное для прикрытия бегство пленных, большинство которых было настоящими патриотами, практиковалось немцами очень широко. 
В конце концов, чтобы вывести потенциальных шпионов на чистую воду офицеры-особисты, вопреки распространенному либерально-антисоветскому мифу, использовали отнюдь не побои и откровенные пытки. «Планы по врагам народа» если когда и спускались, то разве что в бытность руководства НКВД клиническим садистом и алкоголиком Ежовым, которого, кстати, за все его художества самого поставили к стенке еще до начала войны.
Основной метод следователей – регулярные допросы, с целью поймать допрашиваемого при энном ответе на один и тот же вопрос, только по-разному сформулированный, на какой-нибудь лжи, если она, конечно, есть. А чтобы суметь переиграть своего визави, вражеский агент должен быть очень тщательно подготовлен. Что малоприменимо для потенциально завербованного гитлеровскими спецслужбами пленного.
Так что и Девятаева, и его боевых товарищей, конечно, допрашивали – точнее, опрашивали. Но, в конце концов, практически всех, кроме самого пилота и двух его товарищей-офицеров, ожидавших подтверждения своих званий, потом отправили снова в войска. Несколько человек из них даже пало смертью храбрых в самые последние недели войны…
Ну а самого Михаила Петровича отправлять воевать было сродни хрестоматийному выражению насчет «забивания гвоздей с помощью микроскопа». Уже после первых «сеансов общения» со СМЕРШем наше командование стало обладателем бесценной информации об истинных координатах ключевых объектов острова Узедом. После чего налеты на ракетный полигон Рейха стали на порядки более эффективными, чем ранее.

***

Была в голове у героя-летчика и другая информация. Какая точно, мы, наверное, никогда не узнаем, о ней Девятаев не стал рассказывать СМИ даже в начале «нулевых», по истечению срока своей «подписки и неразглашении». Но, судя по тому, что с сентября 1945 года с ним очень тесно общался «отец» советской ракетостроительной программы, будущий академик Королев, прибывший на остров Узедом знакомиться с наработками немецких «коллег», летчик-гвардеец сообщил ему очень немало ценного. Так что с тех пор даже ходят упорные слухи, что Звезду Героя в 1958 году ему дали как раз по ходатайству Сергея Павловича – за заслуги в развитии ракетной отрасли.
Впрочем, это всего лишь домыслы. Спору нет – советская ракетная и атомная программа действительно сопровождалась щедрыми награждениями ее корифеев в том числе и звездами Героев. Но, все же – Социалистического Труда, а не Советского Союза, последняя награда, которой и был награжден Девятаев, все-таки чисто боевая.
После сотрудничества с Королевым летчик действительно пробыл несколько месяцев в лагере, только не в пресловутом «Гулаге», а просто «фильтрационном пункте», во время окончательной проверки контразведкой. Заодно и в ожидании возвращения воинского звания.
После этого, согласно собственному интервью уже в начале «нулевых», его отправили, опять же, не в Гулаг, а служить в армию. Правда, не летчиком, а артиллеристом, с некоторым понижением в звании до младшего лейтенанта.
С другой стороны, считать причиной такого перевода-понижения якобы «недоверие особистов» не приходится. Пушкой при желании можно нанести куда больший вред, чем даже самым мощным тогдашним истребителем.
С другой стороны, после боевого ранения в 1941 году, Девятаева еще тогда «пересадили» на тихоходную авиацию. Разрешив вернуться на истребители лишь в начале 44-го.
Ну а после тяжелого плена, ранения при пересечении на захваченном самолете линии фронта, наметившемся перевооружении советских ВВС на быстроходную реактивную авиацию, даже самого героического летчика вполне могла не допустить к пилотированию обычная медкомиссия. 
Спустя несколько лет Девятаев уволился из армии, вернувшись на привычную ему еще с довоенного времени работу на речном флоте. Но чего в его биографии не было, так это «жуткого сталинского ГУЛАГа в награду за беспримерный подвиг». 
А подвиг этот – во имя защиты своей Родины – действительно был во многом уникальным. И очень жаль, что славу, уже, к сожалению, умершего в 2002 году, героя цинично используют для своих пасквилей те, для кого и Советский Союз, и Россия, в лучшем случае – «эта страна»…