Верхне-Силезская операция Красной Армии: «Уж мы пойдем ломить стеною…»

75 лет назад 1-й Украинский фронт под командованием маршала Конева провел блестящую операцию по захвату важного промышленного района Германии. Успех стал следствием не только значительного преимущества наших войск в силах, но и грамотного маневрирования подразделений прорыва.

Уже в ходе январского наступления 1-го Украинского фронта его части вышли к Одеру. Февраль ушел на вытеснения противника из Нижней Силезии и, соответственно, еще большему приближению к столице Рейха, Берлину.
Однако в итоге сложилась ситуация, когда левый фланг войск Конева оказался «нависающим» с севера над достаточно мощной группировкой фашистских войск, сосредоточенных у города Оппельн – так называемый «оппельнский выступ». С одной стороны, такое расположение могло рассматриваться в качестве выигрышной для РККА позиции, если бы она решила атаковать гитлеровцев у Оппельна. 
Однако в случае продолжения наступления 1-го Украинского на Берлин уже немцы могли бы использовать свою оппельнскую группировку для флангового удара по частям Конева, что, как минимум, заставило бы тех отвлекаться от выполнения главной задачи. А в худшем случае – заставить их перейти к оборонительным боям, как это уже случилось в марте на Балатоне, в Венгрии.   
Кстати сказать, гитлеровское командования сделало попытку организовать в этом районе для советских войск «Балатон-2», причем, практически синхронно с наступлением близ венгерского озера 8 марта. Впрочем, толку от этой попытки было очень мало – у немцев здесь просто не было достаточных сил, и тем более необходимого для успеха наступления значительного в них преимущества. 6-я танковая армия СС с другими ударными танковыми подразделениями Вермахта в это время штурмовала позиции 3-го Украинского фронта… 
С другой стороны, не исключено, что эта жалкая пародия на балатонское сражение изначально носила характер просто отвлекающего маневра. Чтобы советская Ставка даже не думала перебрасывать часть сил от Конева к Толбухину в Венгрию. 
Собственно говоря, в этом пункте гитлеровские стратеги не ошиблись: 3-й Украинский удерживал позиции на Балатоне собственными силами. Москва даже запретила до окончания оборонительных боев использовать стратегические резервы в виде танковой и обычной армии, сберегаемых для наступления на Вену. Ничего, и без этих резервов наши справились…
Хотя, конечно, если бы 8-го марта оппельнской группировке врага удалось бы прорвать нашу оборону, она бы продолжала наносить деблокирующий удар на Бреслау, с середины февраля уже находившемуся в осаде, пусть и меньших по численности (!) подразделений РККА.

***

Так или иначе, но достаточно крупные немецкие подразделения, дислоцированные в Верхней Силезии (Верхней, потому что она находилась в верховьях Одера, южнее Силезии Нижней) продолжали выступать в качестве изрядной «занозы» в «подбрюшье» боевых порядков 1-го Украинского фронта. 
Посему и командование фронтом, и Москва, приняли решение эту «занозу» поскорее убрать. Тем более в случае удачи в качестве приятного бонуса наступающим советским войскам достался бы район, в котором была сосредоточена добрая четверть промышленного потенциала Германии – в частности, крупные сталелитейные заводы.
Наше наступление началось 15 марта. По большому счету, Верхне-Силезскую операцию можно было бы разделить, и не только условно, на две «субоперации», полосы наступления на севере и юге. Хотя бы потому, что реально задачи на этих направлениях решались в порядке очередности – сначала на севере, потом на юге. Но, видимо, чтобы не плодить путаницы, тем более в рамках зоны ответственности всего одного (хоть и одного из самых многочисленных по составу) фронта, военные историки с тех пор привычно оперируют наличным названием всего одной операции, длившейся с 15 до 31 марта.
Тем не менее, первоначально главный удар наших частей был нанесен именно на севере, с целью окружения непосредственно расположенных в районе Оппельна немецких подразделений. На южном участке, в районе городов Ратибора и Рыбника, наша 60-я армия проводила больше «беспокоящие» атаки, преимущественно с целью не дать противнику перебросить с этого участка часть своих сил на север.
Почему был выбран именно такой порядок? Ведь, по идее, войска 1-го Украинского и так имели однозначное преимущество над немцами? 400 тысяч военнослужащих против, по разным данным, от 20 до 40 немецких дивизий (видимо, путаница возникла из-за снижения реальной их численности в сравнении со штатной), 4-х кратный перевес в артиллерии, почти 10-кратный – в танках, также значительным был перевес и в авиации. Вроде достаточно для наступления по всему фронту соприкосновения с врагом?

***

На самом деле, бои с гитлеровцами в этом районе вовсе не походили на некое «избиение младенцев». Во-первых, противник отлично подготовил свои оборонительные линии в инженерном отношении – в том числе, за счет массированных минных полей. Во-вторых, в конце войны на вооружение Вермахта стали широко поступать пресловутые «фауст-патроны» – предки современных реактивных противотанковых гранатометов. 
Наконец несмотря на то, что Верхняя Силезия после войны большей частью была передана СССР тогда якобы «братской» Польше, жившие в этом крае испокон веков немцы считали ее своей родиной, а потому и сражались соответственно. Чему очень помогали жесткие меры немецкого командующего Шернера, подписывавшего приговоры военных трибуналов за трусость и дезертирство буквально пачками. 
Так что распылять наши, пусть и превосходящие, силы по всей линии «Верхне-Силезского фронта» было бы однозначно нерациональным. Что отлично понимал и Конев, решив «резать хвост собаки по частям», тем самым создав на последовательно сменяющих друг друга участках главных ударов уже действительно подавляющее преимущество. И то ведь, несмотря на него, в первые дни боев в районе Оппельна некоторые танковые корпуса РККА потеряли до трети своей численности. 
Тем не менее, пословицу «против лома нет приема» (если, конечно, орудовать этим «ломом» с головой, которая у маршала Конева думала вполне успешно) никто не отменял. И уже 17 марта, несмотря на ожесточенное сопротивление гитлеровцев, их оборона на севере была прорвана, а наши армии соединились у городка Нойштадт, окружив у Оппельна солидную 45-тысячную группировку немцев.  
Кстати, успеху нашего наступления немало способствовало еще одно примененное нашим командованием «ноу-хау» – непрерывные атаки вражеских позиций и днем, и ночью. Причем с нашей стороны «посменные», когда в атакующих порядках поочередно сменяли друг друга успевшие отдохнуть за полсуток подразделения. При том, что намного более малочисленные фрицы о такой роскоши как отдых, под непрерывным огнем наших бойцов, не могли даже и думать.
Попытки немецкого командования деблокировать оппельнскую группировку успеха не имели. Наши войска тоже не имели желания «миндальничать» с врагом, заниматься его долговременной осадой, как в том же Бреслау, а потому попавшие в котел фрицы были уничтожены практически за пару-тройку дней к 21 марта.
После этого внимание Конева переключилось на южный участок боев – в районе Рыбника и Ратибора. Тамошняя группировка немцев держалась тоже очень ожесточенно – ведь с их отходом Германия окончательно теряла стратегически важные промышленные предприятия этой территории.
Но сопротивление – сопротивлением, а когда командование 1-го Украинского фронта перебросило на юг, в дополнение к наличным силам 60-й армии, 4-ю танковую армию и две дивизии тяжелых пушек, часа весов однозначно склонилась в пользу Красной Армии. 27-го марта был взят Рыбник, 31 марта – Ратибор. 

***

На этом Верхне-Силезскую операцию принято считать закончившейся. Ее итогами стали потери немцев в общей сложности 66 тысяч военнослужащих, причем, лишь около 20 тысяч из них были взяты в плен. Тоже неплохая картинка ожесточенности вражеского сопротивления.
Наши потери, кстати, несмотря на появляющиеся отдельные оценки этой операции, как «почти бескровной» на самом деле тоже были не такими уж незначительными. Правда, действительно в 2,5 раза ниже, чем у врага, по количеству погибших бойцов. Но по общему количеству вышедших из строя солдат – практически сравнимыми.
Правда, при этом надо учитывать, что около 40 тысяч раненых красноармейцев после боев лечились в госпиталях, которые, согласно общей статистике времен Великой Отечественной, возвращали в строй до 80% раненых героев. А потери Вермахта 60 с лишним тысяч были для Гитлера безвозвратными, даже если в их числе учитывать пленных немцев. Так что при сравнении потерь успех Красной Армии в ходе Верхне-Силезской наступательной операции бесспорен.
Тем более что по итогам боев Рейх потерял, по оценке своего же рейхс-министра вооружений Шпеера, до четверти промышленного потенциала! Что можно считать если не последним, то очень важным «гвоздем в крышку гроба» этого государства с человеконенавистнической идеологией и практикой.

***

Кстати, упомянутый промышленный потенциал не только был отобран у врага, но и еще с минимальными потерями после окончания войны был вручен уже упоминавшимся выше «польским братьям». Ведь Сталин лично просил маршала Конева при возможности «воевать помягче» вблизи крупных промпредприятий, во всяком случае. Так что благодаря выполнению такой просьбы поляки сразу после войны получили возможность довольно заметного экономического роста. 
Последнее, увы, ничуть не помешало их неблагодарным наследничкам объявить освобождавших их страну советских воинов (и «прирезавших» Польше изрядный кусок немецких земель) «большевистскими оккупантами». Как видно, известный польский «гонор» (буквально переводимый, как «честь») ну очень своеобразен. И куда больше напоминает не настоящие примеры рыцарственного благородства, но такую черную неблагодарность, которую и «свинской»-то называть как-то неудобно, чтобы не оскорблять ни в чем не повинное четвероногое. 
Впрочем, что такое отношение потерявших последние остатки совести подлецов и негодяев к нашим соотечественникам, настоящим героям-освободителям Европы от «коричневой чумы»? Их подвиг вечно будет жить в наших сердцах, исполненных благодарности к дедам и прадедам, подаривших своим потомкам Великую Победу.