Миндальный сад

Низкие глинобитные дома, возвышавшиеся над холмами Еркургана, как отреставрированный образец руин древнего города, очищенного от пыли; пастух со стадом на пригорках; старик, который везет на телеге, запряженной ослом, верблюжью колючку; девушка, связывающая в пучки только что скошенную гармалу; земледелец, который пашет землю при помощи плуга с запряженной лошадью... История словно заново раскрылась на лоне этой удивительной степи. 
Хусейн, с трудом приподняв, открыл кривую деревянную калитку дома, огороженного низкой стеной по колено, напоминавшую откушенный хлеб, и которую со временем размыло дождем.
– Узро!.. Куда ты сгинула?
Набирая воду, Узро увидела мужа и, оставив ведро внутри колодца, поправляя по дороге платок на голове, подбежала к нему, взяла узелок из его рук и снова побежала к курам, взобравшимся на софу.
– Кишт, чтоб вы сдохли, – наклонившись, она стала искать камешки на земле. Взяв первую попавшуюся в руки палку, она швырнула ее. Палка, сделав круг в воздухе, водрузилась на ее платок, а куры вспорхнули и бросились бежать вниз. 
– Кишт, ки-и-шт... Говорила же, что не надо их выпускать на волю. На поле тоже нельзя – шакалы съедят... – оставив узелок на веранде, Узро направилась к колодцу за ведром. Хусейн, тяжело вздохнув, опустился на ступеньки крыльца. 
– Опять этот Буривой?.. – Узро, наклонясь влево от тяжести ведра в правой руке, увидела огорченное выражение лица мужа и нахмурилась. 
– Видите ли, землю он отдаст Журе! – говорил сам с собой Хусейн, как будто обращался к конкретному человеку, но на самом деле изливал душу жене.
– Это же было заброшенное место. И зачем я только превратил его в миндальный сад?! Тогда и споров не было бы с этим подонком. 
– Будь он проклят, этот негодяй, – Узро, засучив длинные и широкие рукава, будто вспоминая какую-то историю, помахала рукой в сторону ворот, как будто с кем-то ругалась. – В прошлом году он выкинул то же самое. Покойная моя мама говорила: «Даже если вол помрет, его глаза будут таращиться на вас». 
Узро, наполнив водой из ведра узкогорлый кувшин, положила его перед Хусейном и, взяв маленькое ведерко, висевшее на ветке дерева, направилась в хлев доить корову.

В тот момент, когда Хусейн, помывшись холодной водой, вытирал лицо и руки поясным платком, к его ногам упал кусок большой глины. Он посмотрел на простиравшийся рядом китайский вяз с огромными раскидистыми ветками с густой листвой, спадавшей на софу, оглянулся по сторонам, но никого не было. Подумал, если дети кидали камни в птиц, то, наверное, один из них застрял в ветках дерева и теперь упал, спустя некоторое время. Он медленно встал с места и пошел под навес.
Как только сели за дастархан, потух свет. Встав с места, он включил керосиновую лампу, стоявшую на подоконнике. На свет стали слетаться и стучать сверчки, майские жуки и другие всякие насекомые. Взяв сапог в прихожей, он раздавил каблуком двух жуков, но когда понял, что их очень много и ему не справиться с ними, он начал их приструнивать пальцем. Но и это не помогло, поэтому он свернул дастархан и лег спать. Но в этот момент кто-то постучал в окно на заднем дворе, затем послышались стуки в дверь и в доме что-то с грохотом упало и разбилось. Хусейн с мыслью о том, что в комнату забралась дикая кошка, зашел в дом с зажженной лампой в руке. Но никого не было, и только зеркало треснуло по самой середине. При свете лампы он посмотрел на него, вздрогнул: в глубине зеркала было не его отражение, а смотрело на него какое-то ужасное чудовище. Ему даже показалось, что это был волк со страшными клыками и пугающими бровями, прикрывающими его глаза, налитые кровью... Хусейн быстро отскочил от зеркала и выбежал из дома, как будто кто-то хотел его задержать:
– Узро, Узро, тебе говорю!
Не получив ответ, он накинул на плечи ватный халат и обошел дом. Но было все тихо. Через низкие стены он посмотрел в небо. Ночь уже успела окрасить Вселенную в фиолетовый цвет. Звезд на небе было так много, что, казалось, ему тяжело было поднимать их на своих плечах, и поэтому оно согнулось, как ветки вишни с плодами. 
Заглядевшись на сияние звезд, он как будто забыл про страхи. Потом пошел искать жену в коровник. В этот момент за спиной послышались чьи-то странные шаги. Обернувшись, он не то, что человека, но даже собаку не увидел. Снова им овладел страх. К счастью, из темноты послышался язвительный голос жены:
– Хуш, тихо!.. Ух, чтоб ты подохла. Тиш, тебе говорю!
Хусейн повернулся в сторону, откуда донесся голос. Кусок сухой глины размером с кулак прежде чем удариться о шест, упиравший дверцу коровника, с шумом повалил листья со старого тутовника, затем упал на землю и рассыпался. Толстые обрубленные ветки в темноте ночи были похожи на силуэты людей. Хусейн подозрительно посмотрел на них – обычные ветки. Чтобы не показывать свой страх, он тихо кашлянул.
– В темноте нечистая сила гуляет вокруг скотины, – упрекнул Хусейн жену. – Надо было пораньше подоить корову! 
– Не вмешивайтесь!.. – Узро была обижена на мужа, который ничем не помогал ей по хозяйству. Она со злостью шлепнула скотину по ляжке. Рябая корова продолжительно замычала, недовольная тем, что ее побеспокоили в такой поздний час.
Узро, прикрыв ведерко белой марлей, поставила его под плетеной корзиной и ушла под полог для защиты от комаров так, словно из ночи перешла в день.
У Хусейна сон как рукой сняло. Он задумался, глядя на крышу навеса, и не понимал: приснилось ему только что это или было наяву. Крепкая жилистая черная рука обвивала его тело и будто тянула к себе. Потом та же рука начала гладить его живот вокруг пупка. Хусейн схватил и потянул грубую руку, которая вьюном извивалась вокруг его тела, и пришел в ужас от увиденного: черная-пречерная женщина лежала возле него. Хусейн покрылся холодным потом. Женщина, пряча глаза, снова принялась тянуть его к себе. И вдруг Хусейн услышал звуки азана, призывающие к утренней молитве. Странные голоса вперемешку с муэдзином начали шептать слова из аятов. И только после этого женские руки отцепились от него; и женщина, превратившись в маленькое насекомое, напоминающее червяка, уползла из-под ватного одеяла, оставив у его ног в воздухе длинный белый след толщиной в палец.
Хусейн открыл глаза и увидел возле себя свою жену и ее руку, которая возлежала на его поясе. Повернувшись к ней, он хотел обнять ее, но, вспомнив только что приснившийся сон, черную женщину и черные руки, вцепившиеся в него, вздрогнул. Подняв голову, он присел в постели и снова заснул в той же позе.

Рассвело. Солнце, словно спотыкаясь о деревья и стены домов, будто ища кого-то, поднялось над навесом и, улыбнувшись, как человек, нашедший того, кого искал, золотистыми щупальцами лучей коснулось ресниц и лица Хусейна, который, протирая жгучие глаза, встал и увидел жену, суетившуюся во дворе. 
– Ты посмотри-а, что эти гады наделали!.. – Узро, проклиная детей, подметала большие и маленькие куски глины, разбросанные во дворе. 
Хусейн, увидев эту картину, вспомнил ночной кошмар, от которого его сильно затрясло. Даже не позавтракав, он ушел в поле. Осмотрев клеверное поле, полностью орошенное водой, он растянулся под миндальным деревом, но полежать не вышло. Он встал и перевел коров, жующих траву возле арыка, в другое место, где росло много свежей травы. А колышки крепко прибил в землю твердым каблуком своего сапога.
Целый день у него в голове крутились запутанные мысли, что он даже не заметил, как солнце перебралось за высокие холмы, окрасив горизонт в багровый цвет.
Он возвращался домой по миндальному саду. Перейдя через деревянный мост, он завернул на тропинку, ведущую в деревню и в этот момент ему почудилось, что кто-то положил руку ему на плечо. У него не хватило духу, чтобы обернуться, поэтому он быстрыми шагами поспешил домой. Как будто этого было мало: как только он ступил за порог дома, с громким звоном разбилось окно комнаты, расположенной слева от ворот. Испуг Хусейна достиг апогея.
– Хай, ну что там случилось?! – голос Узро привел его в чувство.
– По-моему, гвозди в окне заржавели, что уже не держат стекло... – сказал Хусейн, не зная, что ответить. Муж с женой с беспокойством переглянулись. Они зашли в дом. Хусейн посмотрел под столом, затем – под собранными мешками с зерном. Но не было никаких следов присутствия в доме чужого человека или зверя. Обычно дверь этой комнаты запиралась снаружи проволокой.
– Жена, ты ничего не заметила? – Хусейн испугался своей мысли. – А что, если это вор?... 
– Да, нет-э... Отец... Страшно вам даже слово сказать... Начнете истерить и обвинять меня в “измене”... 
– Ну, говори же, – взмахнул рукой Хусейн.
– Короче, вчера, – протянув руки, она указательным пальцем показала на тутовник, – я доила корову и вдруг под деревом заметила, что-то, похожее на собаку Холмата-наркомана. Хвост и уши у него были целые, размером он был с теленка. В это время ветки как бы треснули. Оглянулась, а оттуда на меня смотрит молодой человек с черной лентой на лбу. Я буквально застыла на месте. Когда я окликнула вас, он исчез из виду. Господи! Это было что-то! А когда я заходила в дом, то снова увидела того парня, но он уже шел по стене.
 – Наверное, тебе показалось, – сказалХусейн, не зная верить или не верить словам жены.
– Че-е-естно. Клянусь...

После странных событий, которые повторились во второй день, и страшных слов жены, в душу Хусейна закралась паника. В ту ночь он постелил постель в тандырхане(1) и принялся караулить с двустволкой, доставшейся ему от отца. Оттуда двор был виден как на ладони.
Осенью с наступлением темноты от воя шакалов, приходивших к огню, содрогалась вся степь. И сегодня они страшно выли, дрались друг с другом и такой шум подняли, что, казалось, на деревню надвигалась огромная армия саранчи. Время от времени слышался лай собак, а когда смолкли все звуки, немного погодя, во дворе послышались шаги, и посыпались куски застывшей глины. Кто-то пальцами постучал в стекла окон, дверь со скрипом открылась. За домом с громким топотом кто-то пробежал. Хусейн с беспокойством посмотрел в сторону пашшахоны(2). Китайский вяз сильно всколыхнулся, хотя не было ветра. Края полога развевались в воздухе. Жена вскрикнула, дети заревели. Хусейн пулей метнулся к пологу и с размаху вырвал его с петель. Но никого чужого здесь не было. Успокоив жену и детей, он их завел в дом. Затем просто для профилактики сделал два выстрела в стену. От громкого звука ружья завыли степные шакалы. Потом он зашел в комнату, где тряслись от страха жена и дети. Он крепко-накрепко подпер бревнами дверь и окна. Дети от страха хныкали и без конца всюду следовали за ним, путаясь у его ног: он к окну – они за ним, он к двери – они туда же.
Потеряв терпение, Хусейн вышел на веранду. Не спускаясь с лестницы, он стал с порога наблюдать за окрестностью, прижимая ружье. Кроме изредка падающих застывших кусков глины, он ничего не видел. А еще были слышны голоса кузнечиков и сверчков. 
Стало светать. От белых лучей восходящего солнца зашевелились листья. Послышался стук падащей глиняной известки со стен. С улицы доносились неясные голоса людей, идущих в поле. Хусейн заглянул в дом: дети крепко спали – один, прислонившись к стене, другой – в обнимку с подушкой. Хусейн был зол. «Если он пришел за скотом... Э, нет, тогда он нарочно не подавал бы знаков присутствия. Но если он хотел навредить, то давно бы сделал это...» Не найдя ответов на эти вопросы, растерянный Хусейн почти десять ночей подряд толком не спал. 
Каждый день во двор сыпалась сухая глина, неожиданно разбивались стекла, на крыше появлялся мерцающий свет... Потеряв выдержку, он позвал на подмогу братьев, которые стали сторожить в каждом углу: кто в погребе, кто в арыке, а кто в кустах и даже на крыше. Но странно было то, что они тоже видели куски глины, но не людей. Оказалось, что во двор были брошены камни даже из их укрытий. 
Иногда перед глазами Узро появлялся тот парень с черной лентой на лбу и с собакой на привязи. В такие моменты Узро вопила, выкрикивая имя мужа. Но с появлением Хусейна парень исчезал.
– Вас заколдовали, – заплакала Узро, – вы не верили, что я его вижу...

Назавтра Хусейн по настоянию жены привел из соседней деревни вещунью Фариду, которая, повесив на шею белый мешочек из бязи, что–то шепча себе под нос, тщательно осмотрела окрестности дома. Затем, остановившись под старым тутовником, опустилась на коленки и, что-то бормоча себе под нос, вытащила из мешочка ножик, воткнула его в землю и обратно вытащила. Потом поднесла его к носу и понюхала. Проткнув землю еще в нескольких местах, она покачала головой и обратилась к Хусейну властным тоном: 
– Хай, идите сюда! Вот их нора! Вот с этого места они бросали куски глины во двор. Дитя мое, быстро принесите мне тазик с водой, немного белой бязи или платок. 
Узро все принесла. Колдунья Фарида, засучив рукава, отошла дальше. Хусейн, взяв лопату, начал копать в том месте, куда указала женщина, а вскопанную землю бросал на платок.
– Хватит, сынок, – сказала вещунья. Затем повернулась к Узро. – Возьмите эту землю на платке, хорошенько переберите ее руками и откладывайте в сторону. А если найдете что-то странное, сразу скажите.
Узро сделала именно так, как было сказано. Фарида принялась что-то нашептывать. Вдруг Узро вскрикнула: «Вот, нашла!» В ее руках был маленький узелочек, перевязанный черной ниткой. Фарида взяла его из рук Узро, сполоснула в тазике с водой, затем развязала нитки и открыла его.
– Я же вам сказала, дитя мое, что здесь нечисто. Вот это, к примеру, ноготь – для того, чтобы вы исхудали. Этот волос для того, чтобы вы облысели. А это лезвие, чтобы вы почаще обращались к доктору... – она, комментируя, показывала все, что лежало в узелке. Затем обратилась к Узро:
– Все это бросьте в арык! И тогда ваш дом очистится, дитя мое. Если кто вас заколдовал, я обратно все наколдую ему, хай?
Хусейн и Узро, восхищенные способностями вещуньи, отблагодарили ее и легко вздохнули. За эти услуги она попросила одну из жирных овец в овчарне. Кроме того, Узро одарила ее другими подарками и проводила со всеми почестями. 
Но после недолгой тишины не помогли и ритуалы Фариды-вещуньи. А наоборот, усилился камнепад. А может быть, колдовство, испуская последний вздох, делает последние попытки?

***

Как-то к ним пришел Бурибой. Потрогал кусок лежавшей глины во дворе, покрутил в руке и равнодушно сказал: 
– Тоже мне чертов камень, никакой он не чертов, а обычный кусок глины, – у него был такой разочарованный вид, будто он ожидал здесь увидеть кусок метеорита или еще что-нибудь из ряда вон выходящее. – Скорее всего, это дети играются... – добавил он с иронией и быстро зашагал к воротам, будто кто-то целился в него из ружья. Хусейн удивился. Ему не понравились действия Бурибоя. Честно сказать, они заставили его усомниться в нем. Как же так, он ведь аксакал. Может быть, он так безразлично повел себя из-за незначительного конфликта, который произошел между ними недавно? Что бы там ни было, но Хусейн обиделся. Ему в голову пришли нехорошие мысли, но он тут же их отбросил, посчитав их чертовскими.

***

Бурибой раньше работал мясником в соседней деревне и хорошо зарабатывал. Его дочь в последнее время стала какой-то странной: осунулась, стала нелюдимой, держалась в стороне от других детей и играла в одиночестве.
– Тебе надо показать свою дочь врачам, – обеспокоенно говорили люди, видевшие ее. – Она совсем бледная. Смотри, как она исхудала. Однажды на рассвете мать не нашла ее в постели. Сначала женщина сильно испугалась, но вспомнила, как несколько раз находила дочку, спящей возле курятника, когда та спросонья уходила из дома, и побежала туда. Но девочки там не было.
К вечеру ее нашли возле скотобойни Бурибоя. На шее девочки на нитке висел кузмунчок(3) и волчий клык, а еще рыжий кожаный талисман. На белом ее платье, волосах и лице были следы застывшей крови. Увидев дочь, мать ужаснулась. Взяв дите в охапку, мать побежала домой. По дороге она останавливалась, ставила дочку на землю и скороговоркой расспрашивала ее: 
– Что случилось, родная?! Говори!
– Ничего, – спокойно говорила девочка, вытирая пятна застывшей крови на пальцах. – Я сама...
Через два дня ее нашли в курятнике. Она выдирала гребешки петухов и мазала свое лицо их кровью, получая от этого удовольствие. 
Потом она, резко вскочив, весело кидалась за мячом, в который играли дети. Ее настроение часто менялось. Иногда она снова становилась грустной, будто что-то искала в закоулках, хваталась за свои волосы, как человек, который пытался снять с головы надетую корзину. Родители в панике бросились искать муллу или гадалку, чтобы показать дочь. Те сказали, что девочка, возможно, станет ясновидящей. Психологи же связали это состояние с профессией ее отца. Наконец, муж и жена решились переехать в другое место. Бурибой бросил свою профессию и стал аксакалом другого поселка. С тех пор их дочь перестала чудить. 

***

Пришла зима. Куски глины перестали сыпаться. Разговоры, связанные с этой историей тоже закончились. Но теперь на устах у всех были слухи о безвременной кончине сына Бурибоя.
Возвращаясь с похорон, Хусейн, услышав обрывки слов впереди идущих стариков, похолодел от ужаса. Его как будто окатили ледяной водой.
– Да, проделки Бурибоя, видать, не понравились Богу. Не знаю, правда или нет, но говорят, тот камнепад во дворе Хусейна – это тоже дело рук Бурибоя. 
– Кидавшие камни оказались горцами, которых нанял Бурибой.
– Тоже скажете! По–вашему, они проделывали такой сложный путь, чтобы забросать дом Хусейна камнями? Думайте, прежде чем говорить, Нормат-афган(4).
– Э-э-э, тебе откуда знать! Он нанял горцев за большие деньги. 
– Быть того не может, здесь какое-то колдовство. Бурибой, видимо, наколдовал их с помощью очень сильного черного мага. Все дело в том мулле. Вот почему при молитве мы просим помощи у Всевышнего, чтобы он защитил нас от людей, занимающихся черной магией. Говорят, тех, кто занимается такими темными делами, до седьмого колена будут преследовать проклятия. 
– Э, перестаньте молоть чепуху. Какой там мулла-пулла. Бурибой, оказывается, пообещал горцам большие деньги и не выплатил. Поэтому мафиозники приехали на какой-то черной машине и убили его сына в шалаше, проклятые... 
Хусейн, который только-только отходил от неприятных мыслей, связанных с кошмарными видениями по ночам, не знал верить или не верить своим ушам. 
Ближе к обеду стал накрапывать дождь. Хусейн, возвращаясь с поля, заметил юродивую женщину, сидевшую на стуле возле ворот Бурибоя. Раскрывая ладони, она просила прохожих помолиться за сына: 
– Пожалуйста, помолитесь за моего единственного сына... 
В этот момент к ногам Хусейна упал большой кусок глины и рассыпался. Хусейн резко повернулся туда, откуда прилетел камень. 
– Не бойтесь, дядя, я не в вас бросала, а в курицу, – странно улыбалась дочь Бурибоя, оскалив гнилые зубы. 
Хусейн вздрогнул, увидев пятна застывшей крови на ее лице и белом платье. А потом поспешно удалился, оглядываясь по сторонам, как будто кто-то преследовал его.

Ссылки:
1. Тандыр – печь для приготовления лепёшки.
2. Пашшахона – полог от комаров.
3. Кузмунчок – камень от сглаза.
4. Нормат-афган – прозвище.

Перевод Лиры Пиржановой.

Художник И. Левитан.