Желтуха

– Боже ж, ты мой свет! – воскликнула бабка Дарья, взглянув на свою внучку Свету. – Жёлтая вся, аки лимоны на моём дереве!
Света побрела к зеркалу: «И что там такого ужасного увидела бабушка?» – подумала она, слегка пошатываясь на ходу. Всю ночь ей было плохо: то озноб бил, то в жар кидало, и, главное, жажда дико мучила. Но вставать с постели и топать на кухню к чайнику не хотелось. Болела голова, и слезились глаза. В зеркальном отражении она увидела лохматое, помятое, жёлтое чучело.
– Ба, дай градусник! – промямлила девочка, едва шевеля языком, который был сухим, отвратительно шершавым и не помещался во рту. – И водички, пожалуйста. Что-то я даже идти не могу.
Присев на краешек дивана, Света стала рассматривать свои руки: ладошки и ногти жёлтые, словно их ночью акварельной краской облили. В прошлом году в пионерском лагере, куда они с подружкой Людкой вместе ездили на целый месяц, ночью мальчишки так над ними подшутили. Всех зубной пастой перемазали! Утром смеху было, писку, визгу, как «в дурдоме» – так воспитатель заявила, увидев в спальной комнате шесть размахивающих руками белых привидений. Сейчас смеяться и визжать от счастья чего-то не хотелось, даже если это чья-то шутка. Жадно проглотив принесённую воду и запихнув под мышку прохладный, гладенький градусник, девочка опустила голову на маленькую «думочку» – так бабка Дарья называла подушку, одетую в яркую, вышитую её заботливыми руками наволочку.
«Заболела», – Света закрыла глаза и вспомнила, как неделю тому назад в школе, прямо на уроке, вырвало у доски Нину Сухову. Анастасия Сергеевна мел из рук выронила, запричитала, точь-в– точь, как бабка Дарья, подбежала к Нине, стала лоб щупать, веко вверх поднимать. А потом под руки её подхватила и увела куда-то. Отвратительно пахло рвотой, мальчишки затыкали носы и «фу-фукали». Но вскоре пришла вечно ворчащая, в сером измызганном халате, с алюминиевым ведром и огромной шваброй техничка тётка Пашка. Она заставила всех выйти из класса и принялась убирать. Немного погодя прозвенел звонок, уроки закончились. Анастасия Сергеевна с Ниной так и не вернулись. Ребятишки похватали свои портфели и разбежались по домам. Только Света осталась. Ей было очень жалко худенькую и маленькую, словно она была первоклассницей, Нину. Всегда хотелось погладить её по голове, взять за руку и проводить до самого дома. К счастью, жила одноклассница рядом со школой, и Свете было по пути. Подружками они не были, потому и разговора у них не получалось. Всегда шли молча, у перекошенной калитки Нины прощались кивком головы и расходились.

Учительница вернулась одна, сказала, что Сухову увезли в больницу и спросила Свету, сможет ли она портфель подруги отнести к ней домой.
Два портфеля нести было тяжело. «Хорошо, что недалеко!» – подумала девочка и ускорила шаг. На её стук в калитку никто не отозвался. Тогда, протиснувшись в огромную щель, Света прошла во двор. Старая саманная хата стояла в глубине, на кособоком крыльце сидела рыжая кошка и внимательно следила за гостьей. Потом быстро спрыгнула вниз, подбежала к девчонке и стала тереться спинкой о её босые ноги, обутые в сандалии. В конце сентября в их краях было ещё тепло, даже жарко, и ребятишки с удовольствием бегали по улицам босиком, ну, а в школу ходили в обуви, у кого какая найдётся.
Поднявшись по деревянным ступенькам на крыльцо, Света тихонько постучала в дверь. В ответ – тишина! Тогда она постучала громче и услышала тоненький, слабенький голосочек: «Открыто. Входите!» В комнате стоял полумрак, все окошки были задёрнуты синими в белый горох занавесками. У глухой стены возвышалась массивная металлическая кровать со спинками, украшенными многочисленными завитками, острыми наконечниками и большими хромированными шарами. На большой подушке лежала маленькая женская голова, то ли в платке, то ли в чепчике, а остальное тело по самый подбородок было плотно укрыто такой же синей, как и занавески, простынёй. Голова открыла рот и, не поворачиваясь в Светкину сторону, странно так, с большими перерывами между каждым словом, почти шёпотом спросила:
– Ты… кто? А… где… Ниночка? ... – потом стала хватать воздух, словно задыхалась. – Подойди…ко мне!
– Я – Светка Соколова! – девочка испугалась, бросила на табуретку портфель Нины и хотела убежать. Потом передумала и подошла поближе: 
– Нину в больницу отвезли. Она заболела.
Лёгкая простыня на кровати не скрывала силуэт очень худенькой, даже сухонькой женщины. Трудно было понять, сколько ей лет, но старухой она не была, это точно.
– Воды… – едва понятно прошептала она.
Рядом с кроватью, на табурете, застеленном старой газетой, стоял красивый, с золотистым ободочком поильничек, совершенно такой же, как у Светкиной тётки из города. Та хвасталась, что привезла его с курорта. Что это за курорт такой – город или страна какая, выяснять не хотелось. Но то, что эта красивая кружечка с носиком называется «поильничек», девчоночья память цепко ухватила.

Сделав два или три глоточка, женщина посмотрела на свою поилицу, тяжело вздохнула и с большим трудом прошептала:
– Моя… несчастная…девочка… моя…Ниночка.
– Тётя, а можно я окошко открою? – Света чувствовала, что комната наполнена тяжёлым, густым запахом болезни.
Женщина разрешила глазами: плотно их прикрыла и тут же опять распахнула. Было понятно, что разговор давался ей тяжело. В распахнутое настежь окно ворвался тёплый, но свежий и вкусный воздух, а вместе с ним яркий солнечный свет.
– Побудь…со мной… – прошептала женщина. – Расскажи…о…Ниночке…
Было непонятно, что рассказывать. Света совсем ничего о Нине не знала. Ну, училась та на отлично. Все контрольные первой сдавала. Ну, стихи наизусть читала без запинки. Ну, не ссорилась ни с кем, в основном молчала и всё в окошко на переменках смотрела. Так разве ж это интересно?
– Нинка, – и, взглянув на лежавшую женщину, тут же исправилась, – Ниночка, она, знаете, какая здоровская! Самая умная в нашем классе, одни пятёрки получает! Её все-все любят! И, вспомнив, как Васька Жмыхов всегда толкает Нину в спину, добавила: 
– И Васька Жмыхов, и противная Ирка Брычкина.
– Хорошо…
– Вы не расстраивайтесь! Она выздоровеет! Быстро! Таких, как она, никакие хвори не берут!
Громко хлопнула калитка. Послышались тяжёлые шаги, и низкий мужской голос пробасил:
– Что, Рыжуха, небось проголодалась? Сейчас, сейчас я тебе рыбки дам.
В дверь вошёл рослый, худощавый мужчина, он был явно навеселе, с его присутствием в доме запахло сивухой и луком. В угол он поставил удочки, битый эмалированный бидон примостил на подоконник и во все глаза уставился на незваную гостью…

– Покажь, чего ты там намеряла? – прервала воспоминания Светы бабка Дарья. – Неужто захворала?
Блестящая, тягучая полоска ртути остановилась на отметке 39 и 5.
– Какая тебе школа, деточка моя? Вот беда-то, вот беда! И с чего ж это твоих мамку с папкой чуть свет черти унесли, как скаженных? А мне як же быть, як, а? – Бабка утёрла глаза уголком белоснежного ситцевого платка, крепко завязанного под подбородком. Зачем-то переставила на столе с места на место тарелки с пышными сырниками и домашней сметаной – завтраком для любимой внучки. И стала тихонечко креститься: видно, думала, что внучка на неё не смотрит.
– Смотри – лежи, не вставай, а я в магазин к Матрёне схожу, там телехфон есть. Она, Матрёна, знает, как детского лекаря вызвать, у ей же своих ребятёнков четверо. – Бабка ушла, закрыв входную дверь на ключ.
Голова болела сильно, а ещё и подташнивало. Но Света, влекомая воспоминаниями, прикрыла глаза и снова вернулась в прошлое…

– А это ещё что за явление Христа народу? – с усмешкой спросил мужик.
– Петя…Ниночка… – женщина опять начала хватать воздух, открывая рот, как рыба без воды.
– Нина в больнице! Ей плохо в школе стало! – выкрикнула Светка, вся сжавшись в комочек. – Я её портфель принесла. И записку от Анастасии Сергеевны. 
Про записку она совсем забыла, но, засунув от страха в карман фартука руку, нащупала там сложенный вчетверо тетрадный лист и быстренько протянула его этому самому Пете.
Бегло пробежав глазами содержание записки, дядька весь сгорбился и, не глядя на девочку, негромко пробасил:
– Ты иди домой …
Схватив портфель, Света пулей вылетела из хаты и, уже добежав до калитки, заметила, что он не её. Надо возвращаться за своим. Только было жутко страшно. Но делать нечего, без учебников и тетрадок она не выучит заданные уроки. «Ладно, может, дядька уже ушёл в соседнюю комнату», – подумала Света и побежала назад. Тихонечко приоткрыв дверь, она было хотела быстренько поменять портфели, но, увидев представшую её взору картину, застыла на месте.
Мужчина стоял на коленях перед кроватью и, свесив голову, жалобно всхлипывая, не говорил, а хрипел:
– Прости, Аннушка, прости! Не уберёг я нашу кровиночку! Клянусь тебе: капли в рот не возьму больше! Клянусь!
Света беззвучно прикрыла дверь и присела на корточки рядом с Рыжухой. Та тут же выгнула спинку и стала ластиться. «Ничего не случится с этими уроками!» – подумала смущённая увиденным и невольно подслушанным девочка, поглаживая кошку за ухом. – Небось никто не помрёт, если я их не выучу!» Оставив портфель на крыльце, она пошла к калитке.
– Погоди, Света! – раздался из окна голос дядьки Петра. – Портфели ты попутала! Я сейчас твой принесу.
Размашистым шагом он шёл по дорожке, кошка бежала следом. Света смотрела на них во все глаза и совсем ничего не боялась. «Дядька как дядька! – подумала она. – Глаза добрые и кудри, как у моего папки – в мелкую барашку».
– Ты, девчурка, заходи к Анне-то! Без Ниночки она от тоски зайдётся…
На следующий день, едва дождавшись окончания уроков, Света побежала в больницу. Благо была та расположена почти рядом со школой. «Рукой подать!» – как говаривала бабушка. К Нине её не пустили, сказали, что инфекционные больные в изоляторе, туда никому нельзя. Возвращаясь домой и проходя мимо хаты Суховых, девочка решительно распахнула калитку и, быстрым шагом преодолев расстояние до двери, громко постучала…
Каждый день, почти целую неделю, Света после занятий заходила к тётке Анне. По-хозяйски мела пол в горнице, воду свежую в поильничек наливала, рассказывала о школе: кто какие отметки получил, кто коленку разбил, кто – стекло. А ещё любила Анна послушать, как Света ей из «Родной речи» рассказы разные читала и стихи тоже…

Бабушка Дарья задерживалась, Свете казалось, что она отсутствует уже вечность. Так плохо девчонке ещё никогда в жизни не было, она куда-то проваливалась, потом летала и снова проваливалась. Попыталась встать, но сил не было совсем. «А тётечка Аннушка будет ждать!» – с горечью подумала она и забылась тяжёлым, без сновидений и облегчения, сном. Проснулась оттого, что кто-то заботливо вытирал ей лоб. Это была бабка Дарья. Красивая, улыбчивая докторша, которая иногда осматривала ребят в школе, стояла рядом и новым вафельным полотенцем тщательно вытирала руки.
– Так-так, Светочка! Посмотрим, – доктор достала градусник из-под Светкиной подмышки и бросила на него беглый взгляд. – Похоже, что и ваша девчушка должна отправляться в больницу. Пока ничего существенного сказать не могу, после анализов всё будет окончательно понятно. Собирайте больную и сами везите в больницу. У меня сегодня вызовов – тьма-тьмущая!
– Я не могу в больницу, мне к тётечке Аннушке надо! – заплакала болящая. – Она без нас с Ниной умрёт с горя!
– Ты одноклассница Нины Суховой? – врач, оторвавшись от листочка, на котором что-то мелким, убористым почерком быстро писала, добрыми синими глазами, с модными чёрными стрелками в уголках, посмотрела на девочку.
– Да.
– Всё понятно! Из вашего класса уже 12 человек врача на дом вызвали. Похоже, эпидемия. И, переведя взгляд на бабку Дарью, добавила: 
– Всё достаточно серьёзно!
– А я всё равно не могу в больницу! – ещё громче заревела Светка. – Хоть убейте – не поеду!
– Да что ж ты, милая, говоришь такое? Али бредишь? – запричитала бабка. – Ой ты матэнько, ой ты Божия!
В комнату вихрем влетела Светкина мама. От неё сладко пахло жасминовыми духами и ромашковым кремом для лица.
– Светочка, дочушка, не капризничай, ластонька моя! – Она присела рядом с дочерью и взяла её за руку.
– Да поймите же вы! Нельзя человека одного в беде оставить! Она меня ждёт! – Света уже рыдала в голос.
– Тяжёлый случай! – выдохнула докторша. – Это она об Анне Суховой говорит, о парализованной Ниночкиной маме.
– Это какие Суховы? – прижав обе руки к груди, спросила бабка. – Не те ли, что хату у Макаровны в позапрошлом годе сторговали?
– Они, мама, они, – поспешно собирая вещи для дочери в больницу, увенчала бабкину догадку невестка.
– Знаю, наслышана. Горе какое у ни-и-и-х! Спаси и сохрани! Молодуха-то, после тяжких родин вторым, с ног и упала, родимчик, сказывают, накрыл, да и младенчик преставился вскоре. Мужик-то у неё хороший, куда только не возил красотулю свою: и в Москву, и в Киев, и на воды всякие! На руках всюду носил, да всё понапрасну! Вот беда, так беда! А тут больши-и-и-и-е профессора климат поменять им присоветовали, вот они сюда в наши тёплые края и прибыли, – незаметно для себя и всех присутствующих бабка пустила слезу.
– Измучился мужик совсем от безысходности, – между делом, надевая на Свету жёлтое сатиновое платье, отчего та ещё желтее стала казаться, добавила её невестка. – В конторе у нас бабы шептались: пить он стал крепко, да так, что председатель уволить его грозится. Наш Иван Семёныч и так к нему с пониманием. Ночным сторожем устроил на склады, чтобы днём он с женой был.
– Говорят, что алки…алко… или как его там …голизм этот, тоже болезнью будет. Занедужил горемычный, занедужил, – всхлипывая и промокая от слёз глаза, вставила бабка.
– Недуг – это тот налог, который берёт с нас наша окаянная жизнь: одни облагаются более высоким, другие – пониже, но платят все, как один, – протягивая Светкиной матери исписанный листок, подвела итог разговора докторша.
– Марина Васильевна, спасибо вам! Я газик у нашего председателя попросила, чтобы Светочку в больницу отвезти. Так мы и вас подвести можем.

В приёмном покое было не протолкнуться. Поди, весь Светкин класс там находился. Дети – измученные, с желтушными лицами – жались к своим родственникам: кто к мамке, кто к бабке, а некоторые к старшим сестрёнкам. Кто-то плакал, кто-то дремал, положив голову на материнские колени. Страшное слово «желтуха» вырывалось то из одних, то из других уст.
– Ребятушки, послушайте! – уже немолодая, пышнотелая медсестра в белом халате, с колпаком на голове, громко захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание. – Мы с вами сейчас построимся парами и не спеша пойдём в палату. Специально для вас подготовили самую большую и красивую.
По дороге в инфекционное отделение, куда ребята шли в сопровождении только медсестры, Света спросила её:
– А Нина Сухова тоже с нами в этой палате будет?
– А как же, и она с вами! Вы же одна шайка-лейка! – засмеялась добрая тётка. – Не дрейфите, ребятушки! Мы вас мигом на ноги поставим!
– Из-за неё мы все заболели, она нас заразила! – противно прошипела Ирка Брычкина.
– Хорошо, что с нами будет жить, – прокричал Васька Жмыхов. – Накостыляю я ей по полной! Будет знать, как других своей гадостью заражать!
Сил у Светки не было никаких, и, собрав все самые последние в кулак, она ткнула его Ваське под нос:
– Видал? Только тронь её! На месте тебя прикончу! Все слышали? Кто Нину обидит, тот дня не проживёт! Слово гадкое какое скажете – со мной дело иметь будете! Понятно?
Света пользовалась в классе авторитетом. Она была старостой класса, да к тому же ещё не по годам рослой. Все молча кивнули головами, и только Ирка с Васькой, втянув головы в плечи, поплелись дальше.
Лечиться было противно и скучно. Все эти таблетки, уколы, ежедневный сбор анализов и, по мнению ребят, прочая гадость очень утомляли. Родителей к ним не допускали по причине страшной инфекции. На больничных окнах стояли крепкие решётки. Только записки разрешалось передавать пациентам, а ребятам записки писать было запрещено: всё, что они держали в руках, могло стать причиной инфицирования. И каждый день из города приезжала какая-нибудь комиссия во главе с профессорами или главными врачами. Все они осматривали ребят, расспрашивали их о самочувствии, о том, в каком месте на речке они купались, где воду пили, что ели. Вскоре были сделаны выводы, что источник заражения – вода, а совсем не Нина. Девочка заболела первой потому, что была самой ослабленной, по этой же причине и выздоровление у неё продвигалось медленнее, чем у всех остальных.

Однажды утром, во время обхода, докторша Марина Васильевна присела на стул рядом с кроватью Нины:
– Ниночка, у меня приятные новости! Маме твоей стало гораздо лучше, она уже руки поднимает и голову из стороны в сторону поворачивает. Мы не стали тебе сообщать, чтобы не огорчать, но твоя мама тоже желтухой заболела. Её две недели назад в тяжелейшем состоянии тоже в больницу нашу доставили, во взрослое отделение. – доктор взяла Нину за руку и погладила очень нежно и ласково. – Науке ещё не известно, что произошло, мы – врачи, честно говоря, сами в шоке! Но, понимаешь ли, девочка, случилось какое-то чудо! В медицинской практике этот случай пока не описан, похоже, он на сегодняшний день первый и единственный! Но профессор, заинтересовавшийся произошедшим и специально прилетевший из столичной клиники, сказал: «Вот уж воистину – что не убивает людей, то делает их сильнее!». Желтуха воздействовала на иммуногенные механизмы организма твоей мамы, активировались все, до сих пор дремавшие, защитные силы. Не буду тебе всё объяснять, ребёнку понять это сложно. Тут и нам, врачам, не всё ещё до конца понятно. Но хочу сказать, что шансы на полное выздоровление Анны Дмитриевны очень и очень большие. Профессор через некоторое время забирает твою маму в Москву в свою знаменитую клинику и будет лично следить за её выздоровлением.
Доктор ушла. Света с Ниночкой, а теперь она обращалась к подружке только так, крепко-накрепко обнялись и проплакали до самого обеда, мысленно вознося желтухе хвалу до самых небес.
Через полгода с небольшим Ниночкина мама вернулась домой совершенно здоровой! Счастливый Пётр вел её по станичной улице, заботливо поддерживая под руку. Южная весна встречала их запахами цветущих деревьев, сирени и ландышей.
Обе девочки, Света и Нина, став близкими подругами, как любила говаривать бабка Дарья: «Не разлей вода!», через шесть лет окончили школу с золотыми медалями и поступили в медицинский институт.

Художник Владислав Кравчук.