Пишбарышня А. и её книги

М. Ануфриева «Доктор Х и его дети». М., «Эксмо», 2020

В последние две недели жизнь Марии Ануфриевой наполнилась новым смыслом: надо поведать граду и миру, какие ж-жуткие страдания причинил ей критик К., то и дело поминая злобного мерзавца незлым, тихим словом.

Холоднокровней, Маня, вы не на работе. Ну, сравнили вас с голливудским персонажем класса В, так это еще не конец света. Несмотря на досадные мелочи, жизнь-то удалась.

А она и впрямь удалась. Природа не обделила Ануфриеву умом, талантом и знаниями – одна «кровать в форме бизе» дорогого стоит. М.А. окружают сплошь достойные люди: микроцефальная критикесса Жучкова («мой мозг расправил стрекозиные крылышки») и среднеполая писателка Одинокова aka Упырь Лихой, у которой бесповоротно снесло крышу на гомосятине («Егор лежал со связанными впереди руками и громко стонал… Сергеич драл его огромным длинным огурцом и бутылкой»). Титаны мысли. Светочи духовности. Столпы российской словесности, куды не на фиг. С такими живи да радуйся. Опять же в «Эксмо» книжка вышла в замечательной обложке: маленький мальчик справляет большую нужду. Что не так, Мария Борисовна?

С книжкой, кстати, приключилась любопытная история. Впервые «Доктор Х» был опубликован в «Дружбе народов» в 2017-м. Три года ануфриевский опус пылился в журнальных нетях и никого особо не интересовал. Ну, премию дали – местечковую, нищенскую, неприметную. А нынче с какого-то перепуга – публикация в крупнейшем издательстве страны. Тут не без водолаза.

С премиями, надо сказать, М.А. прежде не везло. Лесбийский «Карниз» угодил в букеровский лонг и вроде бы отвечал всем премиальным стандартам – был отменно скучен и в той же степени несуразен. Авторесса сконструировала кровать в форме композитора, завербовала Одиссея в аргонавты… и еще… а кроме… Но дальше лонг-листа ковырялок не пустили. С «Нацбестом» вышло и того хуже – тамошний ареопаг проводил Ануфриеву гнилыми помидорами: «Чтиво для недалеких домохозяек, бывших двоечниц, не отягощенных лишними нейронными связями, кроме сексуально-кухонных».
Впрочем, нынче все по-другому: на фиг этот квир, еще статью 6.21 КоАП наживешь. Да здравствует разумное, доброе, вечное.

В 2017-м в отечественной словесности не пойми с чего случился психиатрический бум: «F20» Козловой, «Принц инкогнито» Понизовского. Ну, и «Доктор Х», конечно. Должен заметить, что детальное знакомство с предметом выказал лишь Понизовский: ради книги санитаром в дурку устроился. Как говорил чеховский персонаж, все пишут из головы, а он прямо с натуры – респект, Антон Владимирович, сильный ход.

Но пишбарышни диалектику учили не по Гегелю и знакомились с ПНД из прекрасного далека. Козлова, не мудрствуя лукаво, читала психиатрический форум. Ануфриева раз-другой потолковала со специалистом: «Сюжет романа вырос из общения с детским психиатром Денисом Дыкиным. Надо сказать, он оказал неоценимую помощь. Я часто звонила или приезжала за советом, иногда отправляла по почте фрагменты текста, чтобы он как профессионал поправил возможные неточности» (Интервью «Литературной газете»).

Задачка для первокурсников филфака: что будет, если «Jahrbuch für Psychoanalytik» помножить на эффект Даннинга-Крюгера? А вот сейчас узнаем: думаю, достаточно будет одного примера.

Доктор Христофоров пишет в скорбном листе: «Учитывая сохраняющиеся поведенческие нарушения, доза галоперидола увеличена. Аппетит, сон, физиологические отправления без особенностей. Соматическое состояние спокойное». Знаете, Мария Борисовна, у меня к вам деловое предложение. Поживите неделю-другую на галоперидоле. А когда надоест, возвращайтесь назад – гулять по воде со мной. Тут и обсудим сон без особенностей, неусидчивость, мышечную скованность, неизбывный тремор и прочие прелести, которые ваш добрый айболит ласково назвал «спокойным соматическим состоянием». Не хотите? Правильно: плющить будет не по-детски.

Можно порассуждать и про поголовную, на зависть Тинто Брассу, озабоченность пациентов, что тоже слабо вяжется с нейролептиками, и про диагноз «шизофрения», который врачи щедро раздают малолеткам, и про нетривиальные методы доктора Х. – скажем, угрозу сжечь пацана в крематории или уморить в газвагене… Но, думаю, не стоит: все познается в сравнении. Лучше Козловой? – да, пожалуй. Вот и нечего привередничать, займемся текстом.

«Доктор Х» был написан в расчете на конъюнктуру трехлетней давности: по страницам его #китыплывутвверх – стадами и поодиночке: слово «кит» в 300-страничной книжке упомянуто 33 раза. Понятно: утром в газете, вечером в куплете – схема старая, но безотказная. Незадача в том, что за три года киты окончательно уплыли то ли вверх, то ли вбок, а современному читателю за ними не уследить: клиповое мышление. Засим социальную составляющую можно с легкой душой похерить, потому как исчерпала себя. В сухом остатке – художественная.

Не могу избавиться от чувства, что и тут не без водолаза: бóльшую часть «Доктора Х» явно писала какая-то другая Ануфриева – не та, что раньше. Сравните, если угодно, два отрывка: «Рогатый и стал ее парнем. На первом же свидании в сарае навалился как боров, подмял, пыхтел, елозил, сопел в ухо, потом разогнался, будто дрова рубил. Она от боли даже красиво, глубоко, как в однажды смотренном у подружки видеофильме, стонать забыла. Только дышала как-то по-собачьи, верхом легких, и неудобно упиралась головой в стену сарая» («Карниз», 2014).
«Девочка под одеялом подтянула ноги к животу. В палате было душно, но раскрываться не хотелось. Она упиралась головой в свод темной постельной пещеры и представляла себя сложившей крылья уставшей бабочкой, вокруг которой ничего нет… Она лежала в белой пещере, устроенной за пределами времен года, где-то на краю жизни и времени» («Доктор Х и его дети», 2017).

«Карниз» проигрывает всухую: даже в полусотне слов не обошлось без дилетантских огрехов. Мария Борисовна, знаете, чем боров от кабана отличается? Поинтересуйтесь на досуге, – ведь напрасно парня оклеветали. А неуклюжая, размазанная на половину предложения, инверсия? – пока доберешься до смысла, забудешь, о чем вообще речь.
Воля ваша, но в личностный и профессиональный рост после 30 я категорически не верю. Однако есть на свете презумпция невиновности – будем считать все достижения заслугой «Дружбы народов» и «Эксмо». Исполать, значит, тамошним редакторам и многая лета.

«Доктор Х» и впрямь напоминает гладко оштукатуренную стену. Но кое-где штукатурка отвалилась и обнажила привычный ануфриевский идиостиль за гранью идиотизма (цитирую по журнальной публикации).
«Снежный наст», – а бывает какой-то другой? «Руке Христофорова не осталось ничего, как обрушиться на закрытую дверь тремя деликатными ударами», – деликатно обрушиться? – дерзкий оксюморон! «Девицы отчебучивали номера. Одна ни с того ни с сего бросилась на Варсонофия и принялась грызть его нательный крест – насилу оттащили от батюшки», – может, все-таки, наперсный? или батюшка в отделение голым пришел? Мария Борисовна, срочно верните священнику подрясник! «За двадцать пять лет материнские лица… превратились для него в одну личину, подобную лубочной маске расписной матрешки», – матрешка в маске? Круто! И кто к нам пожаловал, Зорро или мистер Икс? Мария Борисовна, срочно патентуйте ноу-хау, а то Семеновская фабрика перехватит!..

Впрочем, самое слабое место «Доктора Х» даже не язык, а драматургия. Текст вял и неповоротлив, как после конской дозы амитриптилина. Ме-едленно и неторопливо тянется осень, ме-едленно и неторопливо доктор Х. пьет водку в хинкальной, а от его душеспасительных бесед с пациентами и родителями веет самой натуральной летаргией. «Как в авторском кино», – подсказывает М.А. Чтобы растормошить ступорозный артхаус, она затевает две интриги. Живодер Ванечка подбивает пацанов в палате поиграть в «собачий кайф» – есть такая забава с асфиксией. Он же планирует побег из отделения. Все кончается по-элиотовски – not with a bang but a whimper: «собачий кайф» прошел без последствий, а пациенты сбежали, чтоб на больничном дворе в снежки поиграть, и доктор с ними – мармелад в патоке, да и только.

Скудость действия не возникает сама по себе – лишь следом за скудостью мысли. Ануфриева вооружилась избитой сентенцией «во всем виноваты взрослые» и твердит ее, как шаолиньский монах мантру. Пацан наслушался отчима-неофашиста и спланировал нападение «Германской Нацистской Федиративной Республики» на Россию. Девочка съела все таблетки в аптечке, оттого что ее мать замуж собралась. И так далее. История повторяется во всех вариантах и вариациях как минимум пять раз, хотя хватило бы и двух – не имбецилы, чай. Да и стоило ли вообще огород городить? – тему в лоск замусолил Крапивин еще 40 лет назад: его ясноглазые «мальчики со шпагами» неизменно одерживали моральную победу над взрослыми разложенцами.

Когда запас мелодраматических историй у Ануфриевой кончается, она без тени сомнения отправляет доброго доктора Х. на тот свет – делать с ним что-то надо, но что? Догадаться о печальном финале можно было еще в середине книги: авторесса исправно подбрасывала под ноги герою мертвых птиц. Забавно, что точно так же кончался «Карниз»: одна из лесбийской пары вышла замуж, а вторую, бесхозную, пришлось срочно ликвидировать. И лучше выдумать не мог…

Впрочем, «Доктор Х» не до конца безнадежен. Меня впечатлил вот этот пассаж: «У него не было шансов стать хорошим врачом, поэтому он сделал хорошую карьеру в медицине».
Годная фраза. И к литературе применима. Правда, Мария Борисовна?