Рисовальщик Пастернак. Новый уровень европейской импрессиональной мысли

Начнём с малознакомого факта. 
Именно Пастернак привлёк к иллюстрированию юбилейного лермонтовского издания сочинений (1891) никому не известного М. Врубеля. (Наряду с титулованными Репиным, Маковским, Савицким etc.) Чьи «Демон» и «Герой…» по сей момент остаются технически непревзойдёнными. В ту же пору, однако, — долго бывши непонятыми: из-за своей чрезвычайной необычности. И — архиноваторской стилистики: — будто внимательно-прозорливого взгляда из грядущих дней. Демонически сверху.

Самому же Пастернаку, в свою очередь, принадлежало наибольшее количество лермонтовских картин в том сборнике. 
Но приступим…

100 лет назад покинул Леонид Осипович Россию. Уставши спорить о предназначении интеллигенции. [Как раз вовсю гремело движение веховства.] О неизбежности рывка вперёд. Но — ни в коей мере не изменив высоким этическим принципам русской культуры. 
За всю долгую жизнь пред его взором прошли крупнейшие личности эпохи «предвестия бурь». Люди искусства, науки, выдающиеся общественные деятели. 
Лев Толстой, Горький, Эйнштейн. Скрябин, Рахманинов, А. Никиша, Шаляпин. Ге, Коровин, Серов, Л. Коринт. В сиянии таланта — Репин, Поленов, Левитан, Архипов, упомянутый «шальной», не вмещающийся ни в какие рамки  Врубель, мн.-мн. др. 

Альберт Эйнштейн (1924)

А.Н.Скрябин. Ит. карандаш. 30 окт. 1913 г.

Усилиями непосредственно этой плеяды в значительной степени был вызван взрывной расцвет новой русской живописи. Усилиями сей плеяды живопись перешагнула рубеж, фетовский «шлагбаум» веков — в эру облигаций, акций, биржевых спекулятивных падений-взлётов и... сверхскоростных андреевских революционных красок. Сродни пулей летящей из-за поворота стальной громаде локомотива. Выйдя на высший уровень вдохновения и философической мысли. Наряду с великими литературой, поэзией, публицистикой. В нескончаемых танцах смерти вкруг «неизбежного» заката Европы — к торжеству предчувствия-предзнаменования ренессанса духовного подъёма матушки-Руси на новый лад: пока ещё непонятому. Безотчётному. Лишь только ещё опутывавшему незримыми нитями кинетики экспрессионизма — модерна —  передовые умы современности. В том числе нашего героя. 
Не зря коллеги-художники называли П. лучшим европейским рисовальщиком: он лицезрел неведомые обывателю мизансцены будущего. Его портреты дышали неутомимым оптимизмом. 

Дирижёр В.И.Сук. (1906)

До старости не имевший личной художественной штудии, Пастернак, маститый уже деятель Мельпомены, — невзирая на то, сомневающийся, вечно мятущийся, мающийся, — пишет о смысле творчества: «Когда нашему брату, современникам, надо в картине подправить или изменить движение руки или ноги, не говоря уже о целой фигуре, мы днями раздумываем, пробуем и так и этак, не решаясь на смелый шаг изменения. Между тем эти Тинторетто и Веронезе целые миры вздымали на плафоны с лёгкостью богов…» — С быстротой молнии по-ученически делая в музеях Старого света копии с холстов признанных мастеров: в неразлучный карманный альбомчик. Постоянно улучшая, подправляя и выравнивая собственные, как он считал, «оплошности»-нестыковки.
Тут же вспоминается знаменитая «ошибка» великого Серова — с непомерно длинной ногой певца Шаляпина. Непропорционально выставленной на (угольном) портрете — далеко вперёд. Которую он не стал поправлять. (Ведь ошибка «волшебна», — как говорил Мейерхольд.) Серова, с которым Пастернак общался, жил довольно близко и долго, практически до внезапного конца «Валентоши». Жизнью — отнюдь не богатой. Даже, можно сказать, бедной, преподавательской (12 лет соседствовали в Училище живописи). Но — через край кипящей искусством. И только им.

Мне четырнадцать лет.
ВХУТЕМАС 
Ещё — школа вранья.
В том крыле, где рабфак,
Наверху,
Мастерская отца.
В расстояньи версты,
Где столетняя пыль на Диане
И холсты,
Наша дверь.
Пол из плит
И на плитах грязца.
(Борис Пастернак)

В 1920-е гг. отец Бориса Пастернака — Леонид Осипович — внезапно исчезает из памяти советской республики. Как многие, многие ему подобные… (Выехал в Германию для лечения супруги. Как оказалось, навсегда.)
Оставшись лишь протуберанцами творчества сына Бориса. (Память о папе поэта-нобелиата, вместе с многочисленными работами, вернутся в СССР к концу 1970-х. Уже надолго.)
Оставшись в мыслях и душах родных, близких ему людей последними штрихами предотъездного десятилетия — из довоенного брюсовского общества «Свободной эстетики» (1913). Где часто выступал Бальмонт, играла клавесинистка Ванда Ландовска, читал стихи Ю. Балтрушайтис. Далее альбомами военных лет — с Первой мировой. Далее — зарисовками заседаний ВЦИКа, Президиума ВСНХ, съездов партии. Портретами деятелей Коминтерна на сборищах в Георгиевском зале — во главе с Лениным на трибуне. [Как ни странно, рисунки с вождём пролетариата (др. вождями тоже) позже стали за границей сверхпопулярными и дорогими. Кстати, по выборке революционных ленинских черновичков был задуман большой живописный портрет Ильича. Но увы, остался лишь в планах.]

Л. Пастернак — принципиально убеждённый противник левых направлений в русском искусстве, также политических буднях. Тем не менее реализм — жизненное видение полотна — основа основ его творческих убеждений. Также убеждений его соратников — Головина, Нестерова, Киселёва, Щербиновского. Поленовских приверженцев и последователей. 
Вообще дом, кружок Поленова, — наряду с мамонтовским «Абрамцевым» и питерским «Миром искусства»: — в преддверии XX в. слыл подлинным центром «художественного горения». Именно там разбирались фиоритуры-нюансы искусства передовых стран Западной Европы. Именно там жило и развивалось всё «свежее, красивое и сильное», — по изречению худ. Я. Минченкова. 
От изысков «томного» передвижничества — к демократической оптике жизни. От поленовской (сценарной) пленэрности — к импрессионизму начала XX в. От социально-психологических задач старшего поколения русских ремесленников кисти с их теорией «малых дел» — к свободе тонких материй, обобщению необъятного. К необъяснимому словами колориту свежих красок бытия. А — объяснимому только цветом. Светотенью. Бессюжетностью палитры неосознанного: разумом Вселенной. Воплощённым в карандаше. 
Германия 1920-х, 30-х… Далее Англия, Оксфорд 30—40-х. Пастернак — видный европейский портретист. Признанный импрессионист-новатор. Не обойдённый выставками и показами, участием в галереях.
Весной 1944 г. Лев Толстой с «Войной и миром» занял первое место по европейским опросам популярности (по преимуществу в радио-версиях). Одномоментно вспыхивает нешуточный интерес к работам Пастернака — портретам Толстого, также к блестящему оформлению «Воскресения» последнего. 

В это же время Леонид Осипович заканчивает обширные литературные воспоминания о любимейшем Льве Николаевиче. Также обо всём и всех, связанных с этим большим, известным всему честному миру, именем. 
Концерты-постановки-спектакли. Дружеские встречи-посиделки. События и происшествия. Никогда не ведя собственно рукописных дневников (в отличие от сонм экспресс-зарисовок), мемуаристика у П. вышла довольно-таки насыщенной. И объёмной.
Тогда же, в 44-м, разбирая архивы, П. вдруг откопал два курьёзных взаимоисключающих немецких документа поры его пребывания в Берлине увертюры 40-х. 
В одном — категорическое запрещение заниматься художествами. Поскольку не являлся представителем чистой арийской расы.
Другой документ. Официальная презентация в германской печати (газета «Мир изящного» — Die elegante Welt) насчёт ультимативной рекомендации пастернаковской литографии Бетховена — в каждую немецкую семью! Как пример чисто арийского искусства. 
Следующей весной 1945-го — восьмидесятитрёхлетнего Леонида Осиповича Пастернака не станет. К счастью, День Победы над фашизмом он всё ж таки застал. 

Вести с Родины. (1889)