Директриса

В последнее время она так устала от вспыльчивости и упёртости Салмана, что после его ухода в спальню продолжала сидеть на кухне одна, не включая света, хотя на улице заметно потемнело, и только участок неба на западе едва светился в отблесках спрятавшегося за горизонт солнца. Курила, потом разогрела в турке остывший кофе, пила без сахара, снова зажгла сигарету. Ей уже было наплевать на чьё-то мнение по поводу того, что она, Ирина Давыдовна Синельникова, директор дворца культуры, десять лет содержит любовника – татарина, почти на две головы ниже её ростом и годившегося в сыновья. Сегодня Ирина, наконец-то, погасила кредит на три миллиона рублей, которые Салман по своему усмотрению тратил на строительство её дачи, и именно здесь и сейчас она собиралась проститься с ним навсегда. Терпение лопнуло, когда с неделю назад он снова просил у неё миллион, пугая местными бандитами и тем, что его поставили на «счётчик» и пристрелят, как бешеную собаку, а строящуюся дачу отберут, поскольку земля не была выкуплена, а деньги – промотаны им, естественно, на пьянки и женщин. 
Она слышала хлопок, раздавшийся в спальне, не придала этому значения, подумав лишь: не дай бог, если разбил фрамугу на новых окнах, ремонт обошёлся в хорошую копейку. Допила кофе, погасила сигарету, собрала окурки и, завернув их в пакет, бросила в ведро. Решила, что не пойдёт в спальню, снимет, наконец, этот дурацкий парик, от которого буквально раскалывалась голова, примет душ и ляжет на диване в зале. Всё остальное – завтра, на свежую голову: она будет и говорить, и решать. 
Проходя мимо спальни, Ирина не услышала, а скорее почувствовала за дверью хрипение и короткие звуки, типа мычания. Она не удержалась, заглянула в комнату, где стояли широкая кровать, в полстены – такой же светлый бельевой шкаф, комод, книжные полки и тумба с телевизором. Ночной светильник едва высвечивал Салмана, лежавшего у кровати на животе с вывернутыми внутрь ногами и разбросанными в стороны руками. Она тут же включила люстру, увидела, что его голова, повёрнутая набок, дёргается, во рту булькает кровь. Ирина наклонилась пониже, чтобы разглядеть лежащий рядом с ним наган, с коротким, будто обрубленным стволом, и большим барабаном, в нём желтизной отсвечивали боевые патроны. Она тяжело встала на колени, попыталась поднять голову мужчины, но та, вымазанная густой кровью, выскользнула из пальцев, глухо ударившись о дубовый паркет. 
«Боже мой, – думала она, снова пытаясь ухватить руками его голову, – кто это его? Неужели мафия? Но откуда, здесь... – Она с опаской посмотрела в сторону открытой двери и снова склонилась к мужчине. Тот всё ещё шевелил губами, но было видно, что силы покидают его. С правой стороны виска рана была вытянутой, видимо, пуля входила не перпендикулярно, место её выхода в районе темечка разворочено, но рану скрывали волосы, слипшиеся от крови. – Что же делать, что делать? – думала хозяйка квартиры. – Надо вызывать милицию (она не могла привыкнуть к новому слову – "полиция"). И скорую. Да, врач нужнее...» 
Побежала на кухню, где стоял домашний телефон, набрала номер «скорой помощи», сказала о ранении мужчины в голову, сообщила адрес. Опустилась на стул, машинально достала из пачки сигарету, но зажигалку не могла найти, полезла в стол, где держала аварийную коробку спичек и восковые свечи, долго копалась, наконец, прикурила и только после этого вспомнила о полиции, набрала номер, сообщила о выстреле из нагана, произошедшем в её квартире. И тут до неё дошло, наконец: первой подозреваемой в смерти любовника станет она. «Ну почему сразу в смерти?! – подумала с большим раздражением, – он ещё дышит... И пуля, похоже, прошла верхней частью мозга. Может, и спасут». 

Поскольку отдел полиции располагался на улице, где она проживала, то первыми на кнопку домофона нажали люди в форме. Двое из троих прибывших сразу прошли в спальню, тут же спросили: 
– Скорую вызвали? 
Она ответила, что медиков вызвала вперёд их, видимо, пробки, задерживаются. Сотрудник, стоявший у двери, поманил Ирину пальцем, сказал: 
– Они – криминалисты, сами разберутся... Я – капитан Смирнов, давайте осмотрим квартиру. Кто ещё дома, посторонние есть? Кто этот мужчина? – она провела полицейского по двухкомнатной квартире монолитного дома, когда пришли на кухню, он спросил, можно ли присесть, а увидев на столе пачку сигарет, добавил, – вы курите? Давайте, не спеша, покурим... 
Но в это время раздался сигнал домофона: приехала «скорая помощь». 

*** 

Ирина жила одна, официально разведясь с законным супругом Славой Мостовым, назвавшимся при знакомстве с ней в восьмидесятых годах кооператором. На самом деле он работал снабженцем в частной пекарне и очень надеялся, что его возьмут в долю двое братьев – выходцев из Кавказа. Но тех вскоре расстрелял киллер, пекарня зачахла и потеряла весь рынок сбыта, который с таким трудом он создавал. Она, конечно, с самого начала их встреч поняла: он – не хозяин новой жизни, мягок и трусоват, но по натуре – добр и очень хотел выбиться в люди, купить большую квартиру, построить дом за городом, иметь двоих, а лучше – троих детей. Ирине было под сорок, она с трудом делала карьеру, вступила в партию коммунистов, долго торчала клерком в управлении культуры и, наконец, заняв место директора ведущего культурного центра района, получила кличку – «Директриса». Она, как само собой разумеющееся, приняла предложение Славика и вышла за него замуж. 
Врач сказал Ирине, что её возраст на пределе, ещё год-два, и она может забыть о детях. Славик очень старался, но был в бесконечных командировках, недели и месяцы торчал на Дальнем Востоке: после пекарни он все сбережения вложил в компанию по доставке морепродуктов. Подбил его на этот шаг школьный дружок по фамилии Церфас. Через год после двух удачных поставок мороженой рыбы из Владивостока и Магадана, полностью организованных Славиком, компаньон тайно перевёл деньги за границу и уехал, не прощаясь, на историческую родину. А муж Ирины, потерпев очередной крах, пал духом и вскоре заболел, врачи признали рак, давали ему год жизни. Его родственники, не спрашивая разрешения жены, оформили документы и оплатили ему лечение в Израиле, узнав на прощание, поедет ли жена с мужем. Она не поехала. Его спасли, а через год он снова женился на молодой женщине – офицере полиции. Документы о разводе Ирине переслал их местный суд.

Нельзя сказать, что Ирина Давыдовна была красавицей: высокая, худощавая, узкобёдрая, грудь поддерживал корсет, волосы короткие, почти седые, поэтому носила парики, их было с десяток и все привезены из-за границы. На шее – натуральный жемчуг, золото на пальцах и выше кистей: браслеты всегда были слабостью директрисы. Видимо, из-за курения голос у неё был низким, с интригующей хрипотцой, довольно примечательной, манящей мужчин. После свадьбы со Славиком вдруг подошла очередь на квартиру (умеют чиновники преподносить подарки), а после его отъезда за границу и официального развода Ирина могла позволить себе довольно свободный образ жизни. Но была извечная беда: все её мужчины оставались только любовниками, ни у кого из них не хватило духа уйти из семьи и остаться с ней навсегда. 
Её пятидесятипятилетие отмечали всем коллективом, небольшим, если судить по меркам советского времени, но благодаря нескольким филиалам, в которые вошли даже бывшие работники «оптимизированных» (считай, сокращённых) библиотек, переданных под крыло Ирине Давыдовне, набралось больше ста человек. Был празднично убранный актовый зал дворца культуры, президиум из районного и даже городского начальства, на заднике сцены какой-то инициативный дурак без ведома директрисы вывесил цифры «55». Но все, конечно, ждали, что скажет в отношении дальнейших перспектив Ирины Давыдовны местный «министр культуры». Волновались претенденты на её должность, нервный озноб пробивал их, жаждущих отправить директрису на заслуженный отдых, а проще говоря, на пенсию. 
Одна Ирина была спокойна: она знала, что вот-вот приедет заместитель по культуре самого большого начальника и будет принародно просить её не бросать «родные пенаты» и поработать, сколько силы позволят, на благо Отечества и родного края. Сил у Ирины Давыдовны было много, она чувствовала себя, как никогда, в рабочей форме, а заместитель, ставший близким для неё человеком в эти волнительные для многих дни и ночи, на себе испытал страсти немолодой, но многоопытной и изощрённой в любви, женщины. Правда, тому пришлось снимать обычный номер в дальней от центра города частной гостинице, в которой они встречались не чаще двух-трёх раз в месяц во время обеденного перерыва.

Приезд высокого начальства без предупреждения обескуражил не только работников культуры, челюсти отпали и у районных чиновников. А тот уселся в центре стола президиума, переставленного на правый край сцены, слушал приветственные речи, не мешал ведущим юбилейного вечера курить фимиам в уши юбилярши, разместившейся на троне короля из пьесы «Гамлет», которую ставили здесь когда-то, ещё при «царе Горохе». Гость выступил коротко, в духе времени: зачитал указ о присвоении Ирине Давыдовне высокого звания заслуженного деятеля искусств и выдержку из приказа о продлении с ней контракта на исполнение обязанностей директора дворца культуры. Сказал в заключение: «Многая лета» и, подойдя к «королевскому трону», поцеловал её в губы. Зал молчал минуту, потом взорвался аплодисментами. 
Вся чиновничья братия провожала большого начальника, он не смог остаться на банкет. Но, прощаясь, успел сказать Ирине, что жаждет её, как и в первый раз их знакомства, и что оставил ей машину, но из частного гаража, поэтому просил быть осторожнее по дороге домой.

*** 

Машина «Гольф» с указанным номером встретила её на автостоянке, не новая, но вполне приличная. Водитель открыл дверцу, когда увидел, что к нему направляется женщина, усадил Ирину Давыдовну на заднее сиденье справа от себя, сел за руль, сказал: 
– Меня зовут Салман. Прикреплён к вам... В полном вашем распоряжении. 
– Ирина Давыдовна... Ты куришь? 
– Нет. Но вам всё можно, уважаемая Ирена Давидовна... 
– Кавказец? Скажи ещё раз моё имя: Ири-на Давы-дов-на... – произнесла она по слогам. 
– Татарин. Тридцать пять мне, закончил автошколу, водитель частного пансионата, работаю по чётным дням, – подумал, добавил, – живу в области, по нечётным дням строю дачи и бани... Денег не хватает, Ирина Давыдовна. 
– Видишь, как просто с моим именем. Можно и другие вопросы решить, ха-ха-хи-хии, – засмеялась она, – если будешь хорошо себя вести. 
Водитель молчал, при свете сигнальной лампочки увидел, что дама держит пальцами сигарету, тут же достал зажигалку и переносную пепельницу, дал ей прикурить. Директриса затянулась, выпустила в него клуб дыма, назвала адрес улицы. Увидев, что он не среагировал на слова, сказала: 
– Понятно, не знаешь города, езжай к центру, буду подсказывать тебе дорогу по ходу движения... 
Она специально выбрала такой длинный маршрут, ей хотелось подольше побыть с коренастым молодым человеком, видимо, не робкого десятка, если он о безденежье успел сказать. «Во всяком случае, он прикреплён ко мне на весь сегодняшний «чётный день»... – думала она, безумно сожалея, что «приходящий начальник» оставил её одну коротать эту длинную ночь. По её просьбе они заехали в дежурный магазин, купили бутылку хорошего коньяка, кое-какие продукты и слоёный торт в упаковке. Салман сопровождал Ирину, носил за ней небольшую корзину, молчал, не проронив ни слова. «Это тоже хороший знак, – подумала она, – мусульмане – народ трезвый, есть, конечно, исключения... А может, проверить его? Скажу, рано утром надо ехать на вокзал, встретить сестру с семьёй. Не поможет ли он мне...» 
Салман помог донести продукты до квартиры, стоял у двери, будто совсем не собираясь уходить из дома. Она спросила: 
– Есть проблемы? 
– Жду указаний на завтрашний день... 
– До начала работы надо встретить родственников. Но, наверное, такси придётся... – она видела, что он понимает её игру, стоял, едва улыбаясь уголками губ. 
– Если можно, я готов ночевать, хоть в прихожей. Пока доберусь до дома, надо, минимум, два часа, столько же – на обратную дорогу. 
– Иди, умывайся, молодой человек, ванная комната в конце коридора. Твоё счастье: есть свободное место на диване... 
Ирина давно не испытывала таких эмоций, уже стала забывать, что можно несколько раз за один акт улетать в рай, возвращаться и снова улетать. Она словно безумная металась по широкой кровати, а Салман настигал её и буквально насиловал грубой и бесцеремонной силой. И в этом был смысл его беспощадной и жадной любви. И в этом было счастье одинокой женщины. 

*** 

Завсектором по работе с детьми Светлана Шутова пришла в приёмную Ирины Давыдовны со сценарием проведения утренника. В нём должны принимать участие родители, бабушки и дедушки, сёстры и братья детишек – именинников за месяц. Секретаря на месте не было, дверь в кабинет директрисы оказалась чуточку приоткрытой, оттуда доносились приглушённые голоса, возня и даже вскрики. Светлана, откровенно говоря, побаивалась начальницу, еле-еле уговорила ту разрешить ей учёбу в университете культуры, на вечернем отделении, первое образование – бухгалтерское – не пригодилось в жизни. Сценарии утренников она, конечно, компилировала в различных источниках, директриса явно чувствовала это, но платила за них, помня, наверное, о её детях и муже – рядовом педагоге стройучилища. 
Светлане показалось, что в кабинете что-то происходит, она подумала, что, может быть, директрисе нужна помощь и, немедля ни секунды, открыла настежь дверь. В заднем, несколько затенённом углу большого кабинета, прямо на широком подоконнике сидела Ирина Давыдовна, обхватив ногами какого-то мужчину, работавшего спиной и нижней часть туловища, словно маятник больших и нелепых часов. Сотрудница вскрикнула от неожиданности: 
– Ирина Давыдовна, с вами всё в порядке? Молодой человек, что вы делаете? 
Мужчина повернул голову, она узнала шофёра по имени Салман. Он довольно грозно прорычал: 
– Пошла отсюда, дуррра! Дверь закрой, с той стороны... 
Светлана видела, как Ирина Давыдовна буквально спряталась за голову шофёра, не стала смотреть на сотрудницу. А та выскочила из кабинета, пронеслась мимо пустого стола секретарши, оказалась в коридоре. Тишина и покой наполняли в эти утренние часы весь этаж дворца культуры, только где-то в конце коридора, видимо, ученик разучивал гаммы, повторяя без конца одно и то же. «Какой срам, – думала Светлана, вытирая слёзы бумажным носовым платком, – и как он смеет так разговаривать со мной?» И Светлана непременно решила воспользоваться ситуацией, сказав себе: «Надо хорошенько подумать, как лучше это сделать». 
Ирина Давыдовна вырвалась из крепких рук Салмана, посмотрела на него с такой яростью, что он притих, не посмел больше приставать к ней. Сказала совсем тихо: 
– Пошёл вон. И запомни: водитель мне больше не нужен, ключи от квартиры – на стол. Обнаглел, мерзавец... 
– Я с ними натрахаюсь в рабочее время, – сказал он так же тихо, – да ещё на подоконнике. – И, застегнув брюки и одёрнув свитер, тут же вышел из кабинета.

Мучилась Ирина Давыдовна недолго, вскоре сотрудники пришли на рабочее совещание, появилась и Светлана, как ни в чём ни бывало посмотрела на директрису, помахала листочками нового сценария и положила их на край стола. Ирина Давыдовна сказала ей: 
– Дуло в окно, попросила шофёра прикрыть оконные рамы, помогала ему да чуть не вывалились на улицу... Правду говорят: каждый должен заниматься своим делом. Вот только плотника у нас в штате нет. Ты, Светочка, спроси у мужа: нет ли у них в училище плотника. А мы заплатим за подгонку окон. 
– Думаю, муж сам справится, он – строитель... 
– Вот и славненько, пусть в свободное время займётся. 
Ирина посчитала, что позорный эпизод в её жизни ликвидирован, возможности директора – безграничны, тем более, если в коллективе девяносто пять процентов – женщины. У всех дети, всем нужны деньги, подработки, отпуска за свой счёт, по уходу за детишками и т.д., и т.п. Но совесть, однако, не построишь ни по логике, ни по ранжиру: что можно, а что нельзя. Она считала, что проявила женскую слабость, в очередной раз не устояла перед натиском татарина, который не появлялся у неё дома больше месяца. Ни звонил, ни заезжал, ни строчки не передал на телефон. Объявился в кабинете утром, сразу после её прихода на работу, подъел всё, что было в холодильнике и буквально набросился, в своей манере, стал насиловать прямо на подоконнике. «Господи, какая пошлость, – думала Ирина, но пережитые минуты страсти перебивали и стыд, и терзания, и понимание гнусности такого неконтролируемого поведения, – ведь мне уже – за шестьдесят... Хорошо, что Светлана ворвалась в кабинет. А если бы зам вошёл в этот момент, который готов закопать меня живьём, лишь бы сесть в кресло директора». 
А Салман совсем распоясался, в каждую встречу с ней просил сто и более тысяч рублей. Уговорил её на строительство дачи в три миллиона рублей, хотя она прекрасно осознавала, что строение по завещанию даже будет некому передать: все её родственники переехали на историческую родину, а двоюродная сестра имела всё необходимое для безбедной жизни, поскольку муж – владелец стройфирмы. И когда она не давала молодому сожителю денег, тот воровал у неё всё, что она не успевала спрятать в доме или на работе. Исчезло ожерелье из натурального жемчуга, позже пропали золотые кольцо и браслет, доставшиеся ещё от бабушки. Она умоляла показать ломбарды, куда татарин сдавал украденные у неё драгоценности, а он посмеивался и снова насиловал её. Устоять она не могла, ночь мирила их, хотя бы до утра следующего дня. 

Она чувствовала, что тучи сгущаются: провалила экзамен по компьютерной технике, держала возле себя специального зама, молодую, продвинутую в информационных технологиях женщину, которая вела всю отчётность и переписку с органами власти. Но самый страшный удар нанесла Ираида Аркадьевна, старая подруга из управления культуры, сказав, что с компьютера её зама пришло письмо, естественно, без подписи, о том, что она в служебном кабинете имеет половые сношения со своим шофёром. Это уже не сигналы о ретроградстве, отсталости, неспособности директрисы думать и работать по-новому. Защитить Ирину Давыдовну было некому: давно исчез с горизонта могущественный покровитель, сдал здоровьем, говорили, что перенёс инсульт и вышел на пенсию. 
Доведённая до отчаяния Ирина сказала Ираиде, что по состоянию здоровья будет уходить на пенсию, пусть ищут замену. На что та, не без ехидства, заметила: 
– Не укатали сивку крутые молодые горки? Ты не низом живота думай... Головой! А с пенсией – правильный шаг, проводим тебя без орденов, но всё-таки с тёплыми словами. 

*** 

И вот этот выстрел, непонятный, неожиданный, с кровью, с полицией и «скорой помощью», с больницей. Уже немолодой капитан Смирнов, куривший с Ириной на кухне, вдруг наклонился к ней и сказал: 
– Я доложил о ЧП у вас в квартире Владимиру Васильевичу, нашему начальнику. Он хорошо знает вас, просил передать, чтобы на допросах в следственном комитете вы продумывали каждое слово. Закон трёх «не» знаете? Не знаю, не видел, не помню. Не докажут – и спроса нет. А он будет рядом, сказал, чтобы утром прямо к нему топали, в отдел... 
Ирина Давыдовна, конечно, хорошо помнила взгляды и знаки внимания от милиционера с двумя большими звёздочками на погонах, они постоянно пересекались на совещаниях, даже на вечерах, посвящённых юбилейным датам. Но стыковки между ними так и не произошло, хотя Ирина была не против поближе познакомиться со здоровым и крепким мужчиной, настоящим защитником одиноких женщин. На душе у неё стало полегче, после отъезда скорой она вскипятила чайник, пригласила полицейских на кухню, достала бутылку коньяка, старые эклеры, разлила по чашкам чай. Мужчины чинно выпили по одной, потом по второй рюмке коньяку, съели пирожное, стали собираться: дежурство продолжалось, их ждали другие ЧП в районе. Все трое выразили сочувствие «соседке» по улице, обещали внимание и поддержку. 
Утром в отделе полиции сменившийся с дежурства капитан Смирнов сказал Ирине Давыдовне, что Салман умер ночью, не приходя в сознание. Ранение оказалось смертельным, хотя крепкий организм долго сопротивлялся, а врачи делали всё для спасения. 
Из соседней области приезжали жена и мать, забрали тело из морга, Ирине Давыдовне не звонили, видимо, не слышали о ней, а, может, специально так сделали. Следователь долго и упорно вёл допросы, склоняя на разные лады разницу в возрасте директрисы и Салмана, выпытывал, откуда у неё появился интерес к молодому, полуграмотному человеку, официально имевшему жену и, как оказалось, двоих детей. Несколько раз в разговоре пытался вывести её на преступную группировку в соседней области, которая занималась махинациями с дачными участками и строительством домов. Видимо, Салман был связан с ними, похоже, не зря он умолял её достать деньги и, получив отказ, решил напугать выстрелом и «скользящей раной» на голове. А получилось, как получилось: то ли руки с похмелья тряслись, то ли наган, переделанный из «пугача», дал сбой и пальнул. В общем, вышло, как в поговорке: «И палка раз в год стреляет...» 
Вскоре от неё все отстали: и полиция, и прокуратура, и культура. Позвонил как-то Смирнов, сказал, что дело «шофёра Салмана» закрыто, сдано в архив, передал привет от полковника Владимира Васильевича. «Вот как, уже полковник, – подумала Ирина Давыдовна, – а Смирнов – всё капитан...» 
Она неделями не выходила из дома, месяцами ей никто не звонил: родственники далеко, детей нет, двоюродная сестра, боясь навредить авторитету мужа, сторонится её, как зачумлённую. Даже секретарь из приёмной, с которой Ирина Давыдовна проработала двадцать лет, позвонила по поручению директора дворца культуры и сказала: 
– Леонид Веньяминович ещё раз просил вас придти, забрать из кладовки пакет с вещами. Иначе он выбросит их на помойку... – Она помолчала и добавила: – Простите, он так сказал. 

 

Художник: Лю Баоцзюнь. 

5
1
Средняя оценка: 3.31148
Проголосовало: 244