Подавляющее меньшинство

О. Погодина-Кузмина «Новые русские»; М., «Городец», 2021.

Начнем с Булгакова наизнанку: сеанс разоблачения с последующей магией.
Когда Ирине было двенадцать, аппетитную нимфетку употребил похотливый отчим. Воспользовался тем, что болела, дал какой-то порошок, и у малышки просто не нашлось сил проснуться и закричать. Здравствуй, девочка секонд-хенд! – музыка Пугачевой, слова Танича. Время шло. К семнадцати Ирина превратилась в писаную красавицу: изумрудные русалочьи глаза, волосы с платиновым отливом, виолончельный голос; кожа ее источала опьяняющий яблочный запах, а слюна была вязкой и сладкой, как сироп, – это, если что, раскавыченные цитаты. Бездна вкуса, ага. Ах, какая женщина, мне б такую! – музыка Розанова, слова Назаровой. На открытии бизнес-центра начинающая модель познакомилась с Георгием Измайловым – совладельцем многопрофильного холдинга, 45-летним атлетом с <censored> представительского класса – тоже раскавыченная цитата. О Боже, какой мужчина! – музыка Рудиной, слова Зименс. Но Георгий ставил деловые интересы выше чувств: женился на богатой наследнице, чтобы предотвратить отток капиталов из фирмы. Папик не пришел, папик променял тебя, – музыка и слова Zolotov’ой. Оскорбленная Ирина ушла из квартиры, которую снимал изменщик коварный… Продолжение следует.
Хотя можно и не продолжать. Дальнейшее знакомо до оскомины: dolce vita, финансовые аферы, киднап – и далее по списку жанровых клише, где любовь рифмуется с кровью, никак иначе.
Густопопсовый лавбургер – Вильмонт, помноженная на Еникееву, с Тоссом в знаменателе. Чтиво для домохозяек, которым до смерти хочется побыть хозяйками жизни. Идеальный покетбук для серии «Любовный роман – Harlequin».
Как бы не так. Не забывайте: у нас в программе магия. Легким движением руки меняем Ирину на Игоря, и лавбургер превращается… превращается лавбургер… yes! – в очень своевременную книгу. Алексей Колобродов: «Литературное событие и открытие… Сама стихия русской действительности, переплавленная в формах классического авантюрного романа». Вадим Левенталь: «Роман офигительный, кинематографичный». Плюс первое место в рейтинге «Литературной газеты». Мальчик-гей, мальчик-гей, будь со мной понаглей! – музыка Галояна, слова Степанцова. Хотя на деле – те же яйца, вид сбоку.
Своевременная книга, сказал я. Это не совсем точно. Их три, своевременных, изданных в 2011-2016 годах: «Адамово яблоко» напечатали в «АСТ», «Власть мертвых» и «Сумерки волков» вышли в «Лимбусе». Нынче Вадим Левенталь любовно упаковал трилогию, вынутую из нафталина, в одну обложку и тиснул под о-очень оригинальным названием «Новые русские»: 768 страниц, 45 авторских листов и 1 140 граммов мыльной пены. Пошто вы, мужичок, этак публику тираните? Да и не только публику. Фолиант подобных параметров, отпечатанный тиражом в 1 000 экземпляров, при несусветной цене в полтора косаря и нынешнем спросе на худлит – проект заведомо провальный. Впрочем, песня не о нем, а о любви, – музыка Рычкова, слова Дербенева.

***

Ну, а какая у Погодиной любовь? – однополая, других не завезли. Ольга Леонидовна, в отличие от Пикассо, пожизненно застряла в голубом периоде, начиная с дебютной пьесы «Мармелад. ru». И, слава преподобному Квирбейтингу, с тех пор все у О.П. мармеладно. Такое, милые, у нас тысячелетье на дворе: все по Сержу Московичи – власть подавляющего меньшинства, Gay Lives Matter. Хотя г-жа авторесса смотрит на вещи шире: Pervert Lives Matter. Спецдесерт для гурманов – трансуха Филиппина, мужик с цыцками: «он гормоны пьет, от них железы набухают». Или таджикский гермафродит: «членик толстый и встает как надо, а яйцо одно, только справа, а между ножек женская писечка». Прелесть, правда?

Колобродов, болезный, в предисловии к «Новым русским» едва не надорвался, пытаясь отыскать в погодинских непотребствах метафизический подтекст: «Сексуальная девиация, возведенная в фабульный абсолют – это прежде всего метафора смутных (скорее от слова “муть”, нежели “смута”) времен. Метафора состояния страны, окончательно сорвавшейся с резьбы». Бросьте этих глупостей, коллега. Что олицетворял собой едва не поголовный гей-парад в «Уране» – во вполне железобетонные сталинские времена? Ничего, кроме нынешней издательской конъюнктуры.
Говорят, количество гомосексуалов в мире стабильно – четыре процента. В «Новых русских» их как минимум 54. Сын Измайлова – кажется, единственный натурал в трилогии. И это, божится Погодина, тяжкий крест. Любовница слишком консервативна в сексе. Жена механически имитирует страсть, аж внутри у нее мерещатся шестеренки и микросхемы. Случайная девка, вскормленная картошкой и полуфабрикатами, вообще отвратительна: со складками жира на талии и дряблыми ляжками – парень, как увидел, сбежал в ванную дрочить. Наши бабы лучше «АББы»? Гей, славяне!

***

Впрочем, судя по авторскому посылу, однополые шалости – не первой важности дело. Примерно к середине второй книги О.П. вспомнила, что гражданином быть обязана. Открытие обернулось нечастыми инвективами родом из «Новой газеты»: «Митинги политических оппозиционеров представали то шабашем, то избиением младенцев, тонули в оффшорах гигантские прибыли, при этом народ нищал, отчаивался, целые города и районы оставались зимой без света и тепла».

К месту будет толстовская формулировка: как будто обличает, но на самом-то деле наслаждается. Истошные вопли о горе народном как-то плохо вяжутся с кустодиевскими натюрмортами или сомовскими жанровыми сценками:
«На блистающих белоснежными скатертями столах подтаивали ледяные медведи с блюдами красной икры в прозрачных лапах, алели вареные раки, сиял хрусталь и дрожало в бокалах шампанское».
«Они, выкурив косяк афганки, лежали в шипучей пене, окруженные сиреневым сумраком и пением птиц».
Ешь ананасы, рябчиков жуй, – приятного аппетита еще одному подавляющему меньшинству. Простите за наивный вопрос, но какими деньгами оплачен гламур-мур-мур? Не теми ли, что бесследно потонули в офшорах? Тут бы крест снять или трусы надеть, но к пишбарышне рекомендация не применима. А жаль.
Еще одна затейливая, на зависть Канту, антиномия – острая авторская антипатия к нищему и отчаявшемуся народу, о котором Погодина только что скорбела: «Эти люди, как болотные пузыри, рождались на отравленной почве нищеты, в спальных районах больших городов, в убогих деревнях и поселках, где спивались поколения их предков. Происхождение и генетический отбор лишали их морального закона. Насилие, инцест, животный разврат, беспробудное пьянство и убийство друг друга – все, что вызывало возмущение цивилизованного человека, было для них обыденностью жизни».
Хм. А кто таджикским гермафродитом пользуется – охранник Олежа или политик Владимир Львович? А кто малолетней проститутке шею свернул – водила Марат или мажор Радик? То-то же. И не надо про моральный закон, обусловленный генетикой. Он на всех социальных этажах один и тот же: смыслы в обществе генерирует элита.

***

Впрочем, у питерских романистов концы с концами редко сходятся. У тамошних литераторов другая задача – образованность показать. О.П. того же поля ягода: названия глав призваны обозначить круг авторского чтения – «Война и мир», «Рэгтайм», «Vita Nova», «Опасные связи», «Список благодеяний»... Играю, мол, вся такая эстетная, в бисер перед свиньями.
Той же самой цели служили эпиграфы, от которых в «Городце» отказались, чтобы хоть немного сократить объем. В результате убили двух зайцев. А то при виде цитаты из «Генриха» Ибсена неизбежно приходила на ум ленинская – насчет интеллигенции. Генриха в итоге похерили, зато уцелели индийские даосы и конфуцианская сансара. Для полного комплекта не хватает лишь эвенкийских вудуистов.
Те же самые мысли навевает и погодинский идиостиль. «Ее спутник откланялся по-офицерски, щелкнув пятками», – и как только босого мужика в приличный кабак пустили? «Алена сделала разворот всем килем в сторону Георгия», – вот где у Георгия бушприт, догадываюсь, но где у Алены киль – не взыщите… И уж вовсе не могу себе представить, как «волосяной колтун семейных, политических, любовных связей, кровной вражды и выгодных союзов питал вечно живые семена человеческих пороков».
И кабы только экзамен по стилистике был провален. «Новые русские» перенасыщены тупиковыми сюжетными линиями и густо заселены ненужными персонажами. Фиона, случайная подружка Игоря: групповуха на камеру, шизофазический монолог о полуэльфах – девочка, сделай дядям ручкой. Котов, бывший приятель Измайлова-младшего: самодельный гуру, сманил в секту измайловскую свояченицу – goodbye, my love, goodbye. Разрешите не оглашать весь список?..
Но сюжетные тупики – это еще полбеды. Погодина в первой книжке выложила все, что могла сказать, а дальше грянул кризис жанра – чем бы еще героев занять? В сиквеле и триквеле правит бал лютое дежавю. Марьяна, жена Измайлова-старшего, в «Адамовом яблоке» идет к гадалке приворожить неверного мужа. Знамо, без результата. Во «Власти мертвых» визит повторяется – должно быть, у Марьяны склероз приключился. В «Сумерках волков» помогать несчастной разведенке будет шаманка, да хрен редьки не слаще. Любовь Измайлова-старшего к Игорю дважды воскреснет в одних и тех же больничных декорациях. И опять-таки: можно не продолжать?

***

Нет той чепухи, которая не нашла бы себе подходящего читателя, говаривал Чехов. Подходящих читателей у погодинского лавбургера, судя по всему, немного: Колобродов да Левенталь со товарищи.
Слабое, однако, утешение: ведь и они – подавляющее меньшинство.