«...Звон проклятых цепей в моей голове не даёт мне забыть о свободе»...

150 лет со дня рождения русского писателя Леонида Николаевича Андреева

Не было в истории русской литературы классического периода таланта более противоречивого, странного и загадочного для современников и для потомков, для читателей и для исследователей творческого процесса, чем этот писатель, живший и творивший на сломе эпох. Долгое время не знали – куда причислить Леонида Андреева, к какой школе: к реалистам ли – он начинал своё творчество с исключительно реалистических произведений, даже публицистических во многих отношениях, рассказов, напоминавших злободневные очерки из жизни; к символистам ли – он часто и чем дальше, тем всё больше уходил в мифологию, в философскую притчу, в его произведениях замелькали символические образы добра и зла, тьмы и света, отчаяния и надежды... Его причисляли к последователям французских импрессионистов и даже сюрреалистов (сюрреализм – сверхреальность); наконец, долго искали учителей Андреева в литературе, его предтеч. Конечно, сразу обратили внимание на родство некоторых идей, революционность общественных взглядов раннего Андреева с творчеством и общественной позицией Максима Горького. Да, тем более что Горький стал, что называется, литературным «отцом» молодого писателя из Орла и газетного репортёра Джемса Линча – такой странный псевдоним взял себе этот бойкий составитель газетных очерков под рубрикой «Из зала суда», что публиковались часто в разбитной и общедоступной московской газетке «Курьер», волновавшей умы столичного обывателя жуткими и кровавыми криминальными историями, которыми, увы, так была полна тогда (полна и сейчас) обывательская московская мещанская жизнь.
Вот задумаемся: а не отсюда ли растут крылья того нервного, экспрессивного, очень напряжённого стиля, коим написаны произведения Андреева? Да, газетчина, конечно, наложила неизгладимый отпечаток на всё творчество писателя, он сам как художник вырос из этой среды – с улиц городских трущоб, где шляется праздный народ, бегают неумытые дети, цокают по булыжникам копыта лошадей городских извозчиков, зазывают покупателей лотошники, блестят зеркальные витрины дорогих магазинов и раскрывают свои чрева под вечер низкие строения злачных притонов... Таков был буржуазный российский город конца XIX – начала XX веков. Жизнь этого города газетный репортёр Леонид Андреев узнал досконально, здесь он зарабатывал свой несытый журналистский хлеб. Оттого и назвался он именем легендарного ирландского судьи XV века Линча, который без долгих разговоров отправлял на виселицу современных ему забубенных бродяг и воров, совсем не заморачиваясь мыслями о человечности и сострадании... А вот этими-то мыслями и оказалась полна душа молодого писателя Леонида Николаевича Андреева. Он, как судья Линч, научился выносить бестрепетно свой приговор, но не жалким, попавшим в беду людям, а бездушию и чёрствости мещанской, грязи и холопству, что щедро были разлиты в искажённых злобой и завистью сердцах человеческих.

Он родился в Орле, в благодатной русской провинции, что вырастила миру столько великих писательских талантов: Тургенева, Пришвина, Лескова, Бунина... Но детство его прошло не в помещичьих усадьбах, а в небогатой семье местного землемера Николая Ивановича Андреева, что когда-то увёл в жёны дочь местного польского помещика Анастасию Пацковскую, но от ощущения собственной неудачливости по жизни, постоянной бедности, борьбы за кусок хлеба начал сильно пить и рано умер, в 42 года, оставив старшего сына Леонида, его сестёр и младших братьев. О писательской карьере молодой Леонид Андреев не думал, хотел выучиться на юриста, стать присяжным поверенным, помогать матери и родичам. Но душа у него была страдальческая с детства, он очень остро воспринимал нелады в семье, переживал за отца и заработал себе сердечную болезнь, впрочем, видимо, наследственную, так как сам он не намного пережил по возрасту своего отца. До чего это был чувствительный и легко ранимый юноша, говорит тот факт, что он несколько раз в начале своей сознательной жизни хотел окончить её самоубийством, ложился между рельс под паровоз, стрелялся от неудачи в первой детской влюблённости, начинал пить запоем... тяжело рассказывать! Его спасло только чувство ответственности перед оставшейся без кормильца-отца семьёй. Потому он, изгнанный из Петербургского университета, смог взять себя в руки, переехать в Москву и поступить на юридический факультет Московского университета. Помогло орловское землячество, а потом знакомые по университету предложили ему работу репортёра в только что открывшейся бульварной газете «Курьер». Так и началось для Андреева знакомство с миром московской обывательской жизни, который и дал ему неиссякаемую пищу для дальнейшего серьёзного литературного творчества. Несколько лет в 90-х годах позапрошлого века «судья Джемс Линч» (газетный псевдоним Андреева) волновал умы московской публики, пока, наконец, в редакции его издания ему не посоветовали написать рассказ, это практиковалось тогда в периодической печати, публика живо интересовалась новыми талантами, на этом интересе выросли писательские судьбы и Антона Чехова, и Горького, и Куприна, и Бунина, и Телешова, и многих других. Подумать – это был золотой век русского короткого рассказа! Дешёвые газеты, которые тогда выходили во множестве, неплохо, тем не менее, платили за такой вид творчества – и это была питательная среда для новой молодой и часто безденежной поросли литераторов. Современные издания редко дают такой вид заработка авторам – вот и нет талантов, ведь молодые и неизвестные ещё таланты не духом святым питаются, им нужна материальная поддержка... и честь и хвала тем изданиям, которые, изыскивая средства, ещё платят художникам слова за их совсем не лёгкие труды. Этим ещё держатся остатки современной литературы.
Первый же рассказ Андреева «Баргамот и Гараська» сделал ему литературное имя – он громко прозвучал, ибо автор перевернул нечто в сознание читателя. Он представил немыслимую, казалось бы, ситуацию – городовой полицейский по прозвищу Баргамот, подчиняясь, видимо, нежданно прихлынувшему человеческому чувству сострадания, приводит к себе в дом на пасхальный праздник... нищего бродягу Гараську, которого обычно гонял из подворотен домов. Приводит – и жена городового Марья кормит сытным праздничным обедом тогдашнего оборванного босяка – бомжа, как сказали бы мы сейчас.

«– Кушайте, кушайте, – потчует Марья. – Герасим... как звать вас... по батюшке?
– Андреич.
– Кушайте, Герасим Андреич.
Гараська старается проглотить жирные и горячие щи, вдруг, бросив ложку, падает головой на стол, захлёбываясь от рыданий... Баргамот с растерянной и жалкою миной смотрит на жену.
– Ну, чего вы, Герасим Андреич! Перестаньте, – успокаивает та нежданного гостя.
– По отчеству... как родился... никто не называл...»

Этот рассказ заставил плакать даже Максима Горького, он с удивлением признавался потом в этом... Нечего объяснять – неожиданный и сильнейший импульс человеческого сострадания, вдруг прозвучавший из-под пера молодого автора, составил ему не только признание читателей, но и определил дальнейшую направленность всего его творчества – борьбу за душу человеческую, за освобождение её от пут лжи, мещанской чёрствости и корысти. И вот тут-то и можно найти литературного и духовного предтечу Андреева в русской культуре второй половины XIX века – это не Чехов, не Глеб Успенский, как полагали многие, и не Горький. Это Всеволод Гаршин – несчастный гений, с его пронзительными, трогающими самые глубинные струны души человеческой рассказами. Гаршин, который в молодости попал на русско-турецкую войну 1877–78 гг., попал восторженным юношей-добровольцем, готовым сражаться за свободу славян, оказался прямо на кровавом поле битвы, где испытал весь ужас и бесчеловечность лютой бойни. Его рассказ «Четыре дня» об этих событиях потряс тогда души многих мирных обывателей, которые смотрели на войну, как на подвиги и геройство в ореоле славы. В дальнейшем Гаршин избрал себе это направление в литературе – срывать красивые покровы с язв человеческих страданий и пороков и волновать умы людей... он надорвался на этом, заработал психическую болезнь и кончил в припадке безумия жизнь самоубийством. Леонид Андреев избрал себе этот путь, который потом литературные критики назовут экспрессионизмом, но это лишь внешний приём писателя, глубинная же цель – так воздействовать на умы людей, чтобы заставить их ужаснуться пошлости обывательской жизни, сорвать с себя путы врождённой жестокости и бессердечия и стать лучше... но эта цель априори оказывалась недостижимой как для Гаршина, так и для Андреева, ибо исправить общество силами искусства нельзя, искусство не для того призвано – об этом ещё писал Лермонтов в своём известном предисловии к «Герою нашего времени» (которое, впрочем, приписывают Белинскому), когда указывал, что не наше дело искать средства для излечения общественных пороков, наше дело – только указать их, и то уже хорошо... Но живший в переломное время Леонид Андреев стремился именно к кардинальному воздействию на души человеческие и достиг в этом таких успехов, каких не достигали многие и даже весьма талантливые художники слова. Максим Горький сразу оценил талант Андреева, этого газетчика из «Курьера», и вскоре предложил ему выпустить в издательстве «Знание» (и сразу четырёхтысячным тиражом!) первую книгу его рассказов, которая и вышла в 1901 году. Таким образом, страстные, жгучие, обжигающие душу произведения нового писателя открыли перед русским читателем грозный и великий XX век с его общественными бурями и отчаянной и безнадёжной борьбой за «исправление человечества».

Первая книга рассказов Андреева была высоко оценена критикой того времени. Самые лестные отзывы оставили Горький и Михайловский – крупнейшие авторитеты, а вот Антон Павлович Чехов высказался странно: «Да, это хороший писатель; если бы он писал чаще, то имел бы больший успех. В нём мало искренности (!), мало простоты, и потому к нему привыкнуть трудно. Но всё-таки рано или поздно публика привыкнет, и это будет большое имя». – Согласитесь, довольно противоречивый отзыв! С одной стороны – «хороший писатель» и «будет большое имя», а с другой – «мало искренности, мало простоты...» Да, Антон Павлович с его великолепным аналитическим чувством сразу заметил некую червоточину, что засела в душе писателя – он увлекается своей экспрессией и уходит от жизни, от «простоты» в некие общие философствования, где напрямую хочет говорить и с Богом, и с дьяволом, недаром образ сатаны всё чаще и чаще будет являться в произведениях Андреева, в его пьесах с мистическим сюжетом, а последнее крупное его произведение вообще будет называться «Дневник Сатаны». Кого он хотел этим удивить? Сатанизма в окружающем мире и так будет становиться всё больше и больше.
Первым большим испытанием для писателя стали события 1904-05 гг. – Русско-японская война и Первая русская революция. Это было испытание его демократических и либеральных взглядов, приверженцем которых он стал под влиянием Максима Горького, которому он был благодарен за его помощь в издании своих книг, когда Андреев стал получать первые большие гонорары и смог избавиться от работы в газете. Смог, наконец, жениться на любимой девушке – Александре Велигорской, внучатой племяннице Тараса Шевченко. За несколько дней до свадьбы Андреев подарил невесте первый сборник своих рассказов, написав: «Пустынею и кабаком была моя жизнь, и был я одинок, и в самом себе не имел я друга... Уже близка была моя смерть. И я знаю, знаю всем дрожащим от воспоминаний телом, что та рука, которая водит сейчас пером, была бы в могиле – если бы не пришла твоя любовь, которой я так долго ждал, о которой так много, много мечтал и так горько плакал в своём безысходном одиночестве…» Брак был счастлив, родились два сына, но рождение второго ребёнка – Даниила принесло смерть его матери, а нам – «Розу мира» – странную колдовскую книгу Даниила Леонидовича Андреева, человека с тяжелейшей судьбой, проведшего годы и годы своей жизни в каторжных тюрьмах сталинского режима, словно он искупал этими своими страданиями все заблуждения и тайные страсти своего необычного отца.

В заблуждениях своих Андреев потом будет горько раскаиваться, когда после победы большевистской революции 1917 года он будет отрезан от своей Родины границей, которая стала проходить в пригородах Петрограда, а он окажется изгнанником на своей даче в Финляндии, которую приобрёл когда-то в лучшие годы своей писательской славы и больших гонораров. В 1905 году он ещё был иным. Под влиянием Горького он сблизился с большевиками из РСДРП, хранил у себя дома революционную литературу, принимал посланцев партии, приезжавших из-за границы, и в феврале 1905 года будет застигнут охранкой вместе с этими посланцами, проводившими на его квартире партийное совещание. Потом была камера в Таганской тюрьме, но его освободили спустя полмесяца заключения – царский режим, хоть и был суров к свои врагам, но слава известного писателя защищала политзаключённого, а тут ещё известный промышленник Савва Морозов внёс залог и Андреева отпустили. Тут опять видна рука Максима Горького – близкого друга Саввы, который одно время активно финансировал партию Ленина и внесение залога за Андреева говорит о том, что партия уже приняла его в ряды своих идеологических бойцов. Это и неудивительно: произведения, написанные Андреевым в тот год были откровенно пробольшевистские. Это прежде всего – повесть «Губернатор», в которой некий Его Превосходительство разрешает стрелять по толпе рабочих, пришедших к его особняку со своими требованиями. Народ ведёт себя буйно, в окна губернаторского особняка летят камни – губернатор машет надушенным платком и военная команда, подчиняясь этому знаку, открывает огонь. Убито 47 человек, среди них трое детей... Губернатор обозревает тела убитых, ему становится нехорошо, он мучится, осознавая свою вину, и чувствует, что за это преступление ему вынесен приговор – смерть. И смерть преследует чиновника, она ходит за ним по пятам, и он перестаёт прятаться от неё, он запрещает следовать за ним в его прогулках по городу своей охране... партийные террористы убивают его выстрелами в упор. Казалось бы – ортодоксально революционное произведение, но уже в нём Горький заметил некую тень сомнения – губернатор оказывается вовсе не злобным сатрапом, желающим казнить и карать бунтовщиков направо и налево – он мучается, душа его болит, по сути, он сам себе выносит смертный приговор. Значит – не всё так однозначно в противостоянии революции и царизма. Свобода внешняя может быть дикой, разнузданной, государство вынуждено пресекать буйный разгул, но цепи внешние не так страшны, гораздо страшнее те цепи, что сидят в голове человека, делая его рабом обстоятельств. И вот эти цепи более всего и сковывают человеческую свободу. В письме к Горькому Андреев пишет: «Свобода же – это единственное, что я непосредственно люблю, и знаю, и понимаю. Быть может, оттого что сам я – жалчайший раб; с детства колодки натёрли мне язвы на душе, и звон проклятых цепей в моей голове не даёт мне забыть о свободе». 

Да, за свободу писатель готов был сражаться едва ли не на баррикадах. Об этом явно говорит его рассказ «Иван Иванович», где прямо описывается строительство баррикады в Москве на Пресне в декабре 1905 года, столкновения рабочих с войсками – и всё это с явным сочувствием к революционным повстанцам. Сам Андреев с семьёй уезжает в это время за границу и живёт до 1907 года на Капри в Италии у Горького. Горький не зря приютил его у себя – он считал Андреева ценнейшим идеологическим бойцом революции, способным в случае чего заменить и его в роли главного революционного идеолога – «буревестника революции»! На Капри к Горькому приезжает Ленин, другие вожди большевиков, и тут вдруг в творчестве Андреева происходит явный перелом. В это время он пишет самое известное своё произведение – рассказ «Тьма», вызвавший так много споров в своё время. Слом в революционном сознании произошёл у Андреева после знакомства с эсером-террористом Рутенбергом, фанатичным боевиком, организовавшим в январе 1905 года знаменитое шествие рабочих в Петрограде вместе со священником Гапоном. Шествие то закончилось страшной бойней, где погибло около тысячи человек, знаменитым «кровавым воскресеньем». Тогда Рутенберг помог своему другу Гапону уцелеть, скрыться и бежать за границу. А после – в марте 1906 года ¬– этот самый Рутенберг бестрепетно убъёт своего близкого товарища, бывшего священника Георгия Гапона на даче под Петербургом, когда заподозрит его в измене... Эта полная аморальность и бесчеловечность революционеров потрясла Андреева. Он представил себе ситуацию, когда революционер, спасаясь от преследования охранки, укрывается в публичном доме в комнате у какой-то проститутки. И так случилось, что он понравился этой падшей девушке и её болезненная любовь заставляет его отказаться от продолжения революционной борьбы, он разочаровывается в прежних своих «хороших» идеях, в «хороших» людях – революционерах, коих считал своими друзьями и товарищами по борьбе, и после мучительной внутренней работы он сдаётся охранке. Это произведение знаменовало собой отказ от дальнейшего сотрудничества Леонида Андреева с революционными деятелями и партиями, он покидает Горького и возвращается в царскую Россию, пользуясь амнистией, вынесенной царём раскаявшимся бунтарям.

В России Андреев продолжает свою литературную работу, возглавляет издательство «Шиповник», которое выпускает литературные альманахи и имеет широкий круг читателей. Личная жизнь его налаживается, он второй раз женится в 1908 году на Анне Ильиничне Карницкой, которая после и проживёт с ним до последних дней его жизни, родит ему детей. Материальное благополучие, пришедшее к писателю вместе с массовыми изданиями его произведений, позволяет ему приобрести в собственность виллу «Аванс» в финском Ваммельсу и поселиться с семьёй там. Название этого поместья было дано писателем не случайно – оно было куплено только на аванс, полученный им за издание собрания своих произведений. Кто из современных российских писателей может похвастаться такими авансами от издательств в наши дни? Не умереть бы с голоду... Но это говорит о том, что царская николаевская Россия уже тогда была самой читающей страной в мире – известные писатели в тогдашней России могли жить безбедно. 
Революционные настроения Андреевым были забыты, в его произведениях, особенно в пьесах, всё больше звучит реалистическая струя. Вот интересно здесь привести только названия его драматургических произведений периода революции 1905-08 гг. и написанные после – до 1914 года. 
Пьесы времён революции: «К звёздам», драма в четырёх действиях; «Царь-Голод», представление в пяти картинах, с прологом; «Чёрные маски», представление в двух действиях и пяти картинах; «Анатэма», трагедия с участием дьявола в пяти действиях, с прологом и эпилогом. 
А далее, в мирное, так сказать, время: «Дни нашей жизни», пьеса в четырёх действиях; «Анфиса»; «Gaudeamus», комедия в четырёх действиях; «Океан», трагедия в семи картинах; «Екатерина Ивановна», драма в четырёх действиях; «Прекрасные сабинянки», историческое происшествие в четырёх частях; «Не убий», драма в пяти действиях; «Король, закон и свобода» – это уже драма начала Мировой войны. Это я не всё перечислил, но даже характер названий драматургических произведений выдаёт в творчестве писателя и драматурга снижение уровня катастрофичности и крайней отвлечённости в сферу космического хаоса и крайнего пессимизма, а большей реалистичности, оптимистичности и историчности творчества.
Но началась Мировая бойня в 1914 году, и снова появился у Андреева образ сатаны и катастрофическое чувство вмешательства в жизнь человека и человечества вообще потусторонних тёмных сил, беспредельным становится его пессимизм. Приход к власти большевиков окончательно разлучил Андреева с революционной Россией. Особенную ненависть вызывает у него личность Ленина. Не совсем понятно, почему это произошло, связано ли это с какими-то личными мотивами, но уже в сентябре 1917 года, когда Владимир Ильич Ленин находился, кстати говоря, в укрытии на нелегальном положении в той же Финляндии, спасаясь от преследования Временного правительств, так вот в это время Андреев публикует в газете «Русская воля» странный памфлет под названием «Veni creator!» («Гряди, создатель!»), который тогда многим показался бредом сумасшедшего.

«По июльским трупам, по лужам красной крови вступает завоеватель Ленин, гордый победитель, триумфатор, – громче приветствуй его русский народ! Вот он, серый в сером автомобиле: как прост и вместе величав его державный лик, сколько силы в каждом движении его благородной руки: одним мановением она приводит в движение пулеметы и воздвигает стихии на головы непокорных... Ты почти Бог, Ленин. Что тебе всё земное и человеческое? Жалкие людишки трепещут над своей жалкой жизнью, их слабое, непрочное сердце полно терзаний и страха, а ты неподвижен и прям, как гранитная скала. Они плачут – твои глаза сухи. Они молят и проклинают – но ты их не слышишь. Что тебе земное? Ты выше слез, выше проклятий, выше презрения – ты сам есть великое презрение, ставшее над землею.
Гряди, победитель!»

Но, во-первых. следует заметить, что в июле 1917 года большевики как раз потерпели поражение и сам Ленин едва не угодил в тюрьму, вынужден был скрываться, безусловным победителем тогда был Керенский – такова историческая правда, а Ленин был объявлен «германским агентом», привезённым из Германии в «опломбированном вагоне». Так что объявлять его «триумфатором» и даже «Богом» было рановато. Но Андреев предвидел будущее и с этим будущим жить не хотел.

«...Но ты суров, Ленин, ты даже страшен, Великий. Смотрю на тебя и вижу, как растёт вширь и в высоту твоё маленькое тело. Вот ты уже выше старой Александровской колонны. Вот ты уже над городом, как дымное облако пожара. Вот ты уже, как чёрная туча, простираешься за горизонт и закрываешь всё небо: черно на земле, тьма в жилищах, безмолвие, как на кладбище. Уже нет человеческих черт в твоем лице: как хаос, клубится твой дикий образ, что-то указует позади дико откинутая чёрная рука. Или ты не один? Или ты только предтеча? Кто же еще идет за тобою? Кто он, столь страшный, что бледнеет от ужаса даже твое дымное и бурное лицо? Густится мрак, и во мраке я слышу голос: 
– Идущий за мною сильнее меня. Он будет крестить вас огнём и соберёт пшеницу в житницу, а солому сожжёт огнём неугасимым. Идущий за мною сильнее меня».

Толкователи страшных предсказаний сразу отметили, что здесь уже проявляется образ Сталина (идущего вслед Ленину), который будет сильнее Ленина и будет «крестить»(?) Россию огнём. Но это прямой перенос евангельского текста, когда Иоанн Креститель предсказывает, что он крестит народ водой, а идущий следом будет крестить Духом. В общем – Андреев ожидает приход антихриста, а Ленин – его предтеча. Но такое извращение Евангелия – это ересь, и здесь попахивает сатанизмом. Однако, всё смягчает искренняя боль писателя о судьбе России. Он болеет сердцем за родную страну...

«...Сгущается бездонная тьма, кромешный мрак. Ни единого огня, ни единого голоса – безмолвие и тьма. Мне страшно. Как слепой, мечусь я в темноте и ищу Россию: – Где моя Россия? Мне страшно. Я не могу жить без России. Отдайте мне мою Россию! Я на коленях молю вас, укравших Россию: отдайте мне мою Россию, верните, верните! Ищу и не нахожу. Кричу и плачу в темноте. И мне страшно, о Господи! Где моя Россия? Сердце не хочет биться, кровь не хочет течь, жизнь не хочет жить.
Отдайте Россию!..»
    
И сердце писателя не выдержало. Он скончался 12 сентября 1919 года в финской деревне Нейвола (ныне, по иронии судьбы, называющейся Горьковской) на даче своего друга, театрального деятеля Фёдора Николаевича Фальковского, а в тех местах на Карельском перешейке жило тогда много бежавших из «красного» Петрограда деятелей культуры, интеллигентов, просто богатых людей, успевших вывезти часть своих капиталов в Финляндию. Скончался на руках у своей матери, пережившей сына, и своей жены. Старший сын Андреева Вадим поехал на велосипеде за доктором, когда у писателя начался сердечный приступ, но доктор не успел...
Прах его в 1956 году был перенесён на Волково кладбище в Ленинград. Он лежит там на Литераторских мостках чуть в стороне от плеяды других русских писателей. Он так и остался «особенным», до сих пор неразгаданным русским талантом.

Художник: И. Репин.