Горькая правда. Преступления ОУН-УПА (продолжение)

Не случайно даже Андрей Мельник, преемник «вождя» Евгения Коновальца, имел в немецкой контрразведке, то есть в абвере, кличку «Консул-I», а Степан Бандера «Консул-11».
Ryszard Torzecki, «Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy 1933-1945»

Журнал «Камертон» продолжает публикацию перевода книги канадского публициста, политолога, доктора философских наук Виктора Полищука «Горькая правда. Преступления ОУН-УПА», впервые изданной в 1995 году в Торонто на украинском и польском языках небольшим тиражом на собственные средства автора. Порой к названию книги добавляют еще и «Исповедь украинца».

В этой части Виктор Полищук рассказывает, что послужило предпосылками возникновения ОУН, и том, какой была ее деятельность до начала Второй мировой войны. Основой этой деятельности стало самовольное присвоение права заявлять, что ОУН действует от имени всего украинского народа, а также совершение убийств польских чиновников и украинцев, которые были сочтены предателями, диверсии, террористические акты и разбойные нападения, стыдливо называемые экспроприациями.

«ОУН – это не украинский народ, это всего лишь небольшая его больная частица, заболевшая вирусом интегрального донцовского украинского национализма, вирусом ненависти, бесчеловечности, террора, фанатизма, неуемности в достижении своей цели», – в очередной раз подчеркивает Виктор Полищук.

Предыдущие части книги можно прочитать по ссылке.

 

Раздел 6. ПРЕДПОСЫЛКИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ОУН И ЕЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ДО СЕНТЯБРЯ 1939 г.

Все, что происходит в мире, имеет свою причину. ОУН также возникла не без причины. Она возникла на определенной территории, в определенное время и в определенных условиях. Предтечей ОУН была Украинская Военная Организация – УВО, которая возникла в июле 1920 г. в Праге.

Когда речь идет об условиях, в которых возникла УВО и впоследствии ОУН, то весьма интересными и убедительными являются рассуждения д-ра Андрея Билынского, бывшего «дивизионщика» (дивизия СС «Галиция», – прим. пер.) и, по-видимому, бывшего члена ОУН, хотя, может, и не «присяжного». Д-р Андрей Белинский, юрист по образованию, был преподавателем в Мюнхенском университете, многолетний издатель и редактор размножаемого с помощью ксерокса журнальчика «Панорама». Он умеет смотреть на историю и на современность трезвыми глазами, его аргументация логична, убедительна, хотя иногда и он смотрит на мир сквозь «галицкие очки», о чем свидетельствует его статья «50 лет назад…» («Нові дні», Торонто, ІХ/1992, – прим. авт.).

Андрей Билынский нарисовал образ ситуации, в которой оказались украинцы после I мировой войны. Нарисовал убедительно в труде «Взгляд на прошлое и украинские перспективы» (Андрій Білинський: «Погляд на минуле й українські перспективи», Чікаго, 1970, – прим. авт.). С его аргументацией нельзя не согласиться. Он, в частности, пишет, подразумевая период после I мировой войны:

«Несмотря на огромные жертвы, пришлось нам испытать политические и милитарные неудачи… (стр. 5). Петлюра составил договор с Пилсудским, в котором он отказывался от Западной Украины по Збруч… Польша в 1921 г. подписала с Россией и Советской Украиной Рижской трактат… Таким образом, Украина из гражданской войны вышла побежденной. Она проиграла в военном отношении и политически. Решение Совета Амбасадоров (послов, полномочных представителей, – прим. пер.) в 1923 г. поставило финальную точку?

Однако украинцы не создавали себе, по-видимому, проблемы из того факта, что они войну проиграли. Это стало причиной целого ряда наших внутренних недоразумений или непониманий, с которыми мы до сих пор не можем справиться. В нашей публицистике употребляют термин «освободительная борьба». Это термин расплывчатый, потому что он означает не только войну в дословном понимании, но и период после войны. Вследствие этого, нельзя отмежевать военный период от послевоенного, войны от мира… Война, где есть только один партнер, а нет противника, не является войной… К сожалению, мы упрямо обходили этот вопрос, чтобы не получалось, что мы освободительную войну проиграли» (Андрій Білинський: «Погляд на минуле й українські перспективи», Чікаго, 1970, стр. 8, – прим. авт.).

Далее А. Билынский, имея в виду политиков УНР, пишет, что они, оказавшись в эмиграции, провозгласили, что войну не проиграли; она ведется дальше и может закончиться только победой, то есть построением или восстановлением украинского государства. «Провозглашено состояние перманентной войны… С одной стороны, решение экзильных (находящихся в изгнании, – прим. пер.) политиков того времени было эмоциональным. Но с другой стороны, оно имело еще и другое значение; оно было уходом от ответственности за проигранную войну, не столько перед чужими, сколько своим народом (Андрій Білинський: «Погляд на минуле й українські перспективи», Чікаго, 1970, стор. 9, – прим. авт.).

А. Билынский не без основания считает, что за проигранную войну нужно платить, а не упрямо, без всякого обоснования, провозглашать, что война продолжается. Сказанное выше касается, как правило, украинских политиков УНР, то есть тех из Большой Украины.

«А между тем, когда наш официальный политический мир искал виновного, искал даже выход, не находя его… младшие офицеры и солдаты Украинских Армий, которые проиграли битву, отказались признать, что проиграли войну» (Речь лидера ОУН-м Ждановича, «Свобода», США, №№141-143, 1969, по А. Билынскому, – прим. авт.).

Иначе говоря, вопреки фактам, некоторые политические силы Западной Украины отказывались признать себя гражданами второй Речи Посполитой Польши, хотя такими должны себя признать вследствие проигранной войны. А с гражданством, как пишет А. Билынский, связана гражданская лояльность. Так есть на целом свете. А. Белинский пишет: «Когда Совет Амбасадоров в 1923 г. признал Западную Украину польской, то украинцам осталось исключительно одно: в существующих условиях определить конкретные интересы украинского народа под Польшей и в политической борьбе в рамках польского государства защищать их» (Андрій Білинський. «Погляд на минуле...», цит. вид., стр. 11, – прим. авт.). Такую борьбу могли вести только легальные партии.

Между тем, не младшее поколение, которое не принимало непосредственного участия в освободительной войне, а именно участники той войны, старшие офицеры, были сначала авторами УВО, а позже ОУН (Андрій Білинський. «Погляд на минуле...», цит. вид., стор. 12., – прим. авт.). И дальше на той же странице: «ОУН создала даже свою собственную концепцию освободительной борьбы путем вооруженного восстания против всех займанцев (занявших свободные земли, пришлых, захватчиков, оккупантов – прим. пер.). И снова приходится твердить, что авторами этой концепции были не Бандера и его окружение, а те же офицеры из украинских армий, которые вели освободительную борьбу и ее проиграли.

В мире существует какой-то порядок, с которым нужно считаться, а менять его можно (иногда нужно) политическими средствами. Существуют международные принципы регулирования споров, причем стороной в них могут быть не только государства. Ведь Лига Наций выслушивала претензии украинцев, которые выдвигали жалобы против Польши. Решение Совета Амбасадоров от 14 марта 1923 г., которым признаны границы Польши согласно с Рижским трактатом, было выполнением полномочий статьи 87 Версальского договора и статьи 91 трактата в Сен-Жермене. За этими полномочиями стояли государства, которые были победителями в I мировой войне. Следовательно, не считаться с этим решением означало противиться международному праву, международному общественному мнению. Согласно решению Совета Амбасадоров, Польша не имела обязательства внедрять на Западной Украине территориальную или политическую автономию. И кто знает, если бы украинцы Западной Украины не отбросили автономию, которая в 1922 году была признана за ней, то, возможно, не было бы такого решения Совета Амбасадоров. Однако украинцы, под воздействием националистических сил (а тогда уже существовала УВО) выдвинули постулат полной самостоятельности для этого украинского региона. Это была политическая ошибка. Потому что не стоило бороться одновременно против легальной государственной власти и против международных учреждений.

Хотя в Западной Украине возникли легальные украинские политические партии, однако, к сожалению, не они имели решающего влияния на формирование украинско-польских отношений в этом регионе. Эти отношения сложились вследствие действий националистических сил в Западной Украине, в частности, в Галиции.

И возникло среди украинцев за пределами Украинской ССР два течения: одно, которое сплотилась вокруг идей УНР, и оно частично сотрудничало с польской властью, организовало «Зимние походы» на подбольшевистскую Украину, которая мирилась с принадлежностью Западной Украины к Польше, но не признавала себя побежденной, когда речь идет об Украине к востоку от Збруча; и второе – те, которые вообще не смирились с проигранной войной, не признавали польской власти, вопреки фактам. Именно из того второго течения возникла УВО.

На первый план перед УВО, как подпольно-революционной организации, ставится новый вопрос: возглавить революционно-политическую борьбу украинского народа против оккупантов. Такой характер УВО закрепился окончательно в 1923 г., когда 14 марта Совет Амбасадоров признал западно-украинские земли польскими (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 11, прим. авт.). В книге Петра Мирчука находим обширные выдержки из пропагандистской брошюры УВО, по-видимому, одной из первых, без года ее издания, в которой перечислены задания УВО. Среди них:

УВО не ставит террористическую деятельность как исключительное свое задание… как организация, которая ведет свою деятельность на западно-украинских землях, считает она своим долгом проводить уже плановую подготовку этого революционного взрыва против польского оккупанта… Поэтому Украинская Военная Организация будет влиять на настроения народных масс и расширять дух активизма и непримиримости против оккупанта (Петро Мірчук: "Нарис історії ОУН", цит. вид., стор. 23, – прим. авт.).

Так вот, абсолютно не оправдывая ассимиляционной политики Польши в межвоенный период, следует сказать, что вину за обострение украинско-польских отношений на западно-украинских землях несут те силы, которые, вопреки фактам, не смирились с поражением и решили с самого начала существования II Речи Посполитой вести против нее террористическую деятельность. Помним: УВО возникла в июле 1920 г. в Праге. То есть во время, когда украинская армия Симона Петлюры вместе с польской армией под командованием Ю. Пилсудского вела жестокие бои против большевистской армии Г. Тухачевского. Это было сразу же после того, как польско-украинские соединения заняли Киев. Это было еще перед битвой над Вислой, в которой М. Тухачевский потерпел поражение. УВО возникла во время, когда Ю. Пилсудский вынашивал план создания польско-украинско-литовской федерации. Это было время, когда «схидняки» (восточники, – прим. пер.) (украинцы с так называемой Большой Украины) сотрудничали с польской властью. УВО как террористическая организация, направленная против польской власти, возникла во время, когда Польша и не думала об ассимиляционной политике против украинцев. В то время было ей, этой власти, не до этого, в то время шла борьба против большевиков. И, как известно, Ю. Пилсудский тесно сотрудничал с Симоном Петлюрой.

Заключение из этого следующее: УВО была создана теми, кто не смирился с поражением ЗУНР – бывшими офицерами УГА – Украинской Галицкой Армии и их единомышленниками. Следовательно: борьба против Польши, террористическая борьба, не была придумана надднепрянцами, а только галичанами (потому что Волынь шла за атаманом Петлюрой).
А между тем УВО, как и впоследствии ОУН, узурпировала себе право говорить от имени всего украинского народа: «…УВО считает изменником освободительного движения украинского народа также те единицы среди украинцев, которые пропагандируют ориентацию на того или иного оккупанта Украины и пытаются насадить среди украинского общества благосклонные… Польше настроения». Не иначе УВО оценивает и тех украинских политиков, которые примирились с состоянием порабощения Украины и под плащом «реальной» или «позитивной» политики пропагандируют перестройку украинской жизни в рамках чужого государства… Первых называет УВО «хрунами» (объяснение слова в тексте далее, – прим. пер.), других — «угодовцами» (соглашателями, – прим. пер.) (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 24, – прим. пер.).

«Угодовцем», значит, был также Симон Петлюра, и сегодняшний патриарх Мстислав, в миру Степан Скрыпник, и все те, кто в то время боролся рядом с поляками против большевиков. Это уже потом, в эмиграции, ОУН-м «забыла» о политике УВО и ОУН в начале 1920-х годов в отношении к УНР, и даже завладела ее структурами: президентом УНР стал «вождь» ОУН-м – Николай Плавьюк.

В приведенной выше цитате имеется еще одно очень интересное место, в котором говорится об «изменниках освободительного движения украинского народа». Видим тут то же, что и в ОУН: УВО считала себя репрезентантом освободительного движения «украинского народа», хотя в действительности она представляла небольшую группу бывших воинов УГА – Украинской Галицкой Армии, ее самых радикальных элементов. УВО не имела даже доступа к землям к востоку от Збруча. Однако, как предтеча ОУН, она не только говорила (без какого-либо полномочия) от имени украинского народа, но и выносила смертные приговоры в отношении «хрунов», то есть, на усмотрение УВО, в отношении «изменников». Уже само слово «хрунь» указывает на родословную УВО, потому что это сугубо галицкий диалектизм. Это слово я услышал впервые в Канаде, когда мне было 55 лет, хотя до той поры я прожил 14 лет на Волыни, 2 года в Днепропетровщине и хотя до той поры прочитал сотни и сотни томов украинской литературы, в том числе и классиков. А слово это означает: хрунь – в Галиции – избиратель, который продал свой голос (Словник української мови, цит. вид., т. XI, стр. 157, – прим. авт.).

О праве судить и карать (смертью!) «хрунов» в приведенной брошюре УВО сказано: «Не один из них погиб уже от карающей руки члена УВО…» (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 24, – прим. авт.). 

В основе деятельности УВО лежит террор: «Каждый террористический акт раз за разом показывает, что нельзя задушить в народе стремление к свободе. Карательные акции, совершенные против ведущих лиц враждебного государства, против главных представителей оккупационной системы… подрывают самоуверенность оккупанта и авторитет оккупационной власти, создают атмосферу провизоры и неуверенности». (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 25, – прим. авт.). Следовательно: убивать кого-то из представителей польской власти – чтобы поддержать состояние напряжения, состояние дестабилизации. Должен ли это был быть Т. Голувко (Тадеуш Лювиг Голувко, 1889-1931 гг., польский политик, издатель, публицист, близкий соратник Юзефа Пилсудского, в результате организованного Романом Шухевичем террористического акта застрелен боевиками ОУН Василем Биласом и Дмитрием Данилишиным, – прим. пер.). или кто-либо другой из представителей польской власти – это не имело значения. Следовательно, не стоит и пяти минут тратить на выяснение конкретных причин убийства Т. Голувко. Его убили не за что-то, а для того, чтобы поддерживать на западно-украинских землях состояние неуверенности.

Уже из сказанного здесь видно, что УВО, в которой зародилась ОУН, была преступной организацией. В криминальном значении эта преступность заключалась в террористических убийствах представителей польской легальной в понимании международного права власти, а также в убийствах украинцев, которых УВО расценивала как «изменников». Политически преступлением УВО, а впоследствии ОУН, была узурпация представительства всего украинского народа. Ни УВО, ни ОУН от народа такого мандата не получали. Узурпация власти – тоже преступление. А вся деятельность ОУН, с 1929 г. и по сегодняшний день, отмечается заявлениями, что она действует от имени всего украинского народа.

Фактически же, ни УВО, ни ОУН никогда в своей деятельности не получали поддержки украинского народа. Основная масса украинского народа была под большевиками вплоть до 1991 г. УВО и ОУН могли, и в основном опирались, на галицкий элемент, следовательно, даже не на всю Западную Украину. При таких обстоятельствах ни УВО, ни ОУН не имели даже физических возможностей, чтобы обратиться за поддержкой ко всему украинскому народу.

Иначе было с Украинской Центральной Радой (советом, – прим. пер.) – временным парламентом Украины в 1917–1918 годах. Хотя он не возник вследствие формальных выборов путем голосования, но все же имел легитимность репрезентанта всего украинского народа. Центральная Рада была демократической по своему характеру, она возникла как компромисс между демократическими партиями и общественными организациями, которые делегировали от своего имени в Центральную Раду своих представителей. Во время съездов – военных, крестьянских – Центральная Рада дополнялась их новыми представителями. Центральная Рада оставила после себя традицию демократической Украины. Об этом лучше всего свидетельствует провозглашенный ею IV-й универсал.

В то время, как Центральная Рада была построен на политическом компромиссе, УВО и впоследствии ОУН были построены на бескомпромиссности, как в отношении к легальной в понимании международного права власти, так и к своим соотечественникам, которые не признавали принципов борьбы УВО-ОУН. Права выступать от имени народа, согласно с проектом Конституции Украины, не имеет даже президент. Такое право предоставляется только Национальному Собранию. Президент, вместо того, выступает только от имени государства (Проект Конституції України, «Демократична Україна», Київ, 21.07.1992, – прим. авт.). Из сказанного видно, что выступать от имени народа – это дело весьма важное. Не может себе такого права присваивать тоталитарная партия, движение или политическое течение. Такая узурпация, к которой прибегла УВО и ОУН – является преступлением. Как и преступлением была узурпация КПСС права говорить «от имени пролетариата». Когда государства не существует, то провизорически (предвосхищающе, – прим. пер.) выступать от имени народа может организация или движение, которое выразительно получило поддержку всего или большинства народа, изъявленную во время съездов, в прессе и тому подобное.
Такая поддержка должна быть очевидной в глазах международной общественности. Примером таких организаций была Украинская Центральная Рада, а в настоящее время – Организация Освобождения Палестины.

Повторяю: такого мандата никогда не имела ОУН.

Сказав здесь о причине происхождения УВО-ОУН, следует добавить следующее: причиной всех несчастий, которые выпали на судьбу сотен тысяч поляков и украинцев во время II мировой войны на фоне украинско-польских отношений, было возникновение террористических организаций – сначала УВО, впоследствии – ОУН. Террористическая, неспровоцированная деятельность УВО, повлекла переориентацию польской политики в отношении украинцев. Усилилось военное осадничество (осадники – польские колонисты-переселенцы из числа вышедших в отставку военных получавшие земельные надел на Западной Украине и в Западной Белорусии с целью активной полонизации территорий, – прим. пер.) на Западной Украине, начались ассимиляционные процессы – ограничение украинского школьничества, ограничение экономических прав (ограничение права покупать земли из парцелляций (парцелляция – разбиение, разделение территории на небольшие участки либо парцеллы, обычно термин используется при разделе земли между родственниками, – прим. пер.), ограничение сфер влияния Православной Церкви и тому подобное. Однако, нужно выразительно сказать, что все это было результатом террористической деятельности УВО-ОУН. Это УВО начала борьбу против польской власти. А уже потом разворачивалась спираль: аресты, пацификация, Береза Картузская (концлагерь в Западной Белоруссии, в который внесудебно интернировали противников власти в Польше, – прим. пер.), политические процессы и тому подобное. Однако ответ на вопрос, кто начал? – не оставляет сомнения. Начали украинцы из УВО.

А начали так, что мне и до сих пор стыдно за них. Начали с террористических акций.

К таким акциям относились: индивидуальный террор против представителей оккупационной власти: саботажное уничтожение враждебного имущества и дезорганизация коммуникаций; «эксы» – экспроприационные нападения на государственные учреждения, преимущественно, на почтовые управления и почтовые перевозки (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 26, – прим. пер.).

Первым звучным актом индивидуального террора УВО был (неудачный – В. П.) револьверный атентат (политическое убийство, – прим. пер.) на главу польского государства маршала Й. Пилсудского, который имел место 25.11.1921 г. (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 27, – прим. авт.). После него было убийство польского школьного куратора Собинского. Исполнителем атентата (убийства, покушения) был Роман Шухевич, позднее командир батальона «Нахтигаль», впоследствии командир УПА. Саботажные акции УВО начались летом 1922 г. Уже в мае возле Перемышля сожжены большие военные магазины, повреждены железнодорожные пути, телеграфная линия (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 29, – прим. авт.). Из этого же источника узнаем, что летом и осенью 1922 г. было 2300 поджогов поместий, скирд хлеба и хозяйственных домов польских «дидычей» (от польского dziedzic – наследник, обычно помещик унаследовавший землю, – прим. пер). В октябре того же года было опустошительное нападение группы из 50 боевиков: «Дня 15-го октября появилась в Зборовском уезде повстанческая группа, состоящая из 50 человек. Они, разрушая и сжигая по пути поместья польских «дидычей» и жилища польских колонистов, убивая и прогоняя польскую полицию и жандармерию, перешли к уездам Зборов, Бережаны, Подгайцы, Бучач, Перемышляне, Борщев и Чертков. В то же время появилась такая группа в Сокальщине и перешла в Тернопольщину, третья группа возникла в Бредщине и Збаражчине» (Андрій Білинський: «Погляд на минуле...», цит. вид., стр. 22., – прим. авт.).

Нет никакого сомнения, что эти группы были организованы УВО. Если бы было иное, то автор «Очерка истории ОУН», Петр Мирчук, сказал бы об этом.

Обратим внимание на следующее: «Описанные события происходили в 1922 году, во время, когда победители в I мировой войне Великобритания, Франция в частности, выслушивали аргументы экзильного (в изгнании, – прим. пер.) правительства ЗУНР о необходимости предоставить Западной Украине автономию» (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 31, – прим. авт.). И в это время УВО безобразничает. Можно ли при таких условиях поставить вопрос: кто, какое правительство терпело бы такое состояние в государстве? А пацификация, о которой буду говорить в другом месте, имела место аж в 1930 г.!

После ряда покушений в рамках политики индивидуального террора, после саботажных, широкомасштабных акций, УВО прибегла к экспроприационным актам. Они возникали из необходимости получения денег и одновременно исполняли роль дестабилизации в государстве. 30-го мая 1924 г. произошло нападение на почтовый транспорт под Калушем, 28-го ноября 1924 г. опять нападение на транспорт под Калушем, 28 марта 1924 г. нападение на главный почтамт во Львове, летом 1925 г. на почтовый транспорт под Богородчанами, тогда же нападение на казначейское правительство в Долине, на почтамт в Сьреме («Polska w latach 1918-1939», wybor tekstow zrodlowych, Warszawa, 1986, стр. 67, – прим. пер.).

И все это происходило после того, как 30.07.1919 г. Игнаци Падеревский, премьер и министр иностранных дел Польши, во время речи на Сейме по поводу ратификации Версальских трактатов сказал: «… А также те права национальных меньшинств признаю, как нашу большую победу, потому что нет человека, который бы более пылко желал покоя, благополучия и счастья… для всех без исключения… Постоянно руководствуясь этим чувством, хочу здесь при случае выразить желание, чтобы в той Красной Руси, которую сегодня называют еще и Восточной Галицией и над которой доверили нам выполнять администрацию, чтобы мы там провозгласили амнистию для всех тех, кто достойным образом боролся против нас (аплодисменты)… Мы должны выбросить из нашей памяти все обиды и несправедливость, исполненные терпения – должны мы забыть, потому что мы поляки и христиане (аплодисменты) («Polska w latach 1918-1939», wybor tekstow zrodlowych, Warszawa, 1986, стр. 67, – прим. авт.). Так сказал тот великий артист и политик.

А в проекте политической инструкции для заграничных представителей Польши от 7.07.1919 г. написано:

«Наша политическая программа относительно Восточных Кресов (Вост. Украина, Вост. Беларусь – В. П.) должна опираться на единодушно принятое 23 мая постановление Сейма, а также на единодушное одобрение предложений Гломбинского. Эта программа последовательно признает права этнической Литвы и Украины на самостоятельные государства, зато относительно Беларуси и некоторых уездов Волыни и Подолья она признает право местного населения на определение своего отношения к Польше» («Polska w latach 1918-1939», wybor tekstow zrodlowych, Warszawa, 1986, стр. 84, – прим. авт.).

«Кроме акций против займанцев, УВО провела карательную акцию против тех «хрунов», которые, служа полякам, вредили украинскому национальному делу. И таким образом от пуль боевиков УВО погибло много войтов (глав местных сельстких администраций, – прим. пер.), украинцев по происхождению, которые добровольно стали на службу польской власти для закрепления состояния оккупации, порабощения украинских земель и истребления украинского «самостийницкого» движения» (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 32, – прим. авт.).

Приведена здесь цитата – это описание фактов и их оценка, авторство члена ОУН, доктора философских наук, профессора, автора «Очерка истории ОУН», Петра Мирчука. Это он, до сих пор главный распространитель идей ОУН, с 1968 года живя на Западе, в условиях демократии, оправдывает террор УВО, солидаризируется с позицией той организации, по которой она узурпировала себе право принимать решения в интересах украинского народа. При этом всем украинский националистический ученый сознательно, или из-за нехватки знаний, допускает кардинальные ошибки относительно фактов, а именно: до 1935 г., то есть до Апрельской Конституции II Речи Посполитой Польши, войтов выбирало население гминов (наименьшая административная единица Польши, – прим. пер.), гмины были органами местного самоуправления и не выполняли государственных функций. Войт не был государственным служащим, следовательно, не мог «добровольно стать на службу польской власти», не имел влияния на «закрепление состояния оккупации, порабощение украинских земель и истребление украинского самостийницкого движения». Войтом гмины Дубно на Волыни был до 1935 г. мой отец. Его из года в год выбирало украинское сельское население гмины, на сходках (собраниях) отец как войт, всегда разговаривал с крестьянами и с солтисами (сельскими старостами, – прим. пер.) на украинском языке, чему и я неоднократно был свидетелем, потому что отец иногда брал меня с собой. Теперь, читая Петра Мирчука, могу сказать: «Слава богу, что УВО не достигала своей деятельностью на Волынь, а то и моего отца убили бы, как «изменника». А его, когда начала действовать Апрельская Конституция, по которой выбор войта подлежал утверждению органами государственной власти (статья 72, пункт 2, подпункт б) Апрельской Конституции Польши, – прим. авт.), отстранили от войтства.

В рамках акций против «изменников» УВО убила журналиста Сидора Твердохлеба за то, что он пропагандировал необходимость лояльности украинцев к польскому государству, о чем, не без гордости, пишет Петр Мирчук (стр. 33).

Я абсолютно убежден в том, что на решение Совета Амбасадоров передать Польше без каких-либо отдельных условий Западную Украину, имела влияние террористическая деятельность УВО. Чтобы правительство Польши имело возможность установить порядок в этом регионе, статус которого до 14.03.1923 г. не был определен. А могло быть другое решение Совета Амбасадоров, например: в рамках польского государства предоставить Западной Украине территориальную и политическую автономию. Такое решение было вероятное еще и потому, что был прецедент: законом от 15.08.1920 г. была предоставлена автономия Силезии. Согласно с упомянутым законом был создан Силезский Сейм, в компетенцию которого входили следующие вопросы: законодательство в отношении польского и немецкого языков во внутренней службе гражданской власти и учреждениях на территории Силезии, а также законодательство об административном укладе и о местном самоуправлении («Polska w latach 1918-1939», wybor tekstow zrodlowych, Warszawa, 1986, стр. 124, – прим. авт.).

Об этих вопросах, с трезвой точки зрения, с высоты десятилетий, мог бы написать д-р Зиновий Кныш – житель Торонто, автор многих книг, в которых воспевает «материнскую» ОУН и хает ОУН-б, бывшего боевого референта УВО. Он мог бы сказать о том, как подчиненные ему боевики УВО-ОУН убивали поляков и украинцев-«изменников». Однако, он молчит на эту тему. Вместо этого за счет собственных средств издал своего авторства брошюру «Жиды или евреи?», как будто в названии суть. А суть не в названии, а в ненависти украинских националистов к евреям.

Тот же автор почему-то не написал об условиях, которые легли в основу создания в Гданьске в 1925–1926 гг. военных курсов для старшин (офицеров) УВО. Курсы окончило 110 членов УВО. На какие средства существовали эти курсы? Обычный подсчет доказывает, что ограбленных во время экспроприационных акций денег не хватало на текущую деятельность УВО. А ведь УВО вела издательскую деятельность («Сурма» (духовой музыкальный инструмент, – прим. пер.)). Эти курсы были организованы не под польской сенью, а под немецкой. Немцы ничего бескорыстно не делают.

Одновременно с террористической деятельностью УВО, за пределами Польши действовали, скорее существовали украинские националистические кружки, организации, в которые входила преимущественно молодежь. И так в лагере для интернированных воинов УГА в начале 1921 г. возникла в Либерце (Чехословакия) Группа Украинской Национальной Молодежи. В Чехословакии в то же время существовали – Украинское Национальное Объединение, в котором видным членом был Николай Сциборский, будущий член правления ОУН, убитый бандеровцами в 1941 г. Был также Союз Украинских Фашистов, Союз Освобождения Украины. По инициативе М. Сциборского в 1925 г. эти группы объединились в Лигу Украинских Националистов, которую возглавил Г. Сциборский. В 1927 г. Группа Украинской Национальной Молодежи объединилась с Лигой Украинских Националистов, создав Союз Организаций Украинских Националистов, который из координационного центра в 1928 г. превратился в Союз Украинских Националистов (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 62-74, – прим. авт.).

Основы деятельности УВО уже знаем, известно также, что в 1926 г. вышел в свет труд Дмитрия Донцова «Национализм», который стал теоретическим обоснованием украинского национализма. Не удивительно, что УВО и упомянутые выше организации украинских националистов в 1927 г. провели в Берлине I Конференцию Украинских Националистов. И уже в период с 28 января по 3 февраля 1929 г. в Вене состоялся I Конгресс Украинских Националистов. Вождем Организации Украинских Националистов (ОУН), и, как будто бы и всего украинского народа, не спросив его об этом, стал комендант УВО – полк. Евгений Коновалец. На упомянутом Конгрессе не дошло еще до полного слияния УВО с ОУН, это произошло позже, но это не имеет какого-либо значения. Обе организации возглавляло то же лицо. ОУН вместе с УВО в дальнейшем проводили террористическую деятельность. Руководствуясь концепцией «перманентной революции», ОУН в сотрудничестве с УВО, наряду с издательской деятельностью в целях агитации и пропаганды, наряду с привлечением новых членов, в частности, из учеников украинских гимназий в Галиции, играя на их патриотизме, а также из некоторых слоев крестьянства, в дальнейшем вводила в жизнь индивидуальный террор, саботаж и физическое уничтожение (убийство) украинцев-«предателей». Причем не гнушались даже мелкими жертвами ради получения денег. Например, уже в марте 1929 г. боевики УВО Ярослав Любович и Роман Мицик напали в Львове на почтальона, чтобы ограбить его. В эту «работу» вовлекли еще и студентку Стефанию Кордубу, дочь проф. д-ра Г. Кордубы. Нападение не удалось, во время «акции» погиб боевик УВО Ярослав Любович. Память о Ярославе Любовиче чтят каждую годовщину со дня его смерти как о бесстрашном воине УВО, который погиб в борьбе с польским захватчиком (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 141, – прим. авт.). Эта формулировка – «который погиб в борьбе с польским захватчиком», исходит от проф. Петра Мирчука. По этому стилю можно себе представить много чего, даже ненависть, которая никогда не угаснет в этом украинском националисте. Стыдоба, больше ничего! А погиб Ярослав Любович во время неудачного, с оружием в руках, грабежа денег, нападая на невооруженного почтальона, который был один.

7.11.1929 г. в дом дирекции «Восточной ярмарки» в Львове воины УВО подложили бомбу, взрыв которой уничтожил дом и ранил двоих служащих.

В мае 1930 г. во Львове, в подземельях кафедры св. Юры (да!) (собор св. Юра (Георгия) – главная святыня украинской греко-католической церкви, – прим. пер.) состоялась конференция УВО и ОУН, в июне того же года состоялась вторая такая конференция, на этот раз в Праге. На ней дошло до полного слияния УВО с ОУН, причем УВО стала «военным крылом ОУН» (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 145, – прим. авт.), чем-то, с моей точки зрения, как СС для НСРПГ, но с намного более широкими заданиями: вести террористическую работу. Впоследствии УВО и ОУН стали монолитом, уже даже не употреблялось название УВО. Террористическую работу вели уже от имени ОУН.

В ответ на террор ОУН начались аресты и судебные процессы над исполнителями нападений, убийств, саботажа. Петр Мирчук в своем труде на пяти страницах дает перечень судебных процессов за 1929–1930 годы. Вот один только пример из того перечня: 26 ноября (в 1930 г. — В. П.) суд присяжных в Львове за принадлежность к УВО и ОУН и нападение на почтовый автомобиль под Бибркой осудил: Юрка Хрусталя, Николая Максимюка, Зиновия Кныша, Богдана Кравцива, Зенона Пеленского, Дмитрия Вирсту, Богдана Кордюка, Иосифа Процишина, Жигмонта Процишина, Владимира Кичмарского, Владимира Андрущака, Владимира Человского, Прокопия Матвейцева и Юлию Козакевич – вместе на 1 смертную казнь и 37 лет тюрьмы (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 151, – прим. авт.). То есть, исключая осужденного на смертную казнь, на одного подсудимого пришлось по кругу три года заключения. Это – по описанию на стр. 151, тем не менее на стр. 244–246 читаем, что осужденных было только трое: Хрусталь к смертной казни, которую Президент Польши заменил 20 годами заключения, Зиновий Кныш к 6 годам и Николай Максимюк – к 15 годам заключения. Все трое были непосредственными участниками грабежа денег с применением огнестрельного оружия (правильнее это квалифицировать как разбой, – прим. пер.). Во время нападения нападавшие убили из револьвера полицейского-конвоира и забрали 26 тысяч злотых. Никто на этом процессе не был, как пишет Петр Мирчук, наказан за принадлежность к УВО или ОУН, а только за конкретное тяжкое преступление. Сопоставив эту информацию (стр. 151-244-246) приходим к заключению, что польский суд оправдал 11 подсудимых, а Президент Польши заменил смертную казнь 20 годами заключения. С моей точки зрения – приговор был уж слишком мягким. В то время на подбольшевистской Украине ни за что и бессудно расстреливали, лишали всего имущества, «суды» без права на защиту давали 10-15 лет после 10-15-минутного рассмотрения дела, депортировали в Сибирь.

А один из участников нападения, д-р (да!) Зиновий Кныш описал его в эмиграции, в Канаде, в двух книгах: «Дрожит подземный гул» (Виннипег, 1953), и «Дух, зовущий к бою» (Виннипег, 1951). Ну, пусть упомянутый пропагандист украинского национализма, бывший боевой референт УВО, д-р Зиновий Кныш (живет по сей день в Торонто) (книга издана в 1995 году, – прим. пер.) написал две книги о, согласно с юридической терминологией, бандитском нападении на почтовую карету, об убийстве во время этого человека. Но посмотрим, как выглядит манипуляция фактами со стороны историка ОУН – Петра Мирчука на основании двух описаний одного факта! Труд этого «историка» — это труд пропагандиста украинского национализма. Он как опытный фальсификатор истории пишет о саботажах, которые имели место в каждой местности Западной Украины, где только они (поляки – В. П.) были. Это – ложь. Петр Мирчук свою Галицию отождествляет с целой Западной Украиной. А саботажных акций не было ни на Волыни, ни в Полесье. И пацификация в 1930 г. как акция возмездия за саботажи не охватила Волынь и Полесье.

Саботажные акции не утихали, боевики УВО-ОУН сжигали скирды хлеба, здания, которые принадлежали польским дидычам (от польского dziedzic – наследник, обычно помещик унаследовавший землю, – прим. пер) и колонистам – в каждой местности… «где только были поляки. Кроме этого, в течение трех месяцев было проведено двести других саботажей» (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 239, – прим. авт.). Все это – летом 1930 г.

На фоне описанных здесь событий правительство Польши приказало полицейским и военным силам провести пацификацию в некоторых уездах Галиции. Даже, следовательно, не во всей Галиции, а только в некоторых уездах. Она была актом абсолютно недемократическим, не вмещалась в рамки действующего в то время в Польше законодательства. Она была применением неприемлемого для цивилизованного мира актом коллективной ответственности. Это был акт государственного террора. И хотя он был ответом на террор УВО-ОУН, оправдать его никак нельзя. О пацификации, которая длилась с 16 сентября по 30 ноября 1930 г. пишет Ежи Томашевский: «Полицейские репрессии охватили многих украинских деятелей, закрыты три гимназии, проведены массовые обыски по селам, в этой ситуации уничтожалось имущество, били тех, кто сопротивлялся пацификации» (Jerzy Tomaszewski: «Ojczyzna nie tylko Polakow», Warszawa, 1985, стр. 73, – прим. авт.).

Пацификация была акцией антигуманной и, как я уже сказал, не вмещалась в рамки действующего законодательства. За нее должны стыдиться тогдашние правительственные чиновники. Однако участие в ней принимала только полиция и войска, в то время, как гражданское население было непричастным к ней. Говорю здесь об этом потому, что в будущем ОУН через своих историков и публицистов убийства поляков будет объяснять, между прочим, как последствия пацификации 1930 г. Здесь, как раз расскажу о последствиях этой пацификации, укажу на то, что пацификация ни в коей мере не была причиной происхождения ОУН, которая оформилась за полтора года до того события. Пацификация, напротив, привела к усилению влияния ОУН, в частности, среди молодежи Галиции (Jerzy Tomaszewski: «Ojczyzna nie tylko Polakow», Warszawa, 1985, стр. 74, – прим. авт.).
В контексте «возмездной» деятельности УПА против поляков за пацификацию стоит указать, что Петр Мирчук в своем «Очерке истории ОУН» называет только три случая смерти в результате пацификации: «До смерти замучили: в Чижкове возле Львова 17-летнего Матвея Паранку, в Рощах возле Львова – 18-летнего Михаила Тютька, в Селиском повете Бибрка – 30-летнего Дмитрия Подгорного (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 252, – прим. авт.). Этот труд издан в 1968 году, следовательно, спустя 38 лет после пацификации. Следует в итоге прийти к выводу, что было только три смертных случая, потому что если бы их было больше, то Петр Мирчук, как выдающийся член ОУН да еще и ее историк, наверняка бы знал о них.

Поэтому распространенный среди украинцев диаспоры аргумент о «возмездности» действий УПА на Волыни и в Галиции (а такой «аргумент» мне здесь, в Канаде, на протяжении одиннадцати лет приходилось слышать многократно) не выдерживает критики. Во-первых, об этом говорит несоизмеримость жертв, а во-вторых, УПА начала мордовать поляков на Волыни, что не имело ничего общего с пацификацией.

В контексте сказанного стоит привести слова проф. Ярослава Пеленского из университета Айовы, США: «С исторической точки зрения пацификация в Польше была в большей степени несерьезная, чем грубая; до сих пор длится спор: повлекла она смерть 9 или 19 человек, – и нельзя ее сравнивать с голодом или массовым истреблением интеллигенции в 1930-х годах в Советской Украине» («Віднова», №5/1986, Мюнхен, – прим. авт.). Откуда взялись эти данные о 9 или 19 жертвах, проф. Я. Пеленский не пишет, однако, зная тенденции украинских националистов к оспариванию своей вины и преувеличению чужой, не могу исключить, что уже после 1968 г. (дата издания «Очерка истории ОУН»), деятели ОУН «подбросили» дальнейшие «доказательства» о смерти украинцев вследствие пацификации.

После пацификации, как по спирали, пришел «возмездный» террор УВО-ОУН, как пишет об этом Петр Мирчук. 29.11.1930 г. убит польский дидыч из Богатковец Юзеф Войцеховский, 28 января 1931 г. в лесу около Копычинец застрелен граф Баворовский. В Толстолузе застрелен Франц Бралька. В Ковалевке застрелен Кузьминский. 12.02.1931 г. совершено нападение на коменданта отделения полиции в Гаях, во время которого он был убит. Потом было нападение на почтовый экипаж под Бибркой 31.08.1931 г., в этот же день под Печенежином, в этот же день на банк в Бориславе, 8.08. на почту в Трускавце и 29 августа 1931 г. был убит посол Тадеуш Голувка.

Спираль раскручивалась, начались судебные процессы, в результате – дальнейшие террористические акты ОУН – нападение на почту в Городке, смертные приговоры Василию Биласу и Дмитрию Данилишину, которые были приведены в исполнение.
В 1932 г. главой ОУН на западно-украинских землях (ЗУЗ) стал Степан Бандера. Происходили дальнейшие акты индивидуального террора, саботажные акции.

Помимо прочего, совершено покушение на советского консула во Львове и другие. Пришло время для целого ряда «ликвидаций» (убийств) предполагаемых конфидентов (в данном случае агентов, – прим. пер.) и доносчиков. Убийства выполнялись на основании приговоров Революционного Трибунала, то есть суда ОУН, причем заочно, без всякой процедуры — просто на основании подозрения руководство ОУН приказывало убивать.

К более важным актам террора ОУН относится убийство Ивана Бабия, директора украинской гимназии в Львове, которого ОУН подозревала в сотрудничестве с полицией. Степан Бандера утвердил смертный приговор и отдал приказ исполнить его.

15.06. убит министр Бронислав Перацкий. «Убийство Перацкого – это был в первую очередь демонстративный боевой акт против польского министра внутренних дел, который по титулу своей должности был официальным репрезентантом и руководителем террористического польского оккупационного режима на западно-украинских землях…» (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 384. – прим. авт.).

Судебный процесс по делу обвиняемых в убийстве мин. Бронислава Перацкого проходил с 18.12.1935 по 13.01.1936 г. Обратим внимание на перечень подсудимых, именно они составляли «элиту» ОУН на западно-украинских землях.

Вот они:
1. Степан Бандера, 26 лет, сын украинского священника, студент-агроном Львовской политехники;
2. Николай Лебедь, 25 лет 25, абсольвент (в данном случае выпускник, – прим. пер.) гимназии;
3. Дария Гнатковская, 23 года, абсольвентка гимназии;
4. Ярослав Карпинец, 30 лет, студент Краковского университета; 
5. Николай Климишин, 26 лет, студент-философ в Краковском университете;
6. инж. Богдан Подгайный, 31 год, абсольвент Гданьской политехники;
7. Иван Малюта, студент Львовской политехники;
8. Яков Черный, 28 лет, студент Люблинского университета;
9. Евгений Качмарский, 25 лет, окончил 5 классов гимназии;
10. Роман Мигаль, 24 года, студент Львовского университета;
11. Екатерина Зарицкая, 21 год, студентка Львовской политехники;
12. мгр Ярослав Рак, 27 лет, адвокатский конципиент (помощник, – прим. пер.) Петро (Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 389, – прим. авт.).

Вот кто решал вопрос об убийствах представителей польской власти, а также украинцев, которых они, эти молодые люди, считали «изменниками». Все они – молодые люди, абсольвенты гимназий, студенты высших школ в Польше. А мне множество раз приходилось здесь, на Западе, читать украинскую националистическую пропаганду, согласно с которой польская власть не допускала украинцев в высшие школы. Это они, эти «ученые» и недоучи, пользуясь обманными лозунгами любви к Родине-Украине, подстрекали часто малограмотную молодежь к саботажу, диверсии, часто использовали эту молодежь как орудие убийств. В этой ситуации обратим внимание на то, что Николай Лебедь был абсольвентом гимназии, потом отбывал заключение, потом выполнял роботу ОУН. Он никогда не оканчивал высших студий. Как, в конечном итоге, и Бандера. А его роль в организации мордований, как увидим дальше, была весьма велика.

Приговор по делу об убийстве мин. Б. Перацкого был таков: Степан Бандера, Николай Лебедь, Ярослав Карпинец – смертная казнь, замененная на основании амнистии на пожизненное заключение; Николай Климишин и Богдан Подгайный – пожизненное заключение; Дария Гнатковская – 15 лет заключения; Иван Малюца, Роман Мигаль и Евгений Качмарский – по 12 лет заключения; Екатерина Зарицкая – 8 лет заключения; Ярослав Рак и Яков Черный – по 7 лет заключения (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 396, – прим. авт.).

Несколько месяцев спустя, в мае 1936 г., состоялся другой процесс над ведущими членами ОУН на западно-украинских землях, в котором подсудимыми были Степан Бандера, Роман Шухевич, Владимир Янив, Ярослав Стецько и другие. Тогда Степан Бандера во второй раз получил приговор к пожизненному заключению.

В связи с судебными процессами над членами ОУН, достаточно, по моему мнению, указать на следующее: В «Содержании разделов» «Очерка истории ОУН» многократно встречаем такие слова, как: «активное сопротивление», «атентаты» (то есть покушения с целью убийства), «саботажные акции», «экспроприационные акции», «карательные акции против изменников», «нападение», «убийство». Все эти термины имеют один знаменатель: убийства. Убийства, организованные и осуществляемые ОУН, о которых и сегодня литература ОУН пишет с чувством гордости. Убийство – действие со значением убивать. Насильственное лишение жизни как уголовное преступление, – такое вот лингвистическое определение слова «убийство» (Словник української мови, цит. вид., т. X, стр. 353, – прим. авт.). А ими, убийствами, которых на совести УВО-ОУН в период до войны было сотни, а то и тысячи, и до сих пор гордятся националистические авторы. Автор «Очерка истории ОУН» без капли стыда говорит о них. Во время, когда ОУН убивала людей, на территории Польши действовал Уголовный Кодекс (1932 г.), в котором была статья 225 пар. 1: «Кто убивает человека — подлежит наказанию заключением или смертному наказанию».

«Юридический словарь» так говорит об убийстве: «Убийство — преступление, которое заключается в противоправном преднамеренном или по неосторожности лишении жизни человека… одно из самых тяжелых преступлений («Юридичний словник», Київ, 1974, стр. 58, – прим. авт.). Здесь, по-видимому, нет необходимости говорить, что все, совершенные УВО-ОУН убийства, не относятся к категории «по неосторожности».

Саботажные акции, которые совершала ОУН, следует понимать как диверсию, которая интерпретируется как: «…Подрывы (поджоги, разрушение и тому подобное), которые совершаются… с целью ослабления экономического или военного могущества» («Словник ішомовних слів», Київ, 1985, стр. 252, – прим. авт.).

Принимая во внимание факт, что территория, на которой УВО-ОУН совершала убийства и диверсии, была, согласно с международным правом, территорией Польши, на которой действовали законы, которые под угрозой наказания запрещали убивать и совершать диверсии, а организатором этих убийств и диверсий была ОУН – оправданно называть эту организацию преступной. ОУН, как это видим из ее идеологии, возникла с целью перманентно совершать преступления: путем террора, убийств пытаться построить и расширить украинское государство. Организация, в идеологию которой легли элементы преступлений, которая организовала и выполняла преступления руками своих членов, справедливо должна быть названа преступной. Кто не отмежевался от этой преступной идеологии, кто не отмежевался от совершенных злодеяний ОУН, тот не имеет права говорить о «демократии», о «гуманности» какой-либо фракции ОУН. А обсуждение самых тяжких преступлений ОУН – впереди. Однако уже здесь следует указать, что ОУН, кроме уголовных преступлений, совершила еще и политическое преступление посредством узурпации права выступать от имени всего украинского народа. Этим ОУН запятнала украинскую нацию. Именно поэтому, помимо прочего, пишу этот труд, чтобы широкие круги поляков, евреев и других народов поняли: ОУН – это не украинский народ, это всего лишь небольшая его больная частица, заболевшая вирусом интегрального донцовского украинского национализма, вирусом ненависти, бесчеловечности, террора, фанатизма, неуемности в достижении своей цели.

Когда речь о суде и наказании заключением, то нужно сказать также об условиях, в которых украинские националисты отбывали его. Не наилучшим ли доказательством для иллюстрации этого будет служить описание пребывания в тюрьме во Вронках узника-украинца, будущего священника, отца Федорива. С этим описанием я столкнулся в первый год после моего приезда в Канаду. Работая корректором в издательстве «Новий шлях» («Новый путь», – прим. пер.), я натолкнулся в библиотеке на небольшую книжку п .н. «Вронки». Темой книжки были условия отбывания наказания в названной тюрьме. Я обратил внимание на книжку потому что, проходя студенческую практику в суде в Бидгоще, я узнал, что тюрьма во Вронках – одна из самых жестких в Польше (рядом с Стшельцами-Опольскими).

На книжке не было фамилии автора, были только его инициалы – Ю. Ф. И я почему-то спросил сотрудницу «Нового шляху» – кто является автором этой книжки? Пани Надежда Г., личность весьма культурная, на удивление чувствительная к несчастьям других людей, единственная галичанка, которую я здесь встретил, которая знала украинский литературный язык – сказала мне, что автором книжки является отец Юрий Федорив, доктор философии, на то время уже пожилой человек. Эта книжка была напечатана в типографии мужа пани Надежды Г., поэтому она знала фамилию автора.

Меня как юриста, который четверть столетия проработал в польском суде, настолько заинтересовал текст, что я с нескольких страниц сделал себе фотокопии (ксерокс) и сохранил их. Сейчас сожалею, что не могу указать год издания книжки, но знаю, что в Торонто после войны. На копиях имеются обозначенные оригинально страницы, поэтому на них буду ссылаться.

Я не случайно так много говорю о книжке и ее авторе. Во-первых, делаю это ради того, чтобы показать, что о. д-р Ю. Федорив, по праву своего сана, а когда писал книжку, он был уже священником, заслуживает веры. А его описание свидетельствует о том, что ОУН была организацией мафиозного типа, а также, что в тюрьмах в Польше властвовали условия, которые, в сравнении с большевистскими (А. Солженицин, ген. П. Григоренко и другие) можно назвать курортными. И это – вопреки утверждениям ОУН, которая заявляет об истязаниях в польских тюрьмах. Не имею здесь в виду концлагерь в Березе Картузской. Вот некоторые выдержки из названной книжки:

«– Почему же вы все, бойкотируемые, не ходите вместе и не говорите между собой? – спрашиваю моего собеседника.

– Потому что нам это запрещено. Те, кто наложил бойкот, запретили нам друг с другом встречаться и разговаривать. А в случае непослушания, грозят им расстрелом, как только они выйдут на волю.

– О, да, – поразмышлял я громко, – расстрелом, говорите? Почему же, тогда, вы говорите со мной, подвергаясь такой опасности? – спросил я.

– Нет, – ответил Хрусталь (это тот, настоящая фамилия которого Юрий Дачишин, который вместе с Зиновием Кнышем и другими принимал участие в ограблении почтовой кареты во время которого был убит полицейский. Это тот, который был осужден на смертную казнь, которая была заменена 20 годами заключения, – В. П.), – я их глупых угроз не боюсь. Меня же судили поляки и дважды к смерти присудили. А вот живу, и я рад, что оставляют меня в одиночестве. Предпочитаю быть в одиночестве, чем между ними. Побудете здесь дольше, увидите сами. Но об этом в другой раз. Вот вы навестите меня, тогда расскажу больше. А сейчас воспользуйтесь проходом (прогулкой – В. П.).

После обеда я посетил обложенного «квалифицированным бойкотом» соседа Хрусталя. Визит происходил достаточно нескомпликовано (несложно, незатруднительно, – прим. пер.). Обычно узник заявлял ключнику, что желает такого-то навестить. Во время, назначенное для визита, приходил ключник, забирал вашу карточку из дверей и вешал ее на дверях посещаемого. Здесь вас запирал и через час, когда заканчивался визит, забирал табличку и узника запирал в его в келье.

Хрусталь не новичок в тюрьме. Здесь он три года. Сюда его привезли с остальными восемью узниками… По приезду во Вронки его выбрали старостой. Кто был в тюрьме, тот знает что, это за функция. Кто не знает, тому расскажу. Осужденные политзаключенные имели привилегию выбирать старшего из своего числа, который заступался за своих товарищей перед начальством тюрьмы по вопросам, которые касались всех узников как группы. Сюда относились торги за проходы (прогулки – В. П.), интервенции по вопросу питания, обогрева келий, написания и получения писем, книжек для чтения и т. п. Такого старосту узники должны были слушаться, уважать и считаться с его мнением. Таким это старостой украинской политгруппы, по приезду сюда, во Вронки в 1932 году, выбрала Хрусталя. Чтобы облегчить жизнь в тюрьме, он получил от начальства тюрьмы разрешение на работу для каждого из своих со-узников. Не принудительный труд, а добровольный и не тяжелый физический, а скорее всего культурный. Сам он стал работать как архитектор, другие в библиотеке и т. п. За это узники получали лучшую пищу, более свободную жизнь, больше свежего воздуха и даже несколько сотен зарплаты ежедневно. За это политзаключенные Хрусталя любили и уважали. Но через год или полтора сюда привезли другую группу политзаключенных, осужденных за атентат (нападение с убийством, – прим. пер.) на почту в Городке возле Львова, в нее включили еще и некоторых других. Эта группа была больше, в ней было двадцать с лишним человек. В этой группе верховодил Зенон Коссак. Сразу же после приезда возникли недоразумения между старыми политзаключенными и новыми. Новые, прежде всего, имели другой взгляд на отношение к администрации тюрьмы. Они выступали решительно против того, чтобы политзаключенные выполняли какую-либо работу в тюрьме… Спор и грызня разгорались все больше и больше, и новая группа поставила Хрусталю ультиматум: отказаться от функции старосты и осудить свое поведение. Это поставило Хрусталя в затруднительное положение… В связи с этим он от функции старосты отказался, сам покинул работу и приказал сделать это другим товарищам. Одного не сделал: не осудил себя и своих со-узников за «сервилизм» (рабская угодливость, низкопоклонство, – прим. пер.), чего добивались «правоверные» националисты. Старостинский руководство перенял 3. Коссак и выбрал себе в правление своих единомышленников. Новое правление наложиол на Хрусталя и его единомышленников острый бойкот. С ними никто из политзаключенных не мог свободно встречаться, говорить и вообще чем-либо им помогать. Кроме этого, бойкотируемые даже не смели между собой говорить и встречаться. Если бы кто-то из бойкотируемых нарушил эту «бойкотную» дисциплину, то тем навлек на себя приговор: расстрел по выходу из тюрьмы… (стр. 62–64).

На следующий день… В 3-м часу по полудни меня посетил новый друг. Это мой знакомый с гимназических времен, молодой товарищ по школьной жизни, который всегда любил смеяться и показывать два ряда больших зубов – Андрей Л… Он, мол, хотел обратить мое внимание на тот «бойкотируемый мусор». Это «мусор» – это страшные враги Украины, это — заразное семя, это – дрянь, которая нам больше всего мешает, и вся эта дрянь до самих корней будет перестреляна при первой возможности. Этот мусор нужно в первую очередь вымести из Украины. Потому что внутренние враги – это колоды на нашей дороге. Когда от них избавимся, тогда легко дадим себе толк с внешними врагами…

У меня застрял ком в горле. В моем воображении и дальше стояли грустные склоненные фигуры из круга узников: когда– то молодые, полные запала и рвения, а теперь клейменные (таврованные – В. П.) как злостные и рьяные враги народа, как мусор земли. За свободу же ее они отдали все лучшее, что имели – свободу и молодую жизнь.

А здесь стоял передо мной новый их прокурор и немилосердно рубил им головы, пока еще языком. Я попробовал высказаться, спросить кое-что, узнать, в чем именно дело, но мой знакомый не дал мне высказаться. Он уже не сидел, а стоял, как грозный трибун, из его широких уст сыпались новые обвинения общего значения, утыканные эпитетами, которых я в жизни никогда не слышал! Он, очевидно, уже знал, что я говорил с Хрусталем, посещал его, поэтому и заключительную часть своего выступления посвятил последнему. Этот Хрусталь, мол, это самый большой объект его злобы, это собственно рассадник всякого зла, оппортунист, а не националист, это клерикализм, угодовец (соглашатель, – прим. пер.), филистер (человек с узким обывательским кругозором и ханжеским поведением, – прим. пер.), ундист (от УНДО – Украинское национально-демократическое объединение, – прим. пер.), наживатель, беспозвоночное, он в костел ходит, архитектором выбран – а это все большие и тяжкие преступления, за которые его не обойдет карающая рука революции.

В конечном итоге я все-таки его перебил.

– Простите, друг, – говорю, – а в чем же собственно, конкретная его вина? При чем тут беспозвоночность, стремление к наживе, при чем УНДО, польский костел. Я не вижу здесь никакого преступления.

Мой друг измерил меня пренебрежительно своими большими серыми глазами и повторил свое выступление с еще большей досадой…

Андрей Л., националист чистой воды и волюнтаристической марки, антиклерикал, антицерковник и всякий другой «анти» (теперь набожный демократ в США) покраснел и, несмотря на то, что мы давние знакомые друзья, что меня в «преступлениях» во вред Украине подозревать нет необходимости, этот Андрей, приняв авторитетную и официальную позу, изрек:

– Если вы дальше будете говорить с Хрусталем и вообще потакать этому мусору, ждет вас то же самое: в тюрьме бойкот, а в первые минуты вашей свободы – расстрел!» (Ю. Федорів: «Вронки», Торонто, стр. 60-67. – прим. авт.).

Этот текст считаю ценной моей находкой. Он образно характеризует самое боевое крыло украинских националистов как «рыцарей абсурда», не донкихотского, а преступного покроя. Указание на то, что Андрей Л. живет в США, как набожный демократ, исходит от о. Ю. Федорива.

Националисты типа Зенона Коссака, Андрея Л. (такими также были Степан Бандера, Ярослав Стецько, Николай Лебедь) готовы были перестрелять всех – не только чужих, но и своих. Это они и им подобные пошли сами и послали подобных себе в роли эмиссаров на Волынь в 1941-1942 годах. Это они пользовались описанными здесь методами. Это они затерроризировали спокойных крестьян Волыни и Полесья. Это они подстрекнули зачастую даже неграмотную молодежь Западной Украины к мордованию поляков во имя Украины. Это прежде всего на их совести кровь десятков тысяч невинных и беззащитных жертв — поляков, украинцев. Это должны понять исследователи геноцида в Западной Украине времен II мировой войны. Об этом терроре украинцев, подстрекательстве к геноциду поляков должны написать или же рассказать, кому следует, те, кто был свидетелями тех страшных событий. И помним: они, те, кто более всего виновен в преступлениях, еще и сегодня живут на Западе, выдавая себя за «набожных демократов». Это они сегодня (книга издана в 1995 году, – прим. пер.) хлынули на Украину, где возрождают ОУН под вывеской КУН — Конгресса Украинских Националистов, других организационных структур, как УНА, УНСО и тому подобное.

Зенон Коссак, это тот из первого выводка украинских националистов, который, вместе с Романом Шухевичем (в последствии командиром «Нахтигаля», а затем главным командиром УПА Тарасом Чупринкой), вместе с Владимиром Янивым (впоследствии ректором Украинского свободного университета в Мюнхене), вместе со Степаном Бандерой, Степаном Ленковским, Ярославом Карпинцом, Дмитрием Грицаем (Перебейносом) вскоре после I мировой войны организовал в Галиции националистическую Организацию высших классов украинских гимназий. Националисты типа Зенона Коссака и Андрея Л. составляли ядро «боевой» ОУН, то есть той, из которой возникла ОУН-б – Степана Бандеры.

Но это еще не все о них. Пусть о них даст свидетельство украинский священник, доктор философии, сам когда-то причастный к национализму (потому что отбывал наказание не за уголовное преступление во Вронках, принадлежал к группе украинских политзаключенных) – отец Юрий Федорив:

«Дмитрий Мирон очень отличался от моего друга Андрея Л. Он, прежде всего, учтивый и спокойный. На вид производил впечатление интеллигентного человека, а по разговору – вполне деловой. Без каких-либо вступлений Мирон предложил мне подключиться к работе политгруппы… Я радостно на эту работу под руководством главы 3. Коссака согласился. Переходя к речи, Мирон сказал, что я буду вести идеологический участок для «малых». Идеологический участок – не было мне по вкусу. Я же в идеологи никогда специально не записывался. Правда, попадал в руки временами какая-то «Сурма», иногда и тяжелая для восприятия «Розбудова нації» («Перестройка нации», – прим. пер.), временами какой-то очень кованый (топорно сработанный, – прим. пер.) реферат и тому подобное, но признаюсь, какой-то пассии (склонности, – прим. пер.) такая лектура во мне не вызывала. Поэтому деятельность идеологического апостола казалась мне немного смешной. Все же я ее принял. Я хотел иметь «узаконенный» доступ к таким «малым», к искренним, полным посвящения молодым ребятам, прежде всего, желал вести с ними разговор как человек, поддерживать их дух, и, насколько это будет возможно, устранять из их ментальности и души тот ил, который, как ржавчина железо, изо дня в день разъедал их мозг, заставлял продуцировать только желчь, культ ненависти, злобы, негатива. Я знал, что можно быть патриотом не с помощью ненависти и возражения, уничтожения ради уничтожения, не за счет ослепления всех мозговых клеток, за исключением одной – слепого повиновения; но можно быть полезным для общества и его борьбы за естественные и Божьи права через позитивные качества человеческой души. И поэтому не было у меня угрызения совести, когда я моему политическому начальству послушно доложил, что принимаю поручения и сразу же стану учить «малых», то есть сельских ребят…

Мирон… поспешил мне дать тетрадь, исписанную мелким почерком. Я должен был ее проштудировать, а затем эту «доктрину» объяснить и привить "малым"… О бойкотируемых ничего не вспоминал, а когда я попытался этот вопрос затронуть, Мирон перебил меня словами: поживу, мол, здесь подольше, и увижу. Эти люди заслуживают бойкот, и не только бойкот, но и высшую меру наказания…
Так я начал изучать идеологическую тетрадь. Тетрадь была написана мелким почерком, с максимальной экономией места, в общем, каких-то 30 страниц. На титульной карточке было четко указано: «Идеология Украинского Национализма»… Конечно, по прошествии двадцати пяти лет я уже не могу детально воспроизвести себе мысли этой «идеологической материи»… Вспоминаю лишь, что много места было отведено трактату о «воле и движении» и ни больше ли всего о героизме… Нужно было отрекаться от всего, от отца и матери, Бога и совести, закона и этики, любви к ближнему и личных человеческих чувств. Во имя одного: получишь… или погибнешь» (Ю. Федорів: «Вронки», Торонто, стр. 70-73, – прим. авт.).

Воспитание в таком направлении, воспитание будущих убийц, воспитание, последствия которого действуют еще и сегодня – также доказательство преступности ОУН.
В связи с приведенным выше вот такие рассуждения:

– Дмитрий Мирон не был каким-то простаком, идеологом-самозванцем, он был одним из редакторов «Бюллетеня КЭ ОУН на ЗУЗ» (Краевой Экзекутивы (регионального исполнительного органа, – прим. пер.) ОУН на западно-украинских землях).

– Как видим, независимо от формального статуса в ОУН (присяжный или действительный член ОУН), членов этой организации разделяли еще и на «малых», то есть, по определению о. Юрия Федорива, сельских ребят, и на главарей, тех гимназистов, студентов, будущих докторов и профессоров. Пусть об этом прочитают те «сельские ребята», которых взбаламутили «руководители». Это те «малые», сельские ребята выполняли в УПА «мокрую» и грязную работу, погибали, убегая перед Советской Армией, пробивались через Карпаты на запад. А магистры и доктора оставили украинские земли безопаснее. Пусть бы они сказали – каким образом, какими путями добрались на запад. Например, как добрался на запад Николай Лебедь.

– Идеология ОУН, проработанная националистическим редактором, сводилась в условиях тюрьмы к ненависти, отрицанию человеческих идеалов, в том числе и родителей, Бога, элементарной этики. Кто прочитает эти, написанные украинским католическим священником слова, тот, может, хотя бы немного поймет – как так могло происходить, что мужчина-украинец убивал женщину-польку, как украинец убивал мать-польку. Что уже говорить о том, что соседи-украинцы убивали своих соседей-поляков. Первопричина этих ужасных убийств в идеологии украинского национализма, о сути которого не знает, по-видимому, писатель и публицист Сергей Плачинда (1928-2013 гг., украинский писатель, представитель фолк-хистори, утверждал, что Иисус Христос и апостол Андрей происходили из праукраинского племени этрусков, украинский язык и санскрит тождественны, украинцы первыми приручили лошадь, изобрели колесо, плуг и азбуку, – прим. пер.), не знает даже Иван Драч (1936-2018 гг., украинский прозаик, поэт и сценарист, – прим. пер.) и тысячи других, ратующих сегодня за национализм.

– Пусть «схидняки» («восточники», – прим. пер.) то есть украинцы из-за Збруча, прочитав написанное о. Ю. Федоривим, вспомнят из собственного опыта, из опыта родителей, родных, знакомых – условия в большевистских тюрьмах и сравнят их с польскими довоенными. В польских можно было, как видим, не только свободно навещать друг друга, но и иметь организованную группу, можно было вести идеологическое обучение «малых», то есть сельских ребят, прививать им ненависть ко всему, что является ненационалистическим.

И – ясно вспомним себе, что все осужденные польскими судами украинцы-националисты, со взрывом войны очутились на свободе. И этот момент пусть сравнят те, кто знает о массовом истреблении большевиками заключенных перед тем, как отступить перед немцами.

Так вот выглядело довоенное польское судопроизводство, в таких вот условиях отбывали наказания те, кто убивал польских министров, послов, кто с оружием в руках совершал нападения на полицейские отделы, кто с оружием в руках грабил государственное имущество. И еще раз вспомним, что Польша в то время легально, согласно с международным правом, осуществляла государственную власть на территории Западной Украины, что не лишало украинцев права действовать на международном форуме в направлении изменения такого положения вещей. Но действовать не путем террора, не путем перманентно совершаемых преступлений.

В этом контексте приведу слова, которые касаются христиан, их отношения к государственной власти:

«Потому что власти, которые Бог назначил, и свобода, которую Христос купил, не были задуманы Богом для взаимного уничтожения, а для того, чтобы они вместе поддерживались взаимно, а те, кто под воздействием христианской свободы противятся законной власти, или ее законным исполнителям, светским или церковным, – противятся обычаю Божьему (Матфея 12:25; I Петра 2:13,14,16; Римлян 13:1–8; Евреев 3:17). За провозглашение подобных мыслей ими или же за поддержку таких практик, которые противоречат свету природы или известным основам христианства, относительно веры… или относительно ошибочных мыслей и практик, которые… уничтожают внешний мир и порядок, их можно привлекать к ответственности… и преследовать в судебном порядке осуждением церкви и властью светского суда». Это была цитата из книги проф. Мейчена, выдержки из которой печатались в «Евангельской правде», брошюре, которую издавал украинский пастор Михаил Фесенко. Именно он к этому комментарию добавил: «В этом учении нужно обратить внимание на то, что обязанность относится к «законной власти» и ее «законным поступкам». В случаях, когда власть незаконная, а, скажем, захвачена насилием, или узурпируемая, то верующий признает такие распоряжения власти, которые согласуются с учением Святого Писания и необходимы для нормальной жизни в стране, и это не означает, что он признает саму власть как законную» («Євангельська правда», 4/1992, Торонто, стр. 10-11, – прим. авт.).

В связи со сказанным об идеологическом воспитании ОУН (вспомним «Декалог» – «Десять заповедей украинского националиста»), следует еще раз повторить седьмую «заповедь»: «Не будешь колебаться совершить наибольшее преступление, если того будет требовать добро Дела». И комментарий к ней проф. д-ра Петра Мирчука: «Под наибольшим преступлением здесь понимается убийство». А проф. Мейчен пишет: «Добрыми поступками являются лишь те, которые Бог приказал в Своим Святом Слове (Михея 6:8; Римлян 12:2; Евреев 13:21), а не придуманные людьми в слепом фанатизме…» («Євангельська правда», 4/1992, Торонто, стр. 3, – прим. авт.).

На фоне сказанного проф. Мейченом и пастором Михаилом Фесенко следует констатировать: С 14 марта 1923 г. Польша осуществляла государственную власть на западно-украинских землях легально, вместе с тем террористическая деятельность УВО и ОУН, направленная против этой власти, противилась воле Божьей. Потому что ОУН свою идеологию ставила выше Божьего Закона: «Нация превыше всего!» – вот лозунг ОУН. Пусть в этом деле скажут свое слово украинские православные и греко-католические теологи.

После сказанного здесь мной, украинские националисты могут поставить мне в упрек: кроме, мол, тюрем, была еще и Береза Картузская, концентрационный лагерь, в котором издевались над узниками, в котором находились без предварительного осуждения судом, только на основании административного акта. И здесь правы националисты, но не до самого конца. Почему? Потому, что из украинской националистической литературы получается, что концентрационный лагерь в Березе Картузской был создан исключительно для них, для издевательства исключительно над ними. Украинская националистическая литература умалчивает тот факт, что в этом лагере были, наряду с украинскими националистами, также украинские коммунисты, евреи, поляки.

Правдой является то, что в 1934–1939 годах действовал концлагерь Береза Картузская. Он, наряду с пацификацией некоторых галицких уездов в 1930 г., является тем, чего должна была стыдится тогдашняя польская власть. Ведь Польша провозгласила себя демократическим государством, республикой, она равнялась на цивилизованные государства Западной Европы и Северной Америки. Между тем… не обошлось без влияния тоталитарных систем, которые властвовали к востоку от Польши – большевистского СССР, и на западе – гитлеровской Германии, а также Италии. Чего скрывать – концентрационный лагерь в Березе Картузской был явным проявлением фашизирующих течений в Польше. Таким же проявлением было существование с 1934 г. в Польше польской фаланги – ОНР (Обуз Народово– Радикальни), организации с выразительным фашистским лицом.

Однако… следует сказать следующее: никто из украинцев не был в Березе Картузской замучен до смерти, как это случалось в то время в концлагерях СССР и в гитлеровской Германии. Сказанное здесь в любом случае не приуменьшает вины польской довоенной власти за деятельность Березы Картузской, сказанное здесь не означает, что в этом лагере не издевались физически и морально.

Не только в Березе Картузской, но еще до создания этого концлагеря, в отношении к польским гражданам, а, следовательно, и к украинцам, применялись незаконные меры репрессивного характера. Об этом явно свидетельствует сеймовая интерпелляция (особый вид официального запроса депутата парламента правительству, – прим. пер.) партий «Центролев» по делу Бреста от 16.12.1930 г. В ней говорится, что в ночь на 10.09.1930 г. был арестован без судебной санкции 21 человек, среди которых было 20 послов в Сейм, в том числе видные деятели – поляки, евреи и двое украинцев: Иосиф Когут и Дмитрий Палиив – бывшие послы в польский сейм. Всех их посадили в военную тюрьму в Бресте.
Били их, издевались морально, не позволяли контактировать не только с адвокатами, но и с ближайшими родственниками («Polska w latach 1918-1939», wybor tekstow zrodlowych, Warszawa, 1986, стр. 231-236, – прим. авт.).

Но, повторяю, никто из украинцев не был убит в результате такой деятельности польской власти.

ОУН до сентября 1939 не только убивала представителей польской власти и украинцев, которых считала «изменниками», не только нападала на почтовые перевозки и почтамты с целью их ограбления, но также вела широкую пропагандистскую деятельность. Еще до формального происхождения ОУН, с 1927 г. начал выходить 10-тысячным тиражом как орган УВО ежемесячник «Сурма» – сначала в Германии, а впоследствии в Чехословакии, в Литве. С 1928 г. начал выходить, также за границей, более поздний официоз ПУН – Правления Украинских Националистов, журнал «Розбудова Нації» («Перестройка нации», – прим. пер.). Когда я пишу об этом, в голову приходит следующее: с 1992 г. начал выходить в Киеве журнал «Розбудова держави» («Перестройка государства», – прим. пер.), учрежденный главой ОУН мельниковцев Николаем Плавьюком и сегодняшним послом Украины в Канаде Левко Лукьяненко. Не свидетельствует ли это о продолжении линии «Розбудови Нації»? А мне интересно – на чьи деньги (а это большие деньги) учредили вышеназванную «Розбудову держави»? Ведь Левко Лукьяненко более 20 лет своей жизни провел в концлагерях, в ссылке, он не вел никакой деловой деятельности. Можно только догадываться, что это – партийные деньги ОУН-м, потому что Украинская Республиканская партия, возглавляемая Левко Лукьяненко, и является сегодняшней трансформацией ОУН-м на Украине. А " «Розбудова Нації» была в то же время теоретическим органом ОУН (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 34, 80, – прим. авт.).

УВО, впоследствии ОУН, осуществляли в широких масштабах военное обучение кадров. Уже в 1925 г. были организованы курсы для старшин (офицеров) в Гданьске, в 1926 г. их окончило 60 членов УВО, бывших военных, и 50 младших членов УВО (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., стр. 34, – прим. авт.). ОУН поддерживала обучение будущих своих кадров в свободном городе Гданьске, где в начале 1929 г. в немецкой Гданьской политехнике обучалось около 200 украинских националистов (Олександр Матла: «Історичні нотатки», Торонто, 1985, стр. 85, – прим. авт.). ОУН субсидировала обучение своих кадров в Берлине, в Риме, в Чехословакии. ОУН имела своих политических организационных представителей во многих столицах европейских государств.

На все это нужные были средства. Откуда ОУН их брала?

Незначительная часть средств УВО-ОУН поступала от ограблений почтовых перевозок, почтамтов, почтальонов. Однако, этот источник мог составлять лишь какой-то небольшой процент нужных организации денег. Часть фондов после 1929 г., то есть после организации Евгением Коновальцем ОГОУ в США и УНО в Канаде, начала поступать из Америки. Однако, и этот источник финансирования УВО-ОУН был мизерным в сравнении с нуждами. В этом труде я не ставлю себе цель доказать сотрудничество УВО-ОУН с немецкой разведкой, которая взамен финансировала деятельность этих организаций. В конечном итоге – сама постановка вопроса – неправильна. Сотрудничать могут равные партнеры, а таковыми не были УВО-ОУН в отношении к немецкой разведке. УВО-ОУН могли выполнять не более чем поручения немецкой разведки. Выполняли ли? Сошлюсь в этом вопросе на некоторых авторов.

А. Щенсняк и В. Шота пишут, что через Гданьск немцы поставляли украинским националистам оружие. В 1938 г. в Австрии велись курсы для саботажников-диверсантов из ОУН под руководством абвера. С 1934 г. велись тайные переговоры между немецкой разведкой и Евгением Коновальцем, во время которых было решено, что за услуги в интересах немецкой разведки ОУН будет получать 110 тысяч немецких марок (A. Szczesniak, W. Szota: "Droga do nikad", Warszawa, 1973, стр. 46, 55, – прим. авт.).

Многолетний ведущий член УВО-ОУН, бывший боевой референт УВО, Зиновий Кныш, в книге «Бунт Бандеры» пишет: «Рико Ярый… получает от немецкой разведки деньги… перед взрывом большевистско-немецкой войны организует из бандеровцев шпионскую и саботажную сетку (сеть – В.П.), подготавливает парашютистов, создает т. н. украинские легионы…» (3. Книш: «Бунт Бандери», Торонто, цит. по: Олександр Матла: «Історичні нотатк»", цит. вид., стр. 47, – прим. авт.).

Ришард Такжецкий пишет, что «с 1926 г. УВО пользовалась политической и финансовой поддержкой немецкого военного штаба, с того же времени резиденция УВО перенесена в Берлин» (Ryszard Torzecki: «Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy 1933-1945», Warszawa, 1972, стр. 56, – прим. авт.). Тот же автор пишет, что «разведывательную деятельность в пользу Германии вели главные члены УВО – Рико Ярый и Роман Сушко» (Ryszard Torzecki: «Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy 1933-1945», Warszawa, 1972, стр. 109, – прим. авт.). Далее автор указывает на факты: в 1933 г. был подписан договор между гитлеровцами и Р. Ярым о выучке членов ОУН в СА, о переговорах, в которых принимал участие Е. Коновалец, с гестапо, о финансовой помощи для ОУН (Ryszard Torzecki: «Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy 1933-1945», Warszawa, 1972, стр. 127, – прим. авт.). Польские авторы ссылаются на архивные документы в этом вопросе.

Ярослав Пеленский пишет: «До определенного времени обе группы (ОУН-б и ОУН-м – В.П.) в известной мере были готовы сотрудничать не столько с Германией вообще, сколько, скажем, с абвером (немецкой разведкой), то есть с армией» («Віднова», №5/1986, Мюнхен, стр. 204, – прим. авт.). В этом украинский националистической ориентации (ОУН-з?) ученый, также допускает неточности, говоря о «сотрудничестве», скорее всего «готовности сотрудничать» с немецкой военной разведкой. Считаю, что можно говорить исключительно о выполнении поручений абвера, а не о сотрудничестве, которое указывало бы на партнерство, которого не было. И почему-то тот же автор стыдливо говорит о «готовности сотрудничать», с абвером, а не о том, что действительно УВО-ОУН работали на немецкую разведку. Такое утверждение ученого, который занимается изучением истории ОУН – симптоматическое, оно, в сущности, является частью известной с окончания II мировой войны дезинформации, хотя нужно сказать, что немного есть ученых украинцев на Западе, которые так много говорят о сути ОУН, как это делает проф. Я. Пеленский.

Разведывательную деятельность не следует упрощать, не следует возводить к вульгарному стереотипу шпиона. Военная разведка, это, на первый взгляд, несущественные данные о расположении войск, об их перемещении, о видах оружия, вооружения, снабжения, о настроениях среди населения, о путях сообщения и тому подобное. Тысячи членов ОУН могли не знать и не подозревать, что, сообщая, кому следует, некоторые данные, они выполняли разведывательные задания. Их много служило в Польском Войске.

Ни одно в мире государство не делает ничего абсолютно бескорыстно. Также не без пользы Германия обучала диверсантов из УВО-ОУН, не без пользы готовила офицерские кадры для этой организации. Не без пользы в 1939 г. был организован украинский легион под командованием Романа Сушко, который принял участие в сентябрьской агрессии Гитлера на Польшу.

Об утверждении, документированном источниками из архивов, которые касаются услуг УВО-ОУН в пользу немецкой разведки, можно было бы писать много. Ссылаясь на различных авторов, однако, считаю, что этого здесь не нужно делать: и так было ясно, что УВО-ОУН с начала своего существования были сориентированы на Германию, которая через свою военную разведку использовала названные организации для своих целей. Не бескорыстно.

До сих пор я не натолкнулся на книгу-воспоминание члена ОУН о выполнении заданий в пользу немецкой разведки. Вместо этого знаю книгу Грицка Купецкого «Там, где солнце всходит – воспоминания боевика ОУН на Дальнем Востоке». Автор — участник нападения на почтамт в Городке, сбежал от польского правосудия в Италию, где проходил выучку вместе с хорватскими националистами. ОУН посылает его в оккупированную японцами Маньчжурию в распоряжение японской военной разведки. Там он с двумя другими принимает участие в курсах для диверсантов, готовясь к эвентуальной (возможной при благоприятных обстоятельствах, – прим. пер.) войне Японии с СССР. Одного из них Валентин Мороз во вступительном слове просто-таки называет – «хороший боевик-террорист». Жили они и одевались на средства японской разведки. В книге на 500 страницах изложены подробности об этой деятельности членов ОУН. Они не были использованы эффективно только потому, что Япония отступила от плана войны против СССР (Грицько Купецький: «Там, де сонце сходить», Торонто, 1988, – прим. авт.).

Да даже и П. Мирчук говорит, что возглавляемый полк. Мельником ПУН сделал на этом участке резкий поворот, решив сделать ставку на немецко-гитлеровскую карту. «В своей работе в Германии до настоящего времени ОУН поддерживала некоторые контакты с военными немецкими кругами (Вермахтом)…» (Петро Мірчук: «Нарис історії ОУН», цит. вид., – прим. авт.).

Из сказанного я делаю вывод: УВО-ОУН в основном содержались на средства из кассы немецкой военной разведки. Не случайно даже Андрей Мельник, преемник «вождя» Евгения Коновальца, имел в немецкой контрразведке, то есть в абвере, кличку «Консул-I», а Степан Бандера «Консул-11» (Ryszard Torzecki: «Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy 1933-1945», Warszawa, 1972, стр. 213, – прим. авт.). А Рико Ярый успешно выполнял по совместительству две функции – агента Абвера и члена правления ОУН Степана Бандеры после раскола ОУН в 1940 г. (Ryszard Torzecki: «Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy 1933-1945», Warszawa, 1972, стр. 214, – прим. авт.).

Перевод Михаила Корниенко

Продолжение следует