Великий русский писатель в судьбе итальянского адвоката

(к 190-летию Н.С. Лескова и к 100-летию Пьеро Каццолы)

Часть 1

2021 год богат на замечательные памятные даты и славные юбилеи выдающихся людей. В октябре 2021 года итальянскому учёному с мировым именем Пьеро Каццоле (1921–2015) исполнилось бы 100 лет. Уже при жизни его стали называть патриархом, классиком зарубежной русистики. Главное место в исследованиях и переводах профессора заняло творчество Николая Семёновича Лескова (1831–1895) – великого писателя земли русской, чьё 190-летие мы отмечаем в этом году.
Лесков нередко подчёркивал: «В литературе меня считают орловцем». Множество своих героев он расселил на орловской земле, считая свою малую родину «микрокос¬мом» всей России. Вот почему профессор из Италии Пьеро Каццола стремился побывать в Орле – на родине своего любимого русского автора. Но только в середине 1990-х годов итальянский русист, объездивший с лекциями о Лескове полсвета, смог, наконец, осуществить свою давнюю мечту. Ранее такая возможность отдалялась по соображениям далеко не литературоведческим. Политический железный занавес между СССР и Западной Европой препятствовал свободному научному и культурному диалогу.

  Пьеро Каццола. Декабрь 2011 г.

Известного итальянского учёного-русиста я впервые увидела в сентябре 1995 года на Привокзальной площади Орла, куда пришла встретить зарубежного гостя, прибывшего в Орёл  на Международную научную конференцию, посвящённую 100-летию памяти Лескова. В те годы я работала доцентом кафедры истории русской литературы Орловского государственного университета. Хочу поделиться некоторыми драгоценными для меня моментами общения и впечатлениями, которые оставил в душе и памяти этот светлый, замечательный человек – профессор Пьеро Каццола.
Высокого роста, сутуловатый, с седыми волосами и аккуратно подстриженными серебристыми усами, с тёплым плащом, перекинутым через  руку (по привычным опасениям жителей южных стран, Пьеро Каццола был уверен, что Россия – страна очень холодная), этот пожилой мужчина с  лучистым взглядом производил впечатление скорее доброго дедушки,  какого-то заморского Санта-Клауса, нежели маститого учёного с мировым именем. В нём не было и следа надменного академизма или  вальяжного высокомерия, менторской наставительной манеры, нередкой в общении мэтров науки с более молодыми коллегами. 
Он так и представился мне: «Коллега Каццола». И, несмотря на более чем сорока¬летнюю разницу в возрасте, попросил называть его без всяких регалий – просто Пьеро (ударение в этом имени в итальянской артикуляции ставится на первом слоге). Это мне удалось – правда, с трудом и не сразу. Впоследствии Пьеро как-то в шутку сказал, что его имя на русский лад звучит так: Пётр Эрнестович Лопатин (отца Пьеро звали Эрнесто; Каццола в переводе с итальянского – лопатка). 
Необходимо пояснить, что в Италии традиционно существует строгий  этикет в сфере общения, очень развиты субординационные формы, регламентирующие обращение к собеседнику определённого социального круга, образования, обществен¬ного положения, возраста. В соответствующем обращении говорящий обязан максимально учтиво выразить свою вежливость и подчеркнуть уважение к собеседнику. Известны общие формы обращения в итальянском речевом этикете: «Signore» (синьор) и «Signora» (синьора) – обычно к незнакомым людям. Но если вы точно знаете, с кем имеете дело, без титулов при обращении обойтись нельзя. «Dottore» (доктор) – так следует адресоваться к каждому лицу, имеющему высшее образование. Для выполняющих функции руководителей в министерствах и ведомствах, других государственных учреждениях употребляются титулы «Eccellenza» (ваше превосходительство), «Commendatore» (командор), «Cavaliere» (кавалер) и т. д. Таким образом, к нашему итальянскому гостю, как минимум, следовало бы обращаться «Signore Professore» (синьор профессор) или «Signore Avvocato» (синьор адвокат). 
«Почему адвокат?» – спросит читатель. Дело в том, что профессор старейшего в Европе Болонского университета, преподаватель русского языка, истории русской литературы и русской культуры Пьеро Каццола по его семейной традиции был ещё и опытнейшим  адвокатом с обширной практикой. Старинная адвокатская контора на виа Альберто Нота в Турине – столице области Пьемонт на северо-западе Италии – принадлежала сначала деду, потом отцу, а затем и самому Пьеро. 
Мне довелось побывать в этой конторе и собственными глазами увидеть, что она была совсем не похожа на обычное юридическое заведение. Будучи в гостях у Пьеро в Турине, я поразилась тому, что даже фамильное адвокатское бюро Каццола было насквозь проникнуто увлечением хозяина русской культурой. Всё здесь дышало неподдельной любовью к русской литературе. Правоведческие фолианты, подшивки юридических документов, папки с делами клиентов были значительно потеснены русскими книгами, репродукциями картин русских мастеров, даже дипломными работами по русской словесности итальянских студентов профессора, которыми он гордился. Среди этих сочинений были и оригинальные труды на интересные темы: например, сравнительно-типологическое исследование «Анны Карениной» Л. Толстого с романом Б. Пастернака «Доктор Живаго». На рабочем столе адвоката достойное место заняла также изящная и нежная фарфоровая статуэтка чеховской «дамы с собачкой» – мой подарок.
У себя на родине Пьеро Каццола за свои переводы русской классики, научные труды и неустанную просветительскую деятельность стал известен как «адвокат русской культуры» (1). Он выражал симпатии многих итальянцев к русскому народу: «Те из итальянцев, кому довелось побывать в России, кому удалось познакомиться с её историей и литературой, не могут остаться равнодушными, как никогда не были равнодушными ни мои болонские студенты, ни я лично, имеющий в России дорогих мне друзей». Что же такое Россия для итальянцев? На этот вопрос Пьеро Каццола отвечал так: «Если не удаляться вглубь, ко временам Аристотеля Фиораванти, то можно заметить, как уже в эпоху Просвещения, но более всего в дальнейшем, в эпоху Рисорджименто <Возрождения. – А.Н.-С.>, установились самые дружественные отношения многих видных итальянцев с Россией.
Назовём учёных Болонской Академии, выбравших Михаила Ломоносова её членом, эрудита и полиглота кардинала Медзофанти, покровительствовавшего в Риме многим русским – от Гоголя до Волконской, поэта Кардуччи и филолога  Д’Анкону, друживших с литературоведом А. Веселовским; директоров итальянских музеев, помогавших Ивану Цветаеву создавать знаменитый Пушкинский Музей в Москве... Я не говорю уж о русских художниках-романтиках – Кипренском, Брюллове, Щедрине, пользовавшихся огромной  симпатией среди итальянцев.
Вне сомнения, итальянская элита всегда тянулась к грандиозной русской культуре. Но и среди наших рабочих и инженеров, трудившихся на шахтах Донбасса, железных дорогах Кавказа и Сибири, ФИАТовских заводах на Волге, в других уголках огромной России, родилась большая симпатия к русским».

    
Братья Каццола с мамой. Зима 1940 года      Книга о брате Энцо-Луиджи

Но любовь профессора к нашей стране первоначально зарождалась не через знакомство с русской литературой и приобщение к русской культуре, как это обычно бывает. Всё началось с тяжёлой семейной драмы. Во время Второй мировой войны на русском фронте без вести пропал старший брат Пьеро – Энцо Луиджи Каццола. Прямо с университетской скамьи, где он изучал литературу и философию, юноша был призван в итальянскую кавалерию, попал на Восточный фронт и уже с 1941 года считался пропавшим без вести. 
Военный поход итальянцев в Россию, их поражение, пленение, возвращение на родину спустя долгие годы после войны – трагическая страница в истории Италии. Примечательно в то же время, что отношения России и Италии не отягощены грузом тягостных военных воспоминаний. В российском общественном сознании заклятыми врагами-оккупантами выступали немецко-фашистские захватчики, итальянцы же как агрессоры так остро не восприни¬мались. Своего рода жалость к этим уроженцам южных краёв, разгромленным на бескрайних просторах заснеженной русской земли, выразилась в строфах стихотворе¬ния Михаила Светлова «Итальянец» (1943):

Чёрный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца, – 
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый...

Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
<…>
Никогда ты здесь не жил и не был!..
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застеклённое в мёртвых глазах...

В своих научных разысканиях профессор Каццола не обошёл стороной острую, болезненную тему военных столкновений России и Италии: «Мне довелось также разыскать и опубликовать письма пьемонтских офицеров – участников Крымской кампании, – рассказывал Пьеро Каццола. – Это грустные документы, повествующие о холере и смертях на поле брани. Можете себе представить, с каким чувством я перевёл и прокомментировал “Севастопольские рассказы” Л. Толстого. Печально вспоминать военные столкновения наших стран, но важно отметить, что они никогда не приводили к антипатии между нашими народами, ведь в войнах 1812-го и 1941–1943 годов итальянцев вынудили участвовать диктаторы Наполеон и Муссолини, а Крымская война была для нас дипломатической акцией, знаменующей продвижение в борьбе с Австрией за независимость Апеннин».
Случалось во время войны, что русские, проявляя жалость и милосердие, даже спасали жизнь погибающим от лютых морозов итальянцам в России. Эти факты нашли отражение в кинодраме режиссёра Витторио Де Сика «Подсолнухи» (1970) с Софи Лорен и Марчелло Мастроянни в главных ролях.
Затянувшаяся репатриация военнопленных (последние из них вернулись в Италию лишь в 1954 году) затеплила в семьях тех, кто пропал без вести, робкий огонёк надежды: а вдруг их родные живы и по каким-то причинам остались в Советском Союзе, затерялись в глухих уголках этой громадной страны. Пьеро Каццола во что бы то ни стало решил разыскать старшего брата или хотя бы какой-нибудь его след в далёкой России. Молодой человек стал  усиленно изучать русский язык, чтобы легче было вести переписку с советскими инстанциями. Но, к сожалению, на протяжении долгих лет и даже десятилетий все усилия и поиски ни к чему не приводили, никаких известий добиться не удавалось. 
В 1994 году незаживающая  память о любимом брате  воплотилась в книгу «Enzo Luigi Cazzola. L’ ORMA. Poesie e lettere raccolte dal fratello Piero (1936–1941)» («Энцо Лу¬иджи Каццола. СЛЕД. Стихи и письма, собранные его братом Пьеро»),  изданную в Турине на средства Пьеро и составленную из стихов Энцо Луиджи, его писем к родным, любимой девушке Брунелле. Все представленные здесь многочисленные произведения и документы свидетельствуют о том, что на войне юноша был человеком случайным,  настроенным пацифистски. Тонкая натура Энцо Луиджи противилась насилию, что отражалось в его лирике и философских раздумьях. 
Мне довелось побывать вместе с профессором Каццолой в Суздали, где недалеко от города расположено Троицкое кладбище. Здесь мы разыскали братскую могилу. На плите из чёрного мрамора по-итальянски и чуть ниже по-русски увидели надпись: «Здесь покоятся итальянцы, погибшие в России». Со слезами на глазах Пьеро прочёл «Со святыми упокой...» в память о своих соотечественниках. Все русские, бывшие рядом, также были взволнованы до глубины души. 
Поистине неисповедимы пути Господни. Казалось бы, Пьеро Каццола должен был испытывать боль и горечь при мысли о России, поглотившей в своих беспредельных далях его брата. Но, приступив к изучению русского языка и совершенствуясь в нём, Пьеро незаметно для себя всей душой полюбил этот язык, страну, её культуру и особенно литературу. И стал горячим пропагандистом русских духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей в Италии.
Сначала студент юридического факультета с наслаждением читал в оригинале русскую классику, а затем явилась мысль поделиться с соотечественниками этой неисчерпаемой сокровищницей, приобщить к ней итальянских читателей. Пьеро стал переводить русские книги на свой родной язык. 
Первые переводы рассказов Н.С. Лескова и М. Зощенко были сделаны сразу после войны.  75 лет назад – в 1946 году – отдельным изданием вышел в свет перевод повести «Овцебык» (1862) – первого крупного  беллетристического произведения Лескова. А затем  были Пушкин, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Лев Толстой, Чехов, Короленко, Гаршин, Блок, Бальмонт, Цветаева, Ахматова, Гумилёв, религиозные философы Вл. Соловьёв и Евг. Трубецкой, а также многие другие русские авторы, оставившие миру бесценные образцы человеческой мысли и духа. 
Такой широкомасштабный диапазон вызывает не просто удивление, а настоящее восхищение многогранностью, творческим энтузиазмом учёного, которым руководила, несомненно, огромная любовь к России – та, что, по слову апостола Павла, долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит и «никогда не перестаёт» (см.: 1 Кор. 13: 4–8).     
Знание русского языка и его истории было у профессора настолько глубоким, что ему удавались даже переводы русских творений XVIII века во всём их своеобразии. Так была переведена на итальянский язык сатирическая комедия В.В. Капниста «Ябеда» (1798), содержание которой привлекло Пьеро Каццолу и как литературоведа-русиста, и как юриста. Речь идёт о судебной тяжбе, продажности, плутовстве, никчёмности российских чиновников. Здесь действуют коррупционеры судья и прокурор с говорящими фамилиями Кривосудов и Хватайко, а также их плутовское окружение: изворотливые сутяжники, подкупленные бюрократы, зловредные ябедники, лжесвидетели. Прокурор Хватайко и неправедные судьи распевают любимую песенку – своего рода гимн грабителей-коррупционеров в государственном ранге:

Бери, большой тут нет науки;
Бери, что только можно взять.
На что ж привешены нам руки,
Как не на то, чтоб брать!

Благодаря Пьеро Каццоле пьеса стала достоянием итальянских читателей, но в России она основательно забыта. А жаль. Комедия Василия Капниста, как и всякое произведение русской классики, не теряет своей художественной ценности и до настоящего времени продолжает оставаться не менее, но даже более актуальной. 

Примечания:

1. См.: Михаил Талалай. Адвокат русской культуры// Русская Мысль. – Париж. – 1996. – 28ноября.