Китайская комната Джона Сёрла

«Я такой же нормальный человек, как и все, то есть так же, как все, пребываю в растерянности перед современным миром». 
Чарльз де Линт. Призраки в Сети

О книге «Проклятые критики» (определенно проклятой еще до своего появления на свет) Ю.М. Поляков пишет: «Сложившееся положение вещей губительно сказывается на уровне отечественной словесности, ибо, объявляя шедевром очевидную творческую неудачу, мы не только сбиваем с толку молодых авторов, искажая шкалу ценностей, но и расхолаживаем опытных литераторов, девальвируя само понятие мастерства. Кроме того, в нелепом положении оказывается читатель, он не может получить объективный отзыв о книге, которая ему всячески навязывается, в том числе и с помощью безосновательных премий».

Безусловно, так и есть, особенно в отношении молодых авторов и читателя, которые теряют представление о том, что такое мастерство и что такое действительно ХОРОШАЯ, а не просто ХОРОШО РАСКРУЧЕННАЯ книга. Ведь самостоятельно определить, каково ее качество, как мы определяем качество, например, обуви, еды или оргтехники, читатель порой не в силах. А тем более автор, чьи оценочные критерии и без того основательно размыты субъективным отношением и жаждой самореализации.

Но больше всего эта проблема сбивает с цели работников образования. Как говорится в статье Полякова: «Не позавидуешь тут учителям-словесникам и преподавателям высшей школы… Ситуацию старается хоть как-то исправить академическая наука, но она традиционно — удел немногих: и в смысле написания трудов, и в смысле их прочтения». 

Учителям ведь приходится преподавать литературу, а не использовать ее в качестве развлекухи. А между тем читатель окончательно удостоверился в том, что литература как развлекуха его устраивает больше, чем литература как средство воспитания, обучения, развития и проч.

Там же, в комментариях, исчерпывающе выражено мнение читателя: «Нынешняя российская литература выполняет только и исключительно РАЗВЛЕКАТЕЛЬНУЮ функцию (если кого коробит термин „развлекательность“, извольте — средство для заполнения досуга). Этим она кардинально отличается от литературы времён Советской власти, когда исполняла не только развлекательную, но в первую очередь ВОСПИТАТЕЛЬНУЮ функцию. Грустно это осознавать? Да, грустно. Но не трагично и тем более не смертельно».

Постепенно исчезает само представление о том, зачем вообще нужна литература. Сколько ни объясняй сегодняшней публике различие между литературой с ее воспитательно-обучающими возможностями и, например, сериалами, компьютерными играми и прочими видами искусства, обеспечивающими «заполнение досуга» — вотще. Публика не внемлет, а критика ее в этом поддерживает.

При чем, спросите вы, здесь критика? Притом, что согласие с сугубо развлекательной целью современной литературы критика усердно поддерживает и муссирует.

Позволю себе небольшой экскурс в психиатрию.

Психиатр Анатолий Алехин ввел в оборот термин «псевдодебильность». Психолог Андрей Курпатов прокомментировал открытие коллеги:  «Чем проявляется обычная умственная отсталость? Больной … интеллектуально пассивен, действует импульсивно, не может долго сосредотачивать внимание, мыслит очень конкретно и утилитарно, не любит и не понимает абстрактные рассуждения. Вам ничего это не напоминает? … „Серое вещество“ информационного псевдодебила сохранно, и, в принципе, его мозг можно натренировать. Но зачем? В чем смысл? Мотивация какая?»

Некогда одной из мотиваций было чтение умных книг и возможность самому рассуждать умно. Дабы казаться (хотя бы казаться) умным человеком. В новом веке характеристику «умный» заменили словом «продвинутый». Которое, по большому счету, не предполагает самостоятельного мышления, а предполагает скорее поверхностную осведомленность, нежели глубокую мысль.

Потерявший мотивацию к самостоятельному мышлению и познанию «потребитель информации» оказывается заперт в китайской комнате Джона Сёрла из весьма известного среди психологов эксперимента. У участника эксперимента нет знания китайского языка, но есть таблички с иероглифами и точные инструкции по манипуляции ими: «Возьмите такой-то иероглиф из корзинки номер один и поместите его рядом с таким-то иероглифом из корзинки номер два». Получая новые таблички с иероглифами и выполняя нехитрый алгоритм, запертый в комнате «сёрл» выдает якобы осознанный ответ.

При этом он действует словно генерирующий комментарии бот — и так же, как бот, некоторое время имитирует сознательную деятельность. Притом, что оба — и бот, и сёрл — не понимают ни заданного вопроса, ни ответа, который выдают уже готовым. Со стороны возникает ощущение диалога двух (и более) мыслящих людей, хотя перед нами не более чем сёрлы в китайской комнате, каждый в своей — или боты в интернете.

Итак, какое отношение к процессу преобразования литературы в развлечение, а читателя — в сёрла — имеет критика? Самое непосредственное. Когда критик переходит на иероглифы, мы все превращаемся в сёрлов.

А что прикажете делать? Предположим, некий профессор (то есть именно преподаватель высшей школы) произносит на лекции или на конференции нечто подобное: «Сейчас мы бы упомянули творчество иных поэтов как выразителей духа феминизма второй волны: Ольги Берггольц, Юлии Друниной, Юнны Мориц, а также современных молодых авторов: Юлии Мамочевой, Анны Ревякиной, Стефании Даниловой и Анны Долгаревой. Всех их объединяют жесткий корневитый слог, смачная фонетика Владимира Маяковского, аполлоновская ясность мысли в стиле Николая Гумилёва в сочетании с романтическим, символически мистериальным дионисийством Александра Блока, а также рациональная четкость выражения гражданственности, низовой неформальный патриотизм, чисто фольклорная, „богатырская“, тяга к архетипам русского смыслового поля, тексты о праведности оборонительной войны и антивоенная пропаганда в случае братоубийства, экзистенциальное отчаяние и наличие в стихотворениях полифонического подтекста, позволяющего выражать традицию в современной форме. Они живут в наше симбиотическое гибридное время».

Ну как? Вы что-нибудь поняли? Хотя, поднапрягшись, можно перевести это как:
а) очень разные поэтессы XX века чохом приписываются к движению феминизма — к коему могли и не иметь отношения, зато имели непосредственное отношение к военно-патриотической поэзии и текстам популярных песен;
б) пишущие стихи «новые» феминистки готовы ругаться как матросы, простите, как Маяковский, но могут также говорить красиво, подражая Гумилеву, а еще описывать всякие излишества с уклоном в мистику, работая «под Блока» — но важнее всего то, что они не просто либеральных взглядов, а скорее русофобских.
в) и, соответственно, со всей своей обсценной лексикой, состоящей в крепком симбиозе с современным молодежным сленгом, эти поэтессы всегда готовы закидать Российскую Федерацию своими, гм, произведениями. В гибридном, извините за выражение, времени.
И думайте сами, похвала ли это…

Однако выше цитируется научная статья в журнале Polylinguality and Transcultural Practices («Полилингвиальность и транскультурные практики») «Транскультурные и литературные измерения эволюции феминизма» за авторством Е.В. Бильченко. Статья эта, пусть и полная нехитрых идей, выражает их намеренно усложненным языком. Для немногих, чей удел есть написание академических трудов и их прочтение.

Однако тот же слог перетекает и в критические статьи как бы популярного жанра. Подробнее об этом читайте в моей статье «Пустота под шелухой».

Как вы предлагаете понимать подобную «критику» человеку, далекому от гуманитарных наук? По первости это не кажется проблемой: ну и что, не понимаешь — не читай. Не учись, короче. И читатель пусть не учится понимать, и писатель. Есть же коробки и таблички с иероглифами.

Однако позвольте еще одно отступление. На сей раз в социопсихологию.

Профессия педагога, конечно, не настолько опасна и ответственна, как профессия медика или летчика. Однако мы забываем главное: более ответственное дело демонстрирует свои промахи быстрее — врачебная ошибка сразу же отражается на пациенте, а ошибка экипажа — на самолете; в то время как скорость отображения ошибок педагога на учениках гораздо больше —  можно годами не замечать, что система образования творит что-то не то. Но рано или поздно и все промахи в воспитании, образовании и развитии себя проявят.

То же и с искусством: дезинформируя молодых писателей в их сфере деятельности, что мы получили? Сёрлов в китайской комнате. Раскладывающих таблички, на которых, как им кажется, находятся «актуальная художественная повестка» и «высокохудожественные литературные тропы» по коробочкам с обозначениями «премия», «номинация», «публикация» и т.п. Это и есть наш современный дезориентированный писатель. У которого нет никого, кто бы объяснил: литераторское дело — это другое. Поэтому сёрл-литератор делает то же, что и все. И ценит то же, что и все. Хотя искренне хочет быть оригинальным.

Критик со своим инструментарием может поместить в китайскую комнату и писателя, и читателя. Со своим инструментарием, ориентированным на псевдодебила, не имеющего мотиваций для развития.

Например, интерпретация произведения бойко подменяет его смысл и содержание на требуемую «повестку». И делает она это тем успешней, чем выше среди аудитории процент интеллектуально пассивных индивидов, неспособных к концентрации и формированию собственного мнения.

Прием запутывания читательской и писательской массы давно себя оправдал и позволил выдвинуться в эксперты немалому числу людей, у которых ни самостоятельного, ни научного мышления нет, никогда и не было. Что нисколько не мешает им искать мифопоэтику с архетипами да центонами античного производства в произведениях графоманов-спонсоров и друзей по литературной тусовке. 

Читающие это добро «тети Маши из Конотопа» (с) должны, просто обязаны восхищаться подобными псевдокритическими спекуляциями. И снова ремарка: эпическую компоненту, прочитав энциклопедию мифов разных времён и народов, можно приписать любому графоманскому опусу, спасибо коллективному бессознательному, построенному на архетипах, общих для ВСЕГО человечества.

Псевдодебил в качестве аудитории намного удобней умного человека — он внушаем, рассеян, податлив и невежественен. Его незачем учить и развивать, достаточно внушить ему важность потребления того товара, который ты рекламируешь. Так лектор превращается в коммивояжера, вразнос торгующего идеями, как правило, уцененными. 

И неважно, кого (а вернее, что) призывает любить критик-коммивояжер. Отличительные черты психофизически нормального человека, отставшего в развитии из-за отсутствия мотивации — несамостоятельность мышления, готовность поддаться общественным настроениям, заражение аффектами толпы и прочие признаки стадности. Такой человек годами пребывает в китайской комнате без надежды разобраться, что написано на табличках, и перекладывает их, повинуясь инструкциям, написанным неизвестно кем и неизвестно для кого — но уж точно не для человеческого разума. Ну а современная критика охотно помогает запереть его там навсегда.

Художник: С. Меренков.