Из истории восприятия Достоевского в армянской действительности

Значимость роли творчества Ф. Достоевского в общей панораме мировой литературы бесспорна. Истории человечества известны имена многих национальных гениев, однако исключительны те великие деятели, которые оказали огромное воздействие на литературы разных народов, а также на всемирную философскую мысль. Одним из таких гениев является Фёдор Достоевский, творчество которого обрело мировое признание более полутора столетий назад. В этом смысле армянская действительность не могла оставаться в стороне и составлять исключение. Достоевский был одним из самых любимых авторов многих армянских писателей-классиков, а его творчество стало предметом изучения многих армянских литературоведов.
В последние десятилетия ХIХ века армянские читатели знакомились с литературным наследием Достоевского посредством периодики. Произведения русского писателя переводились на армянский язык и публиковались в литературно-общественных изданиях – «Мшак» (1872-1921, Тифлис), «Мегу Айастани» (1858-1886, Тифлис), «Масис» (Константинополь), «Аревелк» (1855-1856, Париж) и др. Отметим, что в армянской периодике публиковались не только художественные произведения русских классиков – Пушкина, Тургенева, Толстого, Достоевского – но и статьи об их жизни.
Интерес к творчеству Достоевского начал расти с 1880-х годов. Именно благодаря периодике, в частности, по инициативе редакторов различных газет и журналов Арпиара Арпиаряна (1), Левона Башаляна (2) и Аршака Чопаняна (3) начиная с 70-80-х годов ХIХ века армянский читатель получил возможность даже без знания русского языка быть осведомлённым о более или менее важных событиях русского литературного мира. И именно с 1880-х годов творчество Достоевского было воспринято с большим воодушевлен в армянских литературных кругах — от Тбилиси до Константинополя и Парижа. Арпиарян перевел с французского на армянский «Записки из Мёртвого дома».
Одним из видных популяризаторов и пропагандистов творчества Ф. Достоевского был Левон Башалян. Он является автором развёрнутой серии статей под названием «Достоевский и его творчество». 
Высокую оценку творчеству Ф. М. Достоевского мы встречаем в статьях Аршака Чопаняна. Он характеризовал русского писателя как «выразителя менталитета и нервной системы современного человека». Чопанян констатирует универсальность, общечеловеческое и мировое значение творчества Достоевского, отмечая, что он сумел выразить страдания всего человечества, изобразив не только русского человека, но и собирательный, целостный образ человека, человека вообще.
Западноармянский литературный критик Акоп Ошакан (4) именно Достоевского провозгласил «богом романа», выразившим в своём творчестве самые чёрные, самые мрачные стороны страшного мира.

В первые десятилетия ХХ века Достоевский оказал благотворное влияние на развитие армянской литературы. Об этом первым заявил Ованес Туманян во время своего выступления на лекции Валерия Брюсова – редактора антологии «Армянская поэзия с древнейших времен до наших дней» – в Тифлисе в январе 1916 года. «Мы... с любовью и благоговением склоняемся перед прекрасной литературой великого русского народа – перед литературой Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Тургенева, Чехова, Толстого, – литературой, под влиянием которой воспитывались очень и очень многие наши писатели, и интеллигенты» (5).    
Однако в литературных предпочтениях Ов. Туманяна явными приоритетами были Пушкин, Лермонтов, Шекспир, Толстой, но никак не Достоевский. Об этом дочери поэта Нвард сообщил Исаакян: «Твой отец не мог любить Достоевского, и он не любил его. Твой отец – светлый, оптимистичный поэт» (6). По убеждению Исаакяна, именно свет и оптимизм души Туманяна не позволили, чтобы Достоевский стал его любимым писателем. Однако Туманян при этом безоговорочно высоко ценил гений русского писателя. Ов. Туманян, по свидетельству дочери поэта Нвард, говорил: «Не люблю Достоевского: он сложный, тяжёлый, мрачный. Он не светлый, – тёмный и суровый. У него есть гениальные места. Очень значителен и интересен образ Идиота. Достоевский отнял у него разум, чтобы показать его наивность, простодушие, любовь и совестливость» (7). Рассуждая о бесспорном величии Достоевского, Туманян добавлял: «Творения великих необходимо читать и понимать» (8). По другому поводу поэт объяснял сущность гения Достоевского следующим образом: «В чём величие Достоевского? В том, что он в равной степени видел и показывал хорошее и плохое в людях. Посмотрите, какие стороны он вскрывает в самом высоконравственном человеке и какие хорошие стороны находит в негодяях» (9).
Примечательно отношение двух великих армян – Туманяна и Аветика Исаакяна к Достоевскому. В большинстве своём их высказывания сохранилось как в изданных, так и неопубликованных воспоминаниях дочери Ованеса Туманяна Нвард. 24 августа 1947 г. Нвард с удивлением сделала в своём дневнике следующую запись: «Я знала, что он (Исаакян – С. О.) любит Достоевского, но что он не любит Шекспира – этого я не знала». О Шекспире Исаакян сказал: «Шекспир, Шекспир… это выдуманный писатель; что он вытворяет ради платка, – искусственные события, действия... Достоевский велик, он – Шекспир наших дней» (10). Своё безоговорочное восхищение творчеством Достоевского всегда выражал Исаакян. Он назвал русского писателя «уникальным гением» (11).
В отличие от Туманяна, oн всегда отдавал предпочтение Достоевскому перед любым другим русским писателем-классиком. Как-то в 1904 г. Перч Прошян, переводивший «Юность» Толстого, восхищенно говоря о Толстом, спросил Исаакяна: «Вы любите Толстого?» Исаакян ответил: «Мне больше нравится Достоевский». Эту мысль он повторял много раз, и в одной из своих бесед попытался аргументировать свой подход. «Так, как Лев Толстой, могут писать многие, а так, как Достоевский – никто. Достоевский не только русский писатель, но и мировая величина: человеческая душа обнажена перед ним».

Другой классик армянской поэзии Ваан Терян советует исследовать человеческую душу с самых высоких позиций искусства и по критериям Достоевского. А драматург Ширванзаде видел в романах Достоевского «столько глубины и столько красоты!» (12). Именно поэтому он взялся перевести два произведения писателя: повесть «Белые ночи» и рассказ «Скверный анекдот».
1910-е годы в Тифлисе значительно возрос интерес к творчеству Достоевского. Московский литературовед Л. Козловский прочитал о жизни и творчестве писателя цикл лекций, которые проходили в самых больших и при этом полностью заполненных залах Тифлиса. В свою очередь, Кавказское общество армянских писателей также не осталось в стороне от задачи ознакомления широких масс армянской интеллигенции и любителей словесности с творчеством великого русского писателя. 1мая 1914 г. лекцию о Достоевском прочитал В. Валадян (13). По мнению докладчика, основой нравственного мировосприятия Достоевского является его этический дуализм, заключавшийся в примирении и органическом соединении эгоизма и альтруизма, в борьбе между личностью и обществом. 
Значительный прогресс достоевсковедение стало переживать в армянском литературоведении второй половины ХХ века. Одним из самых глубоких исследователей творчества Достоевского и успешных переводчиков его произведений был армянский писатель Карпис Суренян (14). Его любовь и восхищение творчеством русского писателя (15) были поистине безграничны. Думаем, не будет преувеличением сказать, что русский романист был для Суреняна культовым писателем. Большим вкладом в армянское достоевсковедение стали его исследование – эссе «Великие заботы и великое новаторство Достоевского» и монография «Тайна Достоевского».    
В своей статье «Мои “Братья Карамазовы”» Суренян отметил, что впервые ознакомился с этим романом Достоевского в английском переводе в юношеском возрасте, во время учёбы в гимназии Мелконян на Кипре. До этого он читал на армянском языке подробную биографию и другие произведения русского писателя, которые просто потрясли семнадцатилетнего юношу. Он ещё не знал русского языка, так что романы Достоевского он прочитал во французских переводах. Однако самое сильное воздействие на юного Карписа оказало чтение романа «Братья Карамазовы». Суренян напишет: «Есть книги, которые играют решающую роль в жизни человека. Вот такой книгой для меня стал великий роман Достоевского, одно из величайших творений мировой литературы. За несколько дней жизнь совершенно изменилась для меня» (16).
Суренян рассказывает, как в самые суровые дни Второй мировой войны, в 1942 году, в присутствии друга и в сопровождении 5-й симфонии Чайковского он поклялся, что переведёт «Братьев Карамазовых». По воле случая К. Суреняну посчастливилось продолжить образование в Москве, в Институте литературы им. Горького. Он специально поехал в город на Неве, чтобы почувствовать дыхание Петербурга. Там он случайно оказался на крыльце того самого дома, где были написаны «Братья Карамазовы». И в этот самый момент ему вдруг показалось, что сама судьба ему говорит: «Ты должен перевести “Братьев Карамазовых”, никуда от этого не денешься. Достоевский для тебя – трудная любовь. Это потому, что ты выстрадал его. Но ведь трудная любовь нередко оказывается вечной!» (17). И вот спустя 23 года после данной клятвы, в 1965 году, К. Суренян приступил к переводу своего самого любимого произведения во всей мировой литературе. Суренян признал: «Я переводил роман как бы для собственного удовольствия» (18). В процессе работы над переводом он обнаружил множество точек соприкосновения между мировосприятием Достоевского и философско-этическими взглядами армянского поэта X века Григора Нарекаци, автора «Книги скорбных песнопений». 

В конце 60-х годов минувшего столетия на близость и родство мировоззренческих восприятий и подходов Достоевского и Нарекаци указал также литературовед Левон Мкртчян. Именно он сделал предметом специального исследования тему родственности философско-этических и эстетических исканий и подходов Достоевского и Нарекаци. Об этом свидетельствуют его статья «Нарекаци и Достоевский». Оба писателя говорят о страданиях человека, о своих переживаниях по поводу этих страданий, о невозможности счастья для людей, о греховной сущности человека. И Нарекаци, и Достоевский имеют свои обоснования и объяснения причин порочности мира, хотя оба скептически относятся к перспективам мира и человечества. Другая мировоззренческая общность двух великих писателей, отдалённых друг от друга временным пространством в девять столетий, выстраивается на их представлениях о несправедливости жизни, о трагедии «маленького человека», порождаемой его душевной раздвоенностью. Л. Мкртчян пишет: «Нарекаци приемлет Бога, но не приемлет созданный Богом мир» (19). Вспомним, что такими же выражениями говорит о своём отношении к миру и Богу герой Достоевского – страдающий философ и раскольник Иван Карамазов: «Я не Бога не принимаю, пойми ты это, я не принимаю сотворённый им мир, не принимаю Божий мир, и не могу согласиться принять» (20). Эта формулировка Достоевского имеет своё обобщённое философское значение, и в этом общем философском смысле очень точным образом «трактуется творчество Нарекаци, его протест против действительности». В рассуждениях литературоведа как у Нарекаци, так и у Достоевского состояние внутренней двойственности и отчуждения становится причиной страшной нравственной трагедии. Романы Достоевского в большинстве своём не столько насыщены событиями и действиями, сколько описаниями человеческих переживаний, страданий, мучений, угрызений совести. Как  Иван Карамазов, так и его инквизитор думают о людях плохо. Инквизитор, исходит из того, что люди несовершенны, безвольны и порочны. По убеждению Нарекаци, человек должен жить во имя спасения своей грешной, порочной души.
И Достоевскому, и Нарекаци свойственны двойственное сознание, раздвоение личности, глубокий самоанализ. Самоанализ в произведениях Нарекаци и Достоевского становится способом, средством познания мира. В самосознании личности фокусируется философия жизни и смерти всего человечества, концентрируется извечный конфликт между добром и злом. Оба писателя – и Нарекаци, и Достоевский – пытаются найти и высветить, выражаясь словами русского романиста, «все глубины человеческой души» (21). Оба мыслителя были убеждены, что человек может переродиться только в результате самоочищения, осознания своей греховности и порочности, в результате покаяния. И всё это, считали они, невозможно без нравственных мучений и страданий.
Исследования и статьи Левона Мкртчяна о Достоевском нашли отклик в кругах русских литературных критиков. Станислав Рассадин в статье «Плюс десять веков» пишет: «Для Нарекаци душа его – модель мира… Двойственность Нарекаци – это его сложность, необходимое условие достижения гармонии истинной» (22). 
В завершение отметим, что Фёдор Достоевский является величиной мирового масштаба, и о нём ещё будут созданы многочисленные исследования в разных странах, обогащая существующую библиографию достоевсковедения. Отрадно отметить, что в этой области свой определённый вклад имеют также армянские писатели, литературоведы и критики, начиная с последних десятилетий 19-го столетия. Однако более глубокие, содержательные и фундаментальные попытки выявить, понять и передать идейную многослойность произведений Достоевского, его воздействие на армянскую литературу, были предприняты во второй половине ХХ века. На пути выявления и изучения литературных и философских отголосков творчества русского писателя в армянской литературно-критической мысли в научный оборот были введены новые обогащающие современное достоевсковедение темы, и одной из них является идейно-философская, богословская, этическая перекличка творчества Достоевского и Нарекаци, ставшая предметом изучения как в армянском, так и в русском литературоведении.

Примечания:

1. Арпиарян Арпиар (1851, Константинополь ‒ 1908, Каир), армянский писатель и публицист. Около 30 лет, начиная с 1877, выступал на страницах газеты «Мшак» со статьями о культуре и политической жизни западных армян. В 1884 основал в Константинополе армянскую газету «Аревелк», редактировал литературную газету «Масис», а с 1891 газету «Айреник», сплотив вокруг этих изданий лучших писателей своего времени. А. способствовал развитию реалистической литературы. Опубликовал сборник новелл «Картины жизни» (1885) и рассказы.

2. Башалян Левон (1868, Константинополь – 1943, Виши, Франция), армянский новеллист, журналист, редактор, публицист, литературный критик, переводчик и политик.

3. Чопанян Аршак (1872, Константинополь – 1954, Париж), армянский писатель, литературный критик, историк, филолог-арменовед, журналист, редактор-издатель журнала «Анаит».

4. Ошакан Акоп (1883, Бурса, Турция – 1948, Алеппо, Сирия) – западноармянский писатель, литературный критик, педагог.

5. Туманян Ов., Избранные произведения в трех томах, т. 3, Ереван, «Айастан», 1969, сс. 101-102.

6. Туманян Нвард, Семейный архив Туманяна, Дневниковые воспоминания об Ав. Исаакяне. Исаакян сказал эти слова дочери Туманяна 15 мая 1955 г., и она в тот же день записала их в свом дневнике.

7. Туманян Н., «Воспоминания и беседы», Ер., 1987, изд-во «Луйс», с. 209 (на арм. яз.).

8. Там же.

9. Там же, с. 215.

10. Туманян Нвард, Воспоминания, с 62 (на арм. яз.).

11. Исаакян Ав., ПСС в 14-и т., т. 11, Ер., изд-во НАН РА «Гитутюн», 2020, с. 245 (на арм. яз.).

12. Ширванзаде Ал., Собр. Соч. в 10 т., т. 10. Ер., изд-во «Айпетрат», 1962, с. 543 (на арм. яз.).

13. Сохранился протокол заседания правления Кавказского общества армянских писателей за 17 апреля 1914 г. об организации лекции о творчестве Достоевского. См. Музей литературы и искусства им. Е. Чаренца, ф. Кавказского общества армянских писателей, 43/17.

14. Суренян Карпис (1925, Афины, Греция – 2011, Ереван) – армянский писатель, философ, переводчик с русского и английского. Он, в частности, является автором высокохудожественных переводов трилогии Дж. Голсуорси «Сага о Форсайтах» и романа Ф. Достоевского «Братья Карамазовы».

15. Суренян К., «Тайна Достоевского», Ер., 2007 (на арм. яз.).

16. Суренян К., «Мои «Братья Карамазовы»», «Мастерство перевода, Сборник восьмой», М., «Сов. Пис.», 1971, с. 234.

17. Там же, с. 240.

18. Там же, с. 241.

19. Мкртчян Л., «Если бы в Вавилоне были переводчики», Ер., 1976, «Советакан грох», с. 167 (на арм. яз.).

20. Там же.

21. Достоевский Ф., Полное собр. Соч. в 30 т., т. 27, Л., 1984, с. 65.

22. Рассадин Ст., «Плюс десять веков», сб. «Мастерство перевода», Сборник восьмой, М., «Сов. Пис.», 1971, с. 66-67.

Художник: М. Ройтер.