Время

Время – ветер, и время – пламя, пожирающее все на своём пути: любовь и память, невесомую, как лебединое перышко – у глаз, у губ, на груди и на чистом листе бумаги... Пиши! Если хватит сил, пройди с Господом по краю солнечной бездны... Он тебя ещё держит за твой детский мизинец: не упади…
Не оглянись: за спиной – бездна, до краёв наполненная расплавленной болью, лавой у самых ног твоих... Мука, гудящая в проводах и в твоих венах, ночной обморок на цыпочках... Прозрачное, отмытое с песком до блеска, ясное синее небо, падающее тебе под ноги в июне на углу родного дома. Там, о, там время безжалостно: оно – кровь твоя в перекрученных жилах, яд, закипающий под сердцем, как не рождённое ещё дитя... Оно льнёт к тебе, жаждет ласки, поцелуев, милых и глупых, только вам двоим известных слов на слёзном срезе отчаянья и обезглавленных надежд...
Время таинства и покаяния, ученичества и молчания, время золотой тишины – белой салфеткой на твоих коленях, где в уголке уже написана твоя Судьба, женщина-дитя, лепесток ромашки и вздох на ладони Господа, унесённых ветром... 
Быть ли тебе королевой или оставаться маленькой девочкой-феей в белой косынке на лесной поляне?.. 
Там солнце уже окунуло свои руки по самые плечи в бескрайнее море одуванчиков... Оно взлетает слюдяной кисеёй бабочек и опадает пеплом на траву... 

Ах, дитя, которому ещё неведом ни стыд за пронзившее тебя мгновение наотмашь, павшее ниц под ноги – не наступи... Ни страх, который будет хватать тебя за горло цепкими холодными пальцами... 
Дитя, в котором боль станет прирастать шёпотом и шелестом благословенной Осени за спиной, кленовым сиропом счастья и бесконечных разлук... разрух, отнявших всё, всё и даже – всех: любовь в кедровой зыбке с 
нерождённым младенцем, вёсен – чёрными проталинами и гиблыми полыньями марта, воздухом свободы, которая была всегда на один шаг впереди всех её смертей. 
Там, над горизонтом её надежд, Господь был милостив и щедр к ней: он прижимал её белокурую детскую кудрявую голову – одуванчик невинный и чистый с горящими глазами! – знал, о, знал! – как ей ещё предстоит каменно молчать над всеми её потерями, уходящими в распахнутую настежь дверь. 
Он целовал её запястья и глаза, которым ещё лишь предстоит увидеть столь бесконечное горе, что уж лучше сейчас и здесь он её утешит в той предстоящей муке... Ах!.. 
Но ещё и Париж не плескался у её ног холодной Сеной и тёплыми вечерними огнями. Ещё она не замирала в его руках, вздрагивая от лёгких и быстрых его поцелуев, таких нежных, почти невесомых, что сердце начинало дрожать, таять льдинкой на его языке...
О, время влюблённых, поделённое на вечность и невинное желание остановить стрелки часов – всё, всё еще только будет: смех, слёзы, радость, прогулки по сумасшедшему Парижу – такой ничей, такой – уже под сердцем: ночными фиалками и их запахом на подушке... Ах!.. 
Там их тени останутся навсегда: живые и тёплые, говорящие глупости, столь незначащие этому миру, но бесконечно важные их мгновениям счастья – полной мерой... Удержи!..

О, время, идущее Создателем по воде, – щедростью, милостью своей, – одари это дитя мгновением: первым поцелуем, который станет внезапной 
Вселенной – счастьем и пропастью, горем, завесой утреннего июльского дождя, шалью, упавшей на плечи – его руками и поцелуями-бабочками…
Мгновением, с которого всё начнётся и закончится безжалостно – наотмашь и в грудь – не мой... О, не мой...
Но и это она пронесёт от одной своей двери, которую тихо прикроет детство, к другой, – без имени, и в которую все мы войдём однажды и навсегда... Не торопись!
Ах, время – парным молоком в тяжёлой глиняной кружке – пей, велели! 
Чтобы узнать наконец-то привкус стыда и позора, беспощадных «прости» и тишины – серебряным колокольчиком: выпей его залпом, одним глотком.
Не молоко, а дни прольются кровью на девственную скатерть без единой морщинки... Солоно!
Время белой пылью оседает на твоих висках и на пустом мольберте, в нотной тетради: всё ещё и уже – черновик под Его рукой, щедро дающей и так же отнимающей.
Время бесконечных поездов с чёрной повязкой на глазах, горечью уносящих в туман жалобы, жалость и покаяние... Не остановлено!
Ещё не взято полной мерой, не брошено в огонь, не затуманилось слезами не кричит и не молчит каменно, падая ночью из окна на тротуар. Ещё не сходит с витрин ливнем-радостью, дождём-радугой, еще не бьётся мотыльком о край ночной бездны, ещё у боли нет имени и платья, а слова лишь только дремлют, затихая, замирая – серебряная паутина меж намокших ветвей, – ожиданием... Так всё еще впереди сладкой мукой узнавания, отчаянья: не мой, не мой, не мой, – не мой навсегда... Боже... Случится!
Ещё лишь будет этот первый поцелуй – солнечной бездной в руках и на губах, слова, как ветер, запутавшийся в шторах, – мальчик, мальчик, мальчик...
Ещё не растоплена синева его глаз и не пролилась аквамарином, и ещё не считаются глухие удары сердца под рукой – пульса-то – нет...Воздуха – нет! Боже... А смятые простыни ещё не рассказали о времени, внезапно остановившемся и переставшем существовать. 
Только запах её духов пропитал его непослушные волосы и кожу, толкнул его в бездну и в пламя костра, сжёг ещё не написанную Книгу их Судьбы...
Опалил слова-бабочки, разноцветные игрушки: лёгкие, живые на ощупь, прозрачные, как стрекозиные крылья на свету, – тенью на плече Господа и под его ногами, пепел в пальцах времени-ветра и пламени... Песок... Песок... Песок...

О, девочка! Зачем ты здесь – слабостью своей, болью и печалью, с багрянцем Осени – милостью, милостью, милостью Осени – полновесной виноградной кистью? Золотом и янтарём, временем, бестелесным на свет: плачет уже августом и сентябрём... Вот когда можно уже памяти закладывать в соты: быть урожаю Любви и Предательства...Быть! 
Быть времени с закрытыми глазами на пороге дома и за окном, стуком сердца и в дверь – было! И – будет тебе, девочка, о... будет!
Будут раскаянье и разлука щуриться медовыми кошачьими зрачками, следить исподтишка: жива ли?.. Жива!
В этой жизни можно всё пережить, кроме собственной смерти. Даже Ему не дано умалить или утишить, прижать к сердцу своему твою жизнь: как написал, – так и живётся. 
Как всё это уже было и только ещё будет: мгновением безжалостного счастья на столе, на стульях, на полу – брошенной одеждой, жёлтыми мандаринами и цветами в обнимку с бедой!.. 
Завтра девочке уезжать в белую заснеженную тишину, в такое бесконечное одиночество, а времени в руках у Господа нет, нет, нет: нацеловаться, выплакаться, унести хотя бы в кармане солнечного зайчика, спрятавшегося под столом... Напуган...
Завтра время станет хлебом и его последним куском на тарелке, щепотью соли, которую просыплют на пол... Но эти деревянные скрипучие доски ещё помнят её горловые любовные вздохи, обмороком – её слёзы и руки, гладящие его колючие щёки... губы, наконец-то сказавшие «люблю» и шепчущие её имя в водовороте ночи... 
Всё, всё, всё... Уходи, уезжай, беги, девочка! Господь уже не держит мизинца: дитя выросло и сегодня она наконец-то посмотрит в зеркало и поймёт, что у времени нет лица...
Есть лишь бесстыдно сплетённые жесты рук и ног, ночь, накрывшая их вздохом счастья, как смерти... Навсегда – лишь у Господа...
На Земле это – всего лишь одно мгновение: ты, любимый. 
Ты.

Художник: Ольга Дарчук.