Московский Прометей

Я ничто, я только то, что я творю... 
Я ничто, я только то, что я создаю...

А.Н.Скрябин

Когда старые москвичи, помнившие ещё времена великого московского пожара 1812 года, в сердцах отсылали кого-нибудь «к чёрту на Кулички», то они имели в виду вполне определённое место на карте Москвы – т. н. «Кулишки» – сырое место, лежащее сразу за Ивановским холмом на востоке Белого города, невдалеке от нижнего течения Яузы. Место было болотистое, а на болотах, как известно, черти водятся, вот и построили там на холме над болотом святой монастырь, чтоб защититься от чертовщины. Освящён был монастырь во имя Предтечи Господня Иоанна, потому и стал называться Иоанно-Предтеченским и устроен был по случаю рождения у Великого князя Московского Василия Иоанновича наследника Иоанна – будущего Ивана Грозного. Ну а за монастырём лежали вот эти самые Кулишки. На болотистой земле жить богатым людям особенно не хотелось и там селилась голытьба, всякие странные люди (от слова странствовать), перебивавшиеся случайными работами или мелочной торговлей. Так веками складывалось в Москве очень интересное место, которое после назовут Хитровым рынком – по имени генерала Николая Захаровича Хитрово, владевшего этими землями в начале XIX века. Николай Захарович был человеком богатым и благотворителем по натуре. Он вложился в стихийный рынок, что давно уже бытовал на болотистой низине Кулишек, построил ночлежные дома для бездомных и даже организовал своего рода биржу труда для нищего народа. После, перед своей кончиной в январе 1827 года, он передал все эти заведения городу – 195 лет тому назад... Так сложился в Москве своеобразнейший район трущоб, знаменитая Хитровка, что прославил в своих произведениях Гиляровский. Сюда, на Хитровку, ходили актёры Московского общедоступного (было и такое) художественного театра напитаться бродяжьим колоритом при постановке пьесы «На дне» Максима Горького. Но, как ни удивительно, именно здесь, у «чёрта на Куличках», 6 января (по новому стилю) 1872 года появился на свет будущий гений музыки, великий московский талант – пианист и композитор Александр Николаевич Скрябин.

Мы ещё увидим, что нечто мистическое было в его характере, отразилось и в творчестве. Это стремление к экстравагантности, попытки поразить слушателей спецэффектами, связанными с использованием вспышек света и цветовыми гаммами, блуждающими по затемнённому концертному залу – в этом было что-то трансцендентальное, именно мистическое, недаром он называл лучшие свои произведения поэмами, а заветной мечтой его было создать некую мистерию, в которой объединилась бы вся гамма звуков вселенной. Это называют символизмом в музыке, но было и нечто другое, что составляет суть культуры «серебряного века» – стремление проникнуть в глубины духовного мира, открыть в мире и душе человека нечто запредельное, увидеть за явью – неявь, что, может быть, и не нужно знать человеку. Вот в этом и была та нотка таинственной запредельности, что достаточно явно звучит в творческом поиске композитора и исполнителя Скрябина.
Но с другой стороны – всякий духовный поиск в искусстве не может не иметь основу в высоких божественных началах, несущих в себе вечные законы гармонии и поиска предвечного света. Душа художника (поэта, композитора, живописца), как-бы ни увлекался он экспериментами в области трансцендентального, и не погружался в мистерию потустороннего – неизменно основывается на свободе человеческого духа, на вечных законах гармонии и красоты. Так, в борьбе двух начал, и протекало всё творчество гениального музыканта, тем более что божественное предопределение, без всякого сомнения, лежало на нём уже по дате его рождения непосредственно перед Светлым Рождеством Христовым 1872 года. А если учесть, что Господь забрал его к себе в пасхальные дни весны 1915 года, то многое становится понятным – с рождения будущий гений русской музыки был отмечен высоким Божественным призванием к музыкальному творчеству и способностью слышать горние звуки.

А откуда бы это проявилось в нём? По линии своего отца – юриста и дипломата Николая Александровича Скрябина и всех своих предков по этой (такой немузыкальной!) фамилии он не имел никого, кто был бы связан с миром музыки. Все его предки по этой линии, так же, как и братья отца, были военными, а в давние времена – солдатами русской армии, выслужившими себе дворянство. Только отец композитора не пошёл по проторенному пути, а стал учиться на юриста, и ко времени рождения первого сына он был только студентом, совсем молодым человеком 22 лет. Потому, не располагая большими средствами (а в то время русская передовая молодёжь стремилась зарабатывать себе на жизнь сама, а не сидеть на шее чиновных отцов), он снял себе и своей молоденькой жене, тоже недавней студентке Петербургской консерватории, скромную квартиру в непрестижном (уж куда хуже!) районе Москвы в доме у печально известного Хитрова рынка... Дом этот сохранился и до наших дней, это особняк конца XVIII века, принадлежавший в разное время то князьям Волконским, то дворянам Лопухиным, то другим владельцам. Там, во флигеле этого дома и родила Любовь Петровна Скрябина (в девичестве Щетинина) своего единственного сына. Говорят, ей приходилось зарабатывать себе и студенту-мужу на жизнь концертами (по отзывам современников она была уникальной пианисткой, её талант отмечали Чайковский и Рубинштейн) и буквально за пять дней до родов(!) она концертировала в Саратове. Вернулась в Москву совершенно без сил перед Рождеством и в тот же день, в полночь, родила Шуриньку – так ласково стали звать все родные, появившегося на свет мальчика. Его крестили именем Александр в храме Трёх Святителей там же, у Хитрова рынка. Крестил отец и назвал, видимо, в честь своего отца, известного военного деятеля, явно рассчитывая на помощь родителя (всё-таки понял «передовой» человек, что на студенческие случайные заработки семью не прокормить, а больную жену хватит эксплуатировать!). Любовь Петровна действительно серьёзно заболела после родов и благодаря помощи родственников уехала лечиться заграницу, на курорт в Австрию. Но лечение не помогло, и через год после рождения мальчика она умерла от чахотки – обычной тогда, как сейчас ковид, болезни горожан, живущих без солнечного света в тесных и душных каморках своих квартир...

Мальчик остался без родителей, на руках у родичей, так как успешный папаша получил престижное место в российском посольстве в Константинополе (там тепло), вскоре женился (безутешный вдовец) на богатой красавице итальянке, обзавёлся новой семьёй и детьми и благополучно забыл о своём брошенном в холодной Москве сыне. Что ж, история очень обычная, и если бы не горячая любовь родной бабушки, а особенно тёти будущего композитора, то неизвестно, что бы вышло из мальчика, который ведь ещё в утробе матери-пианистки воспринимал божественные звуки классической музыки и талант музыканта, высокий дар композитора усвоил, несомненно, от неё. Надо отметить, что сам композитор, будучи уже известным человеком, никогда не питал недобрых чувств к своему отцу, а поддерживал с ним в зрелые годы вежливую переписку, и вот что удивительно! – он и скончался в один год со своим отцом. Всё-таки генетическая предрасположенность существует, и не всегда она положительна. Вот и сам Александр Николаевич тоже довольно легко забыл свою первую жену, родившую ему детей, а увлёкся молодой студенткой консерватории, что боготворила его как гения музыки, а сам великий композитор, как и многие кумиры искусства, был неравнодушен, увы, к проявлениям обожания со стороны хорошеньких поклонниц... Но к чести его надо заметить, что он никогда в моральном плане и не считал себя образцом для подражания, он знал свою нервность, вспыльчивость, неуживчивость и склонность увлекаться и отдавал отчёт, что то, что в нём есть великого – это от его дара, от божественного озарения, а в одном из своих писем откровенно писал о себе: «Я ничто, я только то, что я творю... Я ничто, я только то, что я создаю...»

Восприявший талант от своей рано ушедшей матери, он с малолетства уже легко усвоил азы музицирования и, говорят, уже в три года что-то пытался наигрывать на фортепьяно, а в пять лет уже вовсю музицировал. Развитию таланта Шуриньки очень способствовало тёплое отношение его тёти Любови Александровны Скрябиной, что во многом заменила ему мать. Но не будем забывать, что он был из рода Скрябиных – потомственных военных, и потому приговором своего рода ему была определена военная карьера – вскоре из любящих рук своей тёти он попадает прямо в классы Второго Московского кадетского корпуса, и самые ранние фотографии будущего композитора – это фото маленького мальчика, затянутого в военный мундир с фуражкой на голове. И он закончил кадетский корпус и далее мог бы пойти в юнкерское училище и продолжить традицию своего дворянского рода, но, слава Богу, музыкальный талант его раскрылся так рано и с такой поразительной силой, что это не могли не заметить все окружающие, и Шуринька, ещё проходя службу в кадетах, уже стал получать уроки у выдающихся музыкантов своего времени – путь ему определён был один – в Московскую консерваторию. Ещё будучи кадетом и, надо думать, отрабатывая ружейные приёмы и громкий командный голос, он урывками бегал и в классы консерватории, где его заметили, ведь там ещё помнили его мать, прекрасную пианистку, и заниматься пианистическим мастерством с ним взялся выдающийся пианист Николай Сергеевич Зверев, а теорию музыки необыкновенно развитому и очень впечатлительному мальчику не отказался преподавать сам профессор консерватории известный композитор Сергей Иванович Танеев! Уж не он ли и заронил в будущем великом музыкальном экспериментаторе те начала понимания сути композиторского творчества? Больше, пожалуй, и некому было это сделать, ибо когда Скрябин уже стал студентом консерватории, то ему привелось брать уроки композиции у профессора Антона Степановича Аренского – заслуженнейшего преподавателя. И вот тут – нашла коса на камень: Аренский не понимал своего необычного ученика, а ученику явно было скучно учиться у традиционалиста в музыке, он тогда уже начал искать своё, свой неповторимый стиль и долго не мог найти, потому в начале своего творческого пути писал всё больше этюды, музыкальные картинки. Большое число таких опусов составляет всё раннее творчество Скрябина. Стиль этих опусов нервный, неровный, но яркий и неординарный – уже тогда у молодого Скрябина проявляется неизбывный интерес к поиску, к эксперименту, музыка его очень эмоциональна. Аренский не мог этого понять и отзывался неудовлетворительно о композиторских способностях студента, в результате сам Скрябин бросил класс композиции и заканчивал консерваторию только как пианист, по классу профессора Василия Ильича Сафонова. Как исполнитель он достиг выдающихся успехов. Малая золотая медаль за исполнительское искусство была его наградой при выходе из стен консерватории. А большую золотую медаль получил тогда же его однокурсник... Сергей Васильевич Рахманинов! При сравнении творчества этих двух титанов серебряного века в музыке, можно сразу понять, кто из них классик, а кто модернист. Но время примирило их – сейчас и модерн того времени – это для нас великая классика, увы, неповторимая в наше тусклое и бездарное безвременье.

Выйдя из стен консерватории в 1891 году Скрябин решает посвятить себя концертной деятельности. Тут выбирать не приходилось – надо было зарабатывать на жизнь, а играть он любил, ни на день не прерываясь в беспрестанных упражнениях на фортепьяно. Музыка преследовала его везде, он не мог просто отдыхать, холерический темперамент, что бушевал в нём, какая-то демоническая энергия не давала ему покоя. Попеременно с упражнениями в фортепьянном мастерстве он сочинял, сочинял быстро короткие яркие вещи – этюды, сонаты, прелюдии. Он сочинял и играл, играл и сочинял и, наверно, сошёл бы с ума, если бы не перетрудил правую руку, и она перестала ему служить... Катастрофа, конец карьеры пианиста! Но эта же катастрофа и спасла его, он стал более вдумчиво и глубоко относиться к своему композиторскому творчеству, у него появились первые большие и серьёзные произведения – три симфонии, составившие ему имя композитора, были написаны Скрябиным в последнее десятилетие XIX века и в начале века XX. В конце концов маэстро выучился играть на фортепьяно только левой рукой, у него есть сочинения, написанные для левой руки. С середины 90-х годов и первые издания его произведений стали появляться, сначала его издателем была известная фирма Юргенсона в Москве, потом он больше работал с нотным издательством Беляева в Санкт-Петербурге, сохранилась обширная переписка композитора и его издателя.
С 1897 года чувствительность правой руки возвращается к маэстро, и он начинает выступать с концертами в Москве, в здании Благородного собрания, и в Петербурге. Излечению болезни руки помогает поездка Скрябина в Самару, в степи, лечение кумысом. Известность ему приносят его концертные поездки по России, он совершает турне с концертами по городам Поволжья и Югу России – Крым, Одесса, Киев, Северный Кавказ... В одной из таких поездок, в Нижнем Новгороде, он знакомится со своей будущей женой, пианисткой Верой Ивановной Исакович. Они начинают выступать совместно на фортепьянных концертах. Брак этот, к сожалению, сложился неудачно, у Скрябиных родилось четыре ребёнка – три дочери и сын, но старшая дочь умерла в детстве, а потом умер и маленький сын... Между супругами начался разлад. Что было тому причиной – трудно сказать, скорей всего – бродячая жизнь музыкантов. В поисках заработка Скрябины стали выезжать с концертами за границу, концертировали в Париже, в Италии, в Германии. Кажется – какая весёлая жизнь! Но это – обычная бродячая судьба артистов, всё в поисках хлеба насущного, а слава уже отступает на второй план. Нотные издания давали не много дохода, иной раз композитор издавал свои сборники за свой счёт. Очень стала выручать Скрябина ежегодная музыкальная премия имени Глинки, которая стала присуждаться композитору практически ежегодно, начиная с 1897 года, за новые произведения. Но чтобы каждый год получать эту престижную премию и не умереть с голоду, надо было работать, корпеть над партитурами днями и ночами, потому Скрябин, проживая летними месяцами на дачах своих друзей в Подмосковье, фактически не отдыхал, выдавая до 30 опусов (так обычно именуют все произведения, неважно – симфония это, сонатина, прелюдия или маленький этюд) за дачный сезон. А жена требует внимания к себе, подрастают дети, есть обязательства перед импресарио, устраивающими концертные турне – долгов у музыканта много, и чем более он известен, тем более он обременён кучей дел. А творчество? – Скрябин оказался необыкновенным трудягой, за несколько лет на сломе веков он написал массу небольших произведений и три большие симфонии, которые сразу вывели его в ранг первых композиторов России. Его приглашают преподавать в Московской консерватории сразу по ставке профессора, а также он берётся преподавать в Екатерининском училище для благородных девиц.

Однако с 1903 года композитор оставляет все эти подработки, и как ни тяжело бывает материальное положение семьи, но он сосредотачивается на композиторском творчестве, ибо у него были задуманы и впоследствии частично осуществлены три грандиозные сочинения, через которые Скрябин вообще хотел устроить революцию в музыке – это цикл из трёх его «поэм», так композитор сам определил жанр произведений, это – «Поэма экстаза», «Поэма огня» (она же «Прометей»), и завершать этот цикл должна была грандиозная «Мистерия», где композитор хотел бы уподобиться Богу – Творцу вселенной, то есть сам создать свою вселенную и раскрыть тайны мироздания. Разумеется, обычными приёмами музицирования сделать это было невозможно. Скрябин решил совместить аккорды божественной музыки со вспышками света разных цветов, а значит – переложить звуковую партитуру на партитуру света. Подобные опыты с цветомузыкой уже проводились и до Скрябина в Англии, и потому композитор едет в Великобританию к профессору Майерсу в Кембридж изучать вопросы влияния цветомузыки и вспышек света на психику человека. Но это была уже весна 1914 года, а наиболее плодотворные в творческом отношении годы жизни композитора – это 1905–1912 годы, то есть время создания двух наиболее значимых произведений – «Поэмы экстаза» и «Прометея». 

Положа руку на сердце – мне не нравится «Поэма экстаза!.. Это симфония, написанная в годы первой русской революции. То было время, когда Россию захлестнула первая волна смуты. А перед этим была несчастливая для русского оружия война с японцами в Маньчжурии, принёсшая огромные жертвы и вызвавшая взрыв возмущения русского общества против бездарных действий царского правительства. Привычный мир старой дворянской России с её чеховскими вишнёвыми садами в имениях и патриархальными порядками стал рушиться на глазах современников, в обществе нарастали процессы разочарования и неадекватных поисков чего-то нового, тоски по некоему новому миру, который создался бы из хаоса рухнувшего старого. Везде чудились зловещие символы и мистические предзнаменования. Это очень ясно видно в поэзии тогдашних символистов – вспомните ранние стихи Блока, прозу Брюсова, картины Врубеля... Словно некие демонические лики проявились из небытия. В музыке эту линию наиболее ярко выразил именно Скрябин. Он действительно стал новатором в симфонизме, уйдя от гармонии прежней классики, – и не всегда этот поиск был до конца плодотворен. «Поэма экстаза» – это первая крупная попытка композитора на новом и опасном пути. Попытка, во-многом, несовершенная. Когда раздаются первые визжащие дисгармонические звуки этой симфонии... я долго не могу это слушать даже в исполнении оркестра под управлением самого Гергиева!.. Также и многие знатоки музыки не могли и тогда, в те скрябинские времена, без содрогания и возмущения принимать этот творческий поиск. Но – всё оправдано оказалось у смелого модерниста. Не было бы «Поэмы экстаза», возможно – не было бы и «Поэмы огня» как продолжения этого цикла, но на более высоком и совершенном витке. То есть не было бы скрябиновского «Прометея», а не было бы «Прометея» – этой совершенно гениальной симфонии, после создания которой Скрябин действительно заслужил звание великого русского и мирового композитора, – то, возможно, мы сейчас бы помнили Александра Николаевича как выдающегося (несомненно!), но одного из многих талантов серебряного века в истории русской музыки. «Прометей» выделил его особо и поставил над многими на совершенно особый провидческий уровень. И дело тут не только и не столько в этой знаменитой скрябинской цветомузыке, а, как мне кажется, в нахождении какой-то внутренней мелодии, рокового и всё подчиняющего себе мотива в грозных аккордах этого произведения. Прометей... борьба человека с Богом? Многие так и воспринимают этот образ, сравнивая мифического героя даже с Люцифером, который тоже ведь восстал против горних сил и был низвержен Богом с небес в преисподнюю. Не таков ли и Прометей? – нет, говорю это с внутренним убеждением. Прометей восстал, как мы помним, но не против высшего Бога, а против Зевса – демона, как принято в христианстве понимать всех языческих богов, против идола восстал Прометей, борясь за свободу человеческого разума, он заронил огонь в человеческую душу, тот огонь, что поможет человеку соединиться с высшим Духом и постичь тайны мира. Таков смысл великого произведения Александра Николаевича Скрябина. Когда в тёмном зале гремят мощные аккорды этой неземной музыки, мы видим при вспышках света, сопряжённых с музыкальной стихией, как рушится мир хаоса и рождается удивительная и грозная гармония борьбы и творчества. Я не знаю, как иначе описать впечатление от этого произведения, лучше вам, дорогой читатель, сходить в концертный зал или посмотреть и послушать эту симфонию в записи.
Создав «Прометея» («Поэму огня»), Скрябин словно превзошёл свои человеческие силы. А был ведь он в жизни обыкновенный человек, как и все мы. Мог увлекаться и совершать ошибки, как и все мы. Вот он увлёкся молодой девушкой, студенткой консерватории (когда он сам преподавал там) Татьяной Шлёцер, дочерью одного из профессоров консерватории, и... забыл свою семью и жену, уж очень польстило ему обожание молоденькой фанатки, которая боготворила своего кумира. Долго тянулось выяснение отношений композитора со своей первой супругой, до конца жизни она не смогла простить его и отказывалась дать ему развод... А он уже жил со своей второй женой, которая тоже ведь родила ему двоих дочерей и сына... но за грехи родителей слепая судьба наказывает детей – сын Скрябина Юлиан от второго брака умирает в детские годы, как и его первый сын Лев от первого брака... Грозный перст судьбы уже занесён над великим композитором – и это в то время, когда он добивается, наконец, всемирной славы и признания. Концерты с его музыкой идут в лучших залах мира – и в России, и в Европе, и в Америке. «Поэма огня» подняла его на высшую ступень мирового признания. Она и сожгла его. Когда композитор замахнулся на ещё более грандиозное музыкальное произведение – на некую «Мистерию мира», где взял смелость раскрыть эмоционально все тайны Бога и мироздания, и уже написал вступление к тому произведению – тут ему был положен предел, но не людьми, а высшими силами.

В 43 года, в расцвете своих творческих лет Александр Николаевич Скрябин умирает в своей квартире в Николопесковском переулке в Москве (это близ Арбата), где он жил со своей второй семьёй, от пустячного прыща на губе, который он расковырял нечаянно, а прыщ оказался злокачественным... Ему сделали операцию... ничего не помогло, он сгорел за неделю. То были пасхальные дни апреля 1915 года. Уже вовсю на полях России и Европы бушевала мировая война, гибли тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч людей, казалось, что все грозные симфонии огня из мира музыки превратились в реальное, сжигающее всё человечество пламя... Александр Скрябин до последних недель своей жизни, перед скоротечной болезнью, выступал с концертами, а большую часть сборов перечислял Красному Кресту – в пользу раненых на полях великой войны. Перед самым концом он успел написать письмо на имя императора – с просьбой даровать его детям от второго (непризнанного по закону) брака право носить его фамилию, то есть быть его наследниками... он был добрый человек, а его слабости простил ему Господь.
Говорят, когда отпевали великого русского композитора в храме Святого Николая Чудотворца на Песках, то звучала пасхальная музыка, дни-то стояли праздничные. И во время похорон 29 апреля тоже звучали пасхальные песнопения. «Христос воскресе из мёртвых, смертию смерть поправ...» Так московский Прометей соединился с Богом, чтобы воскреснуть в ином мире – в мире великой гармонии, беззаветным служителем которой он всегда был.