Русский Мольер. К 400-летию

…Булгаков мечтал у памятника Мольеру в Париже произнести: «Здравствуйте, господин Мольер! Я о вас книгу написал…»
Не довелось.
Последнее, за что возьмётся носитель большого литературного дара, – это биография; случай Булгакова уникален…
Уникален, как сам Мольер, умерший на сцене, обедавший с королём, породивший, помимо неветшающих пьес, много легенд о собственной жизни, жизнью.
Одноактная комедия «Смешные жеманницы», открывающая парижские период творчества Мольера, оригинальна и смешна, и резкий, почти фехтовальный выпад, сделанный драматургом против салонного мировосприятия – с его вычурностью речи, манерностью и манерничаньем, – незатухающе свеж, ибо и ныне подобные слои общества отличаются тем же – при другом историческом антураже.
…Фарс, воспроизводящий все особенности этого жанра, фарс, кипящий, бурлескный, блестящий, социально значимый не меньше, чем литературно.
«Школа мужей» и параллельно идущая «Школа жён»: тут метафизический лабиринт, которым шёл французский гений, делает резкий поворот – от фарса к социально-психологической комедии воспитания.
Сатира остра, нападки со стороны врагов многочисленны: носители пороков не любят яркого освещения.
Сатира ранит – она же является мазью, наносимой на раны и расчёсы общества.
Такая двойственность логична, ибо само бытие отличается амбивалентностью.
Сколь уверен Тартюф в правомерности своего поведения?
…Суеверное преклонение перед «правилами» Аристотеля высмеяно Мольером жёстко; новые удары врагов драматург парирует «Версальским экспромтом».
Из интеллектуально-словесных баталий, вызванных «Школой жён», Мольер выходит победителем, упрочившим свою славу.
Жанр комедии-балета был разработан Мольером с учётом пристрастия придворных именно к балету – наилюбимейшему развлечению.
…Фарс быта, бытовой фарс, разнообразие типажей, утончённость юмора…

Как блистал русский вариант «Мещанина во дворянстве»! В. Этуш, вспоминающийся сразу, словно создал эталонный образ.
Сколько этого было в девяностые, разносившие советскую Россию – рьяно, грязно, нелепо! Сколько подобных Журденов мелькало на экранах: косноязыкие, ничего толком, кроме хапка, не знающие и не умеющие, учившие других жить…
Журден сходит со сцены, отправляясь в реальность, за которой – вечное будущее; хотя в нашем варианте что-то уж слишком технологичным стало оно – до чудовищности.
Самое большое будущее – у денег и технологий, этих братских сторон стяжательства.
Возможно, «Мещанин во дворянстве» – самая популярная из пьес Мольера в России, хотя феномен нувориша, жаждущего получить иной социальный статус, сильно окрашен в тона всеобщности; именно вариант Журдена очень похож на множество персонажей, мелькавших в российской истории.
…Мольер сотрудничает с Корнелем, хотя и кажутся они противоположными; но, сотрудничая, создают они «Психею».
Вершина ли «Тартюф»?
Их много, конечно, у Мольера, хватавшего пороки человеческие за скользкие хвосты, дабы вытянуть их на ярко освещенное пространство.
…Жаль – хвосты отрываются и пороки остаются пороками.
Сочный плод Тартюфа шлёпается в вечность, переворачиваясь и разбрызгивая вокруг себя гнильё ханжества, лицемерия, разврата, предательства, доносительства, клеветы…
Мольер не любил духовенство – было за что…
Однако именно мудрый монах разрубает узел интриги, подводя, таким образом, к вполне счастливому финалу…
…Сколько пустых святош вокруг!
Сколько Тартюфов продолжают подлую свою работу…

«Дон Жуан, или Каменный пир» обрушивается на феодальное дворянство, и бродячая испанская легенда о невыносимо обаятельном соблазнителе приобретает под пером Мольера оригинальные тона и оттенки.
Беспринципность, лицемерие, наглость, цинизм, отрицание всех устоев – тугая гроздь, вызревшая с языковым великолепием, отправлена в грядущее, и, каковым бы оно ни было, мера всех этих прелестных качеств не становится меньшей.
Логичен «Мизантроп» – он вырастает из трагической почвы, храня дух трагедии, как тяжёлую ценность.
Диалог здесь преобладает над внешним действием, и ничего от фарса, столь любимого драматургом, не проступает сквозь словесную ткань пьесы.
Альцест протягивает руку Чацкому; но… сколько не произноси монологов, изменений не воспоследует, что не относится к понятию «шедевр», конечно.
Шедевров Мольер оставил много: блестящих, кипящих, с гирляндами персонажей, с точно рассчитанным механизмом действия, с солнцем духа, пронизывающим такое сложное творчество, такое великое наследие.
Глубокого и серьёзного «Мизантропа» зритель, вечно жаждущий развлечений, встретил холодно.
Спасая пьесу, Мольер присоединяет к ней блестящий фарс «Лекарь поневоле», разрабатывая столь близкую ему тему лекарского шарлатанства – и вновь получает шум успеха.
…Вечные образы кочуют по мирам: «Кубышка» Плавта превращается в «Скупого» (на дальнем плане русского Мольера просматривается скукоженный Плюшкин).
…Смертельно больной Мольер пишет одну из самых своих весёлых и жизнерадостных пьес – «Мнимый больной».
Арган, исполняемый Мольером, чувствует себя дурно: пьеса прервана, Мольера переносят домой, через несколько часов он умирает.
Он умирает, оставляя человечеству огромное пространство своих пьес: лучащихся и текущих желчью, истовых и искренних, бурлескных и шампанских, бесконечных и отменяющих понятие времён…

…Влияние Мольера на мировой театр было чрезвычайно велико: именно его творчество – его сумма сумм – послужило стимулом для создания национальной комедии в ряде стран: в Англии в эпоху Реставрации возникают великолепно заражённые духом Мольера У. Уичерли и У. Конгрив, а в дальнейшем Г. Филдинг и Р. Шеридан; германские авторы много берут у него; и, кажется, переливающийся искромётностью К. Гольдони просто невозможен был бы без фейерверка Мольера.
По преданию, царевна Софья Алексеевна, сестра Петра I, разыгрывает в своём тереме «Лекаря поневоле». Всякое предание базируется на отголосках правды, очевидно одно – Мольер был известен в России с конца 17 века.
Дворцовые подмостки поделились с первым казённым публичным театром в Петербурге, возглавляемым А. Сумароковым, подражавшим в драматургическом аспекте своего творчества легендарному французу.
Школу Мольера проходят и наиболее самобытные русские комедиографы: Д. Фонвизин, И. Капнист, даже дедушка Крылов не стеснялся в заимствовании у него идей, героев, сюжетных поворотов.
Сейчас мало известно, но Гоголь перевёл на русский один из мольеровских фарсов; и в реалистическом бурлеске «Ревизора» вполне можно рассмотреть блики классических текстов француза.
И не является ли Чацкий вариантом «Мизантропа» – абсолютно самостоятельным, однако прошедшим сквозь галереи и анфилады ощущений, испытанных Грибоедовым от чтения пьес Мольера?
…Итак, свершив предначертанное, исполнив миссию, Мольер умирает, он умирает в вечность, оставляя бессчётным грядущим поколениям образцовый театр, исполненный высоты, света, мрачности – всей смеси, которую представляет собой человек, социум, сама Вселенная, в конце концов.