«Режьте, братцы, режьте!»: к 190-летию Марка Твена
«Режьте, братцы, режьте!»: к 190-летию Марка Твена
Он ходит по Одессе, и многое здесь — и плетение улиц, и зданья, — напоминает ему городки США. Он ещё — не Марк Твен, но вполне преуспевающий журналист-репортёр — Сэмюэль Клеменс: а плавание это — из США в Россию, произошедшее в 1967 году, — весьма дорогостоящее мероприятие, не потянул бы, — но: ловко сумел убедить редакцию популярной газеты, что лучше его никто не напишет, и вот — гонит очерки.
Разрушенный Севастополь: отзвучала война. Кропотливая муравьиность восстановления жизни...
Кружево камня — от многих домов, руины словно вопиют о недопустимости человекоубийства, но человеки не слышат… Добрые флюиды, исходящие от книг Марка Твена, улучшали ауру человечества. Где-то зреет «Принц и нищий» — закрученно-лёгкое повествование о двух почти одинаковых мальчишках, один из которых соскользнул вниз, другой — поднялся на немыслимые высоты, и, сперва не зная, что на них делать, освоился, только вот государственную печать использовал для колки орехов…
Марк Твен — среди других американцев — удостоился аудиенции Александра II, редкие гости! — и самодержец лично показывает им великолепные сады, поражая простотой манер и обыденностью одежд. Многое нравится американцам: Твен пишет и пишет свои очерки: договор есть договор.
Упоительно ироничный рассказ — «Режьте, братцы, режьте»: автор, натыкающийся на спец-стишок для кондукторов с припевом «Режьте, братцы, режьте», — буквально сходит с ума: как заезженная пластинка вращается в голове оный припев, доводя до исступления.
Ирония? Конечно, — но сквозь неё просвечивает своеобразный анализ человеческого мозгового аппарата, цепляющего всякую муру, чтобы потом вращалась в голове, изводя, отвлекая от нужного. Главное, конечно, всему миру известное (ну, пусть не всему, пускай половине) — приключения Тома и Гека…
Какой мальчишка не мечтал в своё время стать Томом? Даже лучше Геком — романтический пария, оборвыш, свободный, как трава растёт, вечно с интересными штуками: то дохлая кошка, то ещё что-нибудь. И спит, где хочет, и в грязи может изваляться от души.
Страшные, — полыхают чёрно-красными оттенками, — события разыгрываются на кладбище; мальчишеские судьбы сплетаются с судьбами матёрых преступников, а то, как мальчишки разбогатели — ах! блеск золотых монет! мера американской мечты! — вообще фантастика. Но разбогатели ж.
Том Сойер и Гек Финн
Язык «Приключений Гекльберри Финна» густ и плотен, народен, вся американская литература последующая, как русская из «Шинели», вышла оттуда… Плот, сплавляющийся по Миссисипи, известной Твену каждым поворотом, всякой отмелью, несёт на твёрдой спине Финна и Джима, беглого раба; присоединившиеся к путешествию ловкие проходимцы с гордыми кличками — Герцог и Король — продадут, подлецы, Джима в рабство; но ребята освободят его, освободят.
Ах, эти сорвиголовы!
Сколько жизни и задора!
Пенятся книги Твена, завораживают, как сотню лет назад, больше! вовлекая в себя, увлекая приключениями, путаницей их, плетением.
Зло у Твена не может победить.
Он сам был — задорным оптимистом, перо его летало, творя чудеса.
Глобально разворачивается книга «Жизнь на Миссисипи», две части её легки и монументально одновременно. Можно, читая, вместе с Твеном оказаться в бездне пароходных работ: Твен лоцман, пароход плывёт, блещут, переливаясь многоцветно, воды, и не Твен никакой пока, хотя псевдоним выберет отсюда — из русла речной работы.
Во второй части — уже знаменитый Твен совершает поездку по маршрутам своей юности, когда зрели его книги, зрели, набирались сил, ещё неявленные миру. А вот — Твен и Тесла, два представителя таких разных миров, поднявшийся в каждом на предельную высоту. Они дружили. Вероятно, Тесла рассказывал о своих экспериментах, Твен же, поражаясь, повествовал о будущих книгах.
Твен не был в восторге от общества, в котором жил; «Тяжёлые времена», производя исследованье предложенного окрест, жалят данность, где — классовое неравенство бьёт в бубен неравнодушного сердца. Где вымышленный город Кокстаун, став символом индустриальной революции, показывает, насколько она иссушает души. Где — образование и воспитание оставляют желать лучшего.
А ведь начиналось всё — с рассказика о необыкновенной лягушке: «Знаменитая скачущая лягушка из Калавераса»; весёлый рассказ о чудаке, долго тренировавшем свою лягушку, чтоб в воздухе переворачивалась, всякие финты выделывала; а потом, заключая пари, выигрывал всегда, чуть обогащаясь. Весёлый рассказ, добрый, чуть грустный, — замеченный всей читающей Америкой: так появился Твен. Так стал известен.
«Простаки за границей» вырастут из писем, которые писал, совершая долгое путешествие, — в Россию в том числе. Где его книги так любили! Книги, облучающие солнечной иронией, вмещающие целые миры в свои устройства, книги, избежавшие скучного ветшания, скверных летейских вод.
Отрывок из советского телефильма «Принц и нищий»-1972:
На фото обложки: Твен в лаборатории Теслы в 1894 году
