Вести с Нацбеста: Король ненужных местоимений, или Выволочка номинатору
Вести с Нацбеста: Король ненужных местоимений, или Выволочка номинатору
Олег Ивик, Трещина: роман. — М.: Время, 2021. — 308 с. — (Самое время).
Ну вот, слава богу, — приключенческая тема. Моя любимая — морская. Горная. Путешественническая. Вспомнились героические фильмы «Высота», «Красная палатка», «Закон Антарктиды».
Начинается быстро, с разбегу-размаху. Без лишних экивоков. Всё чётко-слаженно.
Автор (писательский дуэт, не суть) отменно разбирается в материале. Читать интересно. Взгляд касается профессиональных примочек, не доступных чайникам типа меня. Не ведающим туристско-спортивных мифов — как и терминов.
Автостоп. Подозрительные попутчики. Роуд-муви с «хорошим-злым» челом за рулём. Недурственно-плотная завязка. Но что я вижу, блин…
Тут даже не к автору претензия — к издательству, вероятно, больше.
Практически в каждом предложении — «я», «мне», «меня» — со всевозможным спряжением. Где-то по два, и по три раза на предложение.
Эй, ребята изд-ва «Время»! — хочется крикнуть. — Почему столь бессовестно не «добили» отличный, в общем-то, зачин?! Получается, вы целиком и полностью вычеркнули Ивика из списка претендентов.
Ну, смотрите для примера (выделяю жирным местоимения, местоименные прилагательные & существительные):
«Проснулся я не сам — меня разбудила корова. Если бы не это вредное рогатое существо, я бы, может, ещё долго смотрел свой дивный сон и радовался находке, чем бы она ни была. Но я услышал мычание над самым ухом и, открыв глаза, увидел, что корова стоит возле моего рюкзака и жует клапан. А её подруги сгрудились вокруг и, возможно, собираются к ней присоединиться. Я вскочил как ужаленный, выхватил из-под каремата ледоруб и стал размахивать им и орать. Ледоруб я ещё с ночи положил так, чтобы он был под рукой, — всякое ведь бывает. Коровы ледоруба не испугались, но связываться не стали и вяло пошли прочь, истоптав край моего каремата». — Все сто с лишним страниц.
Мало того, когда автор повествует о себе — он бесконечно «якает». Когда о ком-то другом — бесконечно «он-кает» (КАПСЛОКОМ выделил случайно выбранные лексич. повторы, их тоже много в общей массе):
«Он странно обращался с воспоминаниями. Он жил здесь и сейчас, одним сегодняшним днём (или одной сегодняшней ночью), но свои лучшие воспоминания хранил. Случайное, мелкое, скучное не задерживалось в его памяти. Наверное, он, КАК и все люди, оформлял КАКИЕ-то документы, ХОДИЛ в поликлинику и в Сбербанк, оплачивал коммуналку, мыл посуду, с кем-то ссорился и мирился… Но у большинства людей жизнь из этого и состоит, и они с удовольствием рассказывают, КАК они ХОДИЛИ к врачу и КАК им нахамили в домоуправлении… Ложась спать, они вспоминают эти жалкие события дня, и им снятся плохие сны… Женька попросту не помнил о таких вещах, они ПРОХОДИЛИ мимо него. Зато он хранил в памяти картины лучших виденных им ВОСХОДОВ и закатов — за многие годы — и рассказывал о них так, КАК люди рассказывают о театральных спектаклях. Он с восторгом описывал куст вьющихся роз, встреченный им в Евпатории пятнадцать лет тому назад… Этот куст был для него так же значим, КАК коралловые рифы и затонувшие корабли, на которые он нырял с аквалангом в Красном море. Он воспринимал жизнь КАК непрерывную череду приключений в великолепных декорациях. Он ценил свои лучшие воспоминания, и для него прошлое состояло именно из них».— Все сто с лишним страниц.
То же творится, кстати, с дуплетами имён.
«Группа растянулась по тропе. Женьке очень хотелось первому УВИДЕТЬ ЦВЕТОК, он протолкался вперед и спешил, чтобы его не обогнали. Маша почти бежала, держа его за руку.
— Женька, — зашептала она, — я так хочу найти ЦВЕТОК! Яйцо не я нашла, и обе стрелы у меня мимо пролетели. Я совсем бесполезная…
— Ты очень полезная, — возразил Женька, — если бы не ты, я бы в Горыныча не попал.
— Почему?
— Потому! Потому что я так сказал.
Маша притихла и еще крепче сжала Женькину руку. И вдруг Женька боковым зрением УВИДЕЛ справа от тропы, в кустах, какой-то СВЕТ. Он замер и стал вглядываться. Кусты загораживали обзор, ветер шевелил листья, пятна лунного СВЕТА играли в подлеске, и всё-таки в глубине леса угадывалось красноватое сияние… Или не угадывалось?
Маша запрыгала от нетерпения.
— Женька, ты что-то ВИДИШЬ?
— Ничего я не ВИЖУ, — буркнул Женька, — темно совсем. Может, ты УВИДИШЬ. Пойди глянь за теми кустами.
Маша полезла в заросли и довольно долго там шуршала. А потом из темноты раздался восторженный вопль:
— ЦВЕТОК! ЦВЕТОК папоротника! Я его нашла!
Сердцевинка ЦВЕТКА СВЕТИЛАСЬ ярким жёлтым СВЕТОМ, озарявшим алые лепестки. Красноватые блики играли на листьях. Маша стояла перед ЦВЕТКОМ на коленях, сжимая его стебель дрожащими пальцами».
[Меж тем контрастность, художественность собственно языка, его лингвостроения, — достаточно качественны. …Если б не владычество тавтологий в королевстве местоимений.]
Специально даю крупные куски текста. То уже не для жюри, — т.к. понятно: с подобной редакторско-корректорской «правкой» в кавычках претендент никуда не пролезет не пройдёт.
А — чисто для автора. На будущее. Дабы взял на карандаш. Попридержал в дальнейшем «местоименный» раж. (В рифму получилось.)
Ну, или пусть обратится (вместе с номинатором) за консультацией к вашему покорному слуге. Научу безжалостно вычёркивать лишнее из текста! Учитывая, что (кроме прилаг.-сущ.) не стал маркировать глобальное засилье местоименных наречий. Мы ж не в третьем классе, в конце концов.
Корректор тоже, бесспорно, ни при чём. Пришлось бы «перепастерначивать» фактически весь фолиант заново.
Но, повторюсь, выкладывая книгу на всероссийскую(!) премию, — сей «местоименный звездопад» заслуживал по крайней мере внимания литагента. Или номинатора: «Куда смотрел? Чем думал, брат?» — Не на провинциальный конкурс путешественников-скалолазов подаём. Вот ведь в чём дело, уважаемые коллеги…
В финале ещё один рандомно взятый кусок. Для убедительности:
«Когда они испытывают потребность в ДРУЖБЕ (а эта потребность у людей такого рода развита весьма сильно), они едут в горы и там исправно стонут и держат купленную в дорогом магазине туристического оборудования ВЕРЁВКУ — держат все две недели своего честно заработанного и хорошо оплаченного трудового отпуска. А потом они эту ВЕРЁВКУ куда-то девают — до следующего лета — и возвращаются домой, в свою дорогую, столь же честно заработанную квартиру, где на элегантной стене висят гитара и фотографии Эльбруса. Иногда они снимают гитару со стены и поют песни о настоящей ДРУЖБЕ и о тех, кто остался в горах (может быть, на конце той самой ВЕРЁВКИ, которую теперь некому держать?). Меня они тоже звали в горы — наверное, там наша ДРУЖБА должна была окончательно укрепиться, — а я не поехала и разочаровала своих ДРУЗЕЙ. Они решили, что я не готова держать ВЕРЁВКУ, и, вернувшись с гор, не стали мне больше звонить (и не позвонили по сей день). Впрочем, тогда мне было не до звонков. Стоял знаменитый кризис 2008 года, я потеряла работу и проводила дни, пытаясь найти хоть какие-нибудь средства к существованию».
Итого…
Неплохая задумка о публикации дневников погибшего альпиниста, с вкраплениями стихов и всяческих историй-инсинуаций о непростой завлекательной жизни, разбилась о вопиющую редакторскую некомпетентность и… Непосредственно об автора, разумеется: бэмц-ц-ц! — носом в гранитный отвес.
Надо полагать, Конкурс должен пройти и через «граммар-наци»-перипетии, так сказать. Хотя и странно…
Что говорит о том, — мол, на предварительных этапах одобрения рукописи: — последняя элементарно не была… Толком прочитана. А жаль.
На фото обложки: Олег Ивик — Ольга Колобова