Вести с Нацбеста: Идеальное погребение. Родиться, чтобы умереть

Саша Филипенко. Кремулятор. Рукопись, 2022 г.

«Война алогична, а это уже кое-что, чтобы начать её понимать». Из книги

…вдруг вздрогнул. Вспомнив, мол, пришёл к Богу почти что так же, как завербованный ОГПУ герой Саши Филипенко. Тоже случайно попав в смертельную ловушку.

Чудом спасшись. И далее — также во многом соглашаясь с автором на протяжении всей книги: с увертюры повествования до коды. Но не суть… 

Перед нами документально-художественная компиляция жизни реального человека. Первого директора Московского крематория П. И. Нестеренко. Его тюремных мытарств. 
Центральное действие — начало Великой Отечественно войны. Вплоть до дня гибели гл. героя — в августе 1942-го. 
Рассказ выполнен в виде некоего условного письма (или нескольких корреспонденций, или просто мысленных аллюзий) к любимой женщине. На основе изъятых личных дневников протагониста. 
В тексте не указаны источники дневников-мемуаров (идут по диагонали курсивом). Т.ч. можно предположить, дескать, всё от начала до конца — неплохая выдумка сочинителя. За исключением реальных, повторимся, персоналий книги.
Читатель лицезрит пред собой вереницу хорошо знакомых исторических лиц. Кратких о них упоминаний, заметок, ремарок. 

• Зиновьев-Каменев;
• Керенский;
• «Легендарный» в кавычках палач Василий Блохин;
• Академик Вавилов;
• Кремированный героем Маяковский;
• Военачальник Тухачевский; 
• Командармы Уборевич, Якир и Корка, мн. др.;
• Командиры корпусов Фельдман, Эйдеман, Примаков; 
• Сожжённый в комплекте с двумя первыми жёнами и братом маршал Блюхер. Подписавший смертный приговор вышеперечисленным «всесильным» кадрам.

Все эти люди, — и много сотен других несчастных, — прошли через «Чистилище» нашего героя: «Мной была кремирована целая страна», — резюмирует он. 

Как в чёрно-белом кино проплывает насыщенная событиями биография Нестеренко — в ракурсе допроса в московской внутренней тюрьме НКГБ. Потом саратовском изоляторе, последнем его прибежище.
Тема великолепная, свежая. Дыхание текста — лёгкое, несмотря на тяжесть картин, эпизодов, мизансцен… Вплоть до подлинно ужасных. 
В суровую вязь воспоминаний вшиты философские рассуждения о судьбах мира, Родины. Приверженностях тем либо иным идеалам. И увы, — ни от чего, ни от каких идеалов-мечтаний не зависящих приказах «верховных». Решающих человеческие судьбы на раз — щёлк! — в пользу единственно Его: окаменевшего изваяния жуткого усача. 

С первых страниц автор перескакивает с одной стилистику на другую. 
Тут тебе и высокий слог. Научно-исторический. Тут — остросюжетные, музыкальные вкрапления. И — приблатнённо-бытовые. Интеллектуальный юмор.  Где хитрые мифологемы соседствуют с грубоватыми аляповатостями. Жаргонизмами. 
Что кажется вроде как неоправданно — чуть спутано, неосмысленно. 
Но может, герой действительно был таким неоднозначным человеком? Дворянская «белая» кровь повлияла? Офицерство-сектантство-эмигрантство-приспособленчество?
Вскоре понимаешь, что именно поэтому текст воспринимается с интересом, не сухо. Ведь подобный документально-исторический, к тому же архивный материал очертить беллетристическим языком довольно сложно.

Вывод по прочтении делается в виде любопытнейшей коллизии

Энкавэдэшник допрашивает подследственного, — заученно-уверенно. Чётко помогая советской власти избавиться от проклятого иностранного шпиона. (Что он и должен доказать — высосать злодейскую фактуру из пальца несуществующих улик.) 
В то время как в бытность свою «при делах» обвиняемый точно так же помогал социалистической законности избавляться от врагов народа, их попутчиков-леваков, и не только, — сжигая безвозвратно. Не оставляя следов. Причём для потомков — тоже. 

В финале дам занятный лагерный, и не только, вокабуляр, почерпнутый из романа:

• Шуфлядка — выдвижной ящик стола;
• Кимбий — лодка мифического Харона;
• Тефра — вулканический пепел; 
• Штундисты — из разряда русских христианских движений;
• Айк — икона;
• Балабас — сахар;
• Вара — контрабанда;
• Гамза — деньги;
• Декча — голова;
• Енгин — опасность;
• Журня — морг;
• Кремулятор — такая железная штуковина. Перемалывающая остатки несгоревших в печи костей (невинно) убиенных.

Вдруг сгодится когда. Не дай-то Бог.

NB