Ленский расстрел: «свобода и демократия» для трудящихся от дореволюционных либералов в действии

17 апреля 1912 года армейскими подразделениями и полицией была расстреляна мирная демонстрация рабочих Ленских золотых приисков. Погибло несколько сот человек – лишь бы ничто не мешало сверхприбыли российского и иностранного капитала, рвавшегося к политической власти в стране. 

Это событие до сих пор не удаётся замалчивать даже самым либерально-ангажированным и западным СМИ. Слишком уж оно выходило за рамки бережно лелеемого буржуазной пропагандой мифа о свободе, равенстве, братстве для всех, а не для избранной кучки толстосумов, в интересах которых и проводились все буржуазные революции в мире.
Правда, либеральные историки, как правило, обязательно сообщают о том, что, дескать, просто-таки не понимают, чего эти рабочие-золотодобытчики возмущались? И зарплата у них была вдвое выше, чем у рабочих Москвы и Петербурга, и подъёмные, по тогдашним российским меркам, просто запредельные. Хотя, на деле, они не превышали стоимость скромного обеда в ресторане средней руки для уважающего себя купчика или дворянина.

На самом деле польстившимся на «двойные выплаты» и поехавшим в сибирскую глушь рабочим очень скоро становился понятен смысл пословицы «бесплатный сыр бывает только в мышеловке». Принося своим хозяевам (толстосумам из России и Англии) баснословные барыши, рядовые золотодобытчики были вынуждены ютиться в многоместных бараках, да и тех не хватало, многим приходилось снимать недешёвое жильё за свой счёт. 
Необходимые товары и продукты можно было купить только в лавках компании, причём значительная часть жалованья выдавалась талонами, которые только здесь и можно было отоварить. Кстати, вопреки даже тогдашнему российскому законодательству, да кто же его собирался выполнять так далеко от Петербурга! Тем более что среди бенефициаров золотодобывающей компании находилась вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Вот и получалось, как в известной поговорке: «закон – тайга, прокурор – медведь».
Товары по талонам отпускались по завышенным ценам – талоны больше нигде нельзя было отоварить, конкуренции не было. Номинал этих бумажек был, как правило, очень крупным, сдачи же на них не выдавалось, надо было брать даже ненужные вещи и продукты, лишь бы не дарить гешефтмахерам кровно заработанные рубли.

Именно «кровно» – серьёзный производственный травматизм на шахтах доходил до 700 случаев в год на каждую тысячу рабочих! Иными словами, 70% занятых рисковали в течении года если не погибнуть, то остаться инвалидами. Даже на войне процент потерь личного состава намного меньше! 
Удивляться такому ужасу не стоит. Владельцы компании, купаясь в золоте, в прямом смысле слова, экономили на всём. Так, трудиться (сменами под 11-12, а то и 16 часов) рабочим приходилось в шахтах глубиной в 20-40 метров, спускаясь-поднимаясь по лестницам при свете свечей (!), которых тоже постоянно недоставало. 
Бытовки, где рабочие могли просушить свою отсыревшую (а то и промокшую насквозь) одежду вблизи шахт предусмотрены тоже не были, страдальцам приходилось для этого идти домой порой по несколько километров. Это в том числе и на сибирском морозе, доходящим до минус 40, в эпоху, когда и обычное воспаление лёгких считалось почти приговором даже среди богатых.
И на фоне всего этого администрация шахт ещё и безжалостно увольняла всех недовольных, а с 1911 года начала кампанию по вербовке для работы под землёй избыточного числа новых рекрутов. Чтобы любой бунтарь воочию видел: его в любой момент могут заменить штрейкбрехером.

Терпение рабочих лопнуло в конце февраля 1912 года. Повод был тот же, что привёл к восстанию на броненосце «Потёмкин» в 1905 году – людям привезли тухлое мясо.
Впрочем, в отличие от восставших черноморских моряков, рабочие Ленских приисков никаких политических требований не выдвигали, как не предпринимали и никаких силовых мер. Все пункты их петиции были чисто экономическими и даже заниженными в сравнении с положениями трудового законодательства большинства развитых стран того времени.
Так, в петиции было требование размещать одиноких рабочих в общежитиях максимум по два человека в комнате, давать отдельную комнату для рабочих семей, ограничить продолжительность смен 8 часами, производить увольнения только летом, при этом оплачивая проезд до ближайшей железнодорожной станции, сохранять заработок во время болезни по вине администрации. 
Но даже эти требования, не выходящие за рамки программ тех же «тред-юнионов» Великобритании и профсоюзов других западных стран, вызвали исступлённую ненависть владельцев Ленских золотодобывающих приисков и купленных ими на корню местных чиновников. Да и не местных, во многом, тоже…

Удивляться не стоит, недаром ещё в середине XIX века британский журналист и профсоюзный активист Даннинг произнёс свою знаменитую фразу (позже процитированную Карлом Марксом) о том, что при 300 процентах прибыли капитал не остановить даже страхом виселицы.
А что будет, если виселица таким «эффективным менеджерам» вообще не угрожает? Скорее, наоборот, угрожает лишь их оппонентам – тысячи «столыпинских галстуков» все предшествующие годы каратели по приговору военно-полевых судов повязывали на шею революционерам. Да тут не то, что 300% упущенной прибыли, но даже её жалкая доля, необходимая для улучшения условий труда и жизни тружеников, может вызвать самый жестокий ответ.
Он и последовал 17 апреля 1912 года, когда несколько тысяч забастовавших рабочих двинулись к администрации шахт требовать освобождения арестованных лидеров стачечного комитета. Формально виновником последовавшего хладнокровного расстрела безоружных людей считается жандармский ротмистр Трещенков. Но, похоже, его просто решили после разразившегося скандала сделать козлом отпущения. Реально за решением о силовом подавлении забастовки стояла вся местная верхушка – прокурор, судья, прочие чиновники высокого ранга.
Сам обер-жандарм оправдывался, дескать, он же приказал рабочим остановиться, а они его приказ не выполнили. Но люди шли по узкой дороге длинной колонной, идущие спереди остановились, а те, кто шёл сзади, просто не поняли причин остановки и продолжали напирать на передние ряды. После чего и последовал залп из трёхлинеек, пули из которых на таком близком расстоянии прошивали сразу по нескольку тел.
Общее число погибших до сих пор точно неизвестно, преступники попытались скрыть свое злодеяние. Называются цифры от 150 до 270 погибших при значительно большем числе раненых.

Кровавый расстрел безоружных скрыть не удалось. Началось разбирательство в Государственной Думе. В Иркутскую губернию выехало две комиссии – правительственная во главе с сенатором Манухиным и думская во главе с тогда ещё малоизвестным адвокатом Керенским, будущим лидером Временного Правительства.
Выводы, к которым пришли эти комиссии, были сходными. Правда, как указывалось выше, всю вину решено было возложить на ротмистра Трещенкова, напоказ разжалованного в рядовые. Ни другие чиновники, ни петербургские и лондонские толстосумы по результатам расследования не испытали даже лёгкого испуга. А потому и не выполнили требования бастовавших до августа рабочих, так что 80% из них было вынуждено уволиться, заменивших их штрейкбрехеров нашли без особых проблем.
В связи с этой кровавой трагедией особенно заметно выглядит фигура тогдашнего министра внутренних дел Макарова. По горячим следам цинично заявившего в ходе думских прений: «Так было, так и будет!»
Либеральные историки нередко пишут о том, что за эти слова министр поплатился должностью, – вот, дескать, каким высоким был уровень демократии в дореволюционной России!
Право, читать об этой «расплате» даже смешно. Расстрел рабочих произошёл в апреле, скандальная фраза была произнесена 12 мая, основные выводы столичных комиссий были обнародованы летом. 
А отставка Макарова последовала только 16 декабря (!) 1912 года, причём иначе как почётной её назвать сложно – царский топ-чиновник сохранил все свои высокие чины и членство в Госсовете. А в 1916 году снова пошёл на повышение, став министром юстиции и генерал-прокурором Сената!

Но, пожалуй, ещё более интересна биография и карьера этого персонажа. Право, будь он представителем какого-нибудь древнего аристократического рода, привыкшего с презрением относиться к простонародью, его цинизм, ратование за новые бойни, подобные Ленскому расстрелу, ещё можно было бы как-то понять.
Но ведь Макаров получил дворянство лишь по должности, согласно Табели о рангах! А сам родился в купеческой семье. Окончил юридический факультет университета, работал адвокатом, прокурором, судьёй. 
В какой-то мере его можно назвать ярким представителем эпохи Александровских реформ второй половины XIX века – всевозможных «судов присяжных», «местного самоуправления», «демократических свобод», – которыми так восторгаются апологеты «России, которую мы потеряли».
Но, оказалось, все эти «свободы» изначально предназначались лишь для «чистой публики», а «чёрная кость» – рабочие и крестьяне к ним отношения не имели. Для них было одно право – горбатиться на власть (и деньги) имущих за копейки, не помышляя даже о попытках улучшения хотя бы чисто экономических вопросов своей жизни. А кто с этим был не согласен, того ожидали не суды присяжных со сладкоречивыми (и очень недешёвыми) адвокатами, вроде Кони и Плевако, а казачьи нагайки и винтовки царских карателей.

И ведь правящие элиты, казалось, уже получили серьёзный урок в виде событий Первой русской революции 1905-1907 годов. Но явно ему не вняли, посчитав, что подавление революционных выступлений столыпинскими военно-полевыми судами – достаточная гарантия для не повторения их в будущем. Предпочитая не думать, что для таких гарантий надо было максимально нивелировать причины народного возмущения, вызванного запредельной эксплуатацией людей труда. 
Урок не пошёл впрок. Капитал предпочёл опираться не на широкие социально-экономические реформы по улучшению жизни трудящихся, но на штыки карателей да ещё на фактор ура-патриотизма с началом Первой мировой войны. В результате чего его представители и проиграли в 1917 году не только власть и имущество, но многие ещё и жизнь. В этом смысле, расстреляв на Ленских приисках не только бастовавших рабочих, но и самих себя… 

Художник: А. Моравов.