Литература опыта от людей без опыта

Последние годы нас с беспощадностью сталкера преследует так называемая литература опыта. Пишут ее, как неоднократно отмечали независимые критики, люди с небогатым жизненным опытом или без опыта вовсе. Их стандартные переживания – подростковый бунт, дефекты психики и физики, пережитые неприятности, расставание с близкими, ссоры с друзьями, склоки с сослуживцами – без какого бы то ни было осознания, без, что самое главное, литературной обработки, вот это всё используется для укоренения в современной прозе очередного гальванизированного кадавра на правах литературного тренда.

Вопрос, какую аудиторию собирает и какую систему ценностей растит эта литература, начинает получать ответы прямо сейчас, в условиях недоброжелательной реальности. Недавно «театральная режиссерка Элина», малообразованное и мало что умеющее создание 24 лет, попала в объектив прессы и испытала на себе порожденный сомнительный славой хайп. Сейчас «режиссерка» пытается отменить статью со своим рассказом о бегстве из России, боясь, видимо, как бы ее саму не отменили. Но это, увы, невозможно – публике ужасно понравились взгляды Элины Куликовой на Россию и русскую молодежь.

Народ у нас непредсказуемый – планируешь пиар, а получаешь хайп. Хвалишь себя, а публика над тобой смеется.

Будучи частью той самой крепко сбитой околотворческой тусовки, о которой я много писала, Э. Куликова последние несколько лет «работала театральной режиссеркой в государственных и независимых институциях, делала перформативные проекты». Бог весть, что такое «перформативные проекты» – недо-перформанс? Полу-спектакль? «Последний спектакль, который я ставила, – рассказывает Куликова, – „Рана“ по роману Оксаны Васякиной. Мы с командой делали его в Центре Вознесенского, третий день показа пришелся на 24 февраля, начало [слово пропущено] с Украиной. Теперь мы называем его „фронтовым“».

Поколение, которое считает фронтовым спектакль о буднях, уж извините, капризной маленькой лесбиянки, которую не понимает мамочка, да и живет она в таком ужасном месте – в Сибири! – и вынуждена смотреть на грубых, противных мужиков… Это поколение явно не знает жизни. Это поколение людей без опыта, которое пишет литературу опыта, ставит спектакли опыта – но при любой попытке мироздания снабдить их пресловутым опытом кидается врассыпную.

Критикесса Анна Жучкова, сама того не замечая, описывает «опыт без опыта» как душевный недуг, именуемый бредом величия: «…осознав, что мир крутится вокруг каждого из нас, мы захотели стать если не программистами, то хотя бы продвинутыми пользователями этой системы. И как в годы всеобщей компьютеризации пользовалась спросом литература „для чайников“, так теперь популярна „литература опыта“: от продвинутых юзеров – для чайников по жизни». Апология эгоцентризма вкупе с неизлечимым инфантилизмом, литературы как средства не столько осмысления, сколько самосочинения и приукрашивания себя, программы создания селфи на фоне рисованного задника.

Теперь Элины Куликовы и похожие на них спешное уезжающие «снежинки» дают интервью в духе «Как я ненавижу Эту Страну, потому что она не принесла мне на тарелочке всё, чего я хочу»: «Я и раньше думала уехать из России, ставить спектакли или делать выставки в другой стране, но в последний год желание обострилось. Все, кто работал в культуре и журналистике, ощутили на себе государство: иноагентство, закрытие независимых институций, политическое преследование. Миссия, которую я на себя возложила, работая в России с феминистскими и квир-текстами и адаптируя их для театра, превратилась в активизм и борьбу. Я начала выдыхаться: искать площадки для независимых постановок было все сложнее, ставить остросоциальные спектакли – опаснее».

Оставлю эти россказни на совести девиц, дающих подобные интервью в надежде на гранты, поддержку, сборы и прочие вспомоществования преследуемым феминисткам. Выдающимся, разумеется, творческим личностям, чьи проекты почти всегда оказываются отменно скучны, а во многих случаях еще и вторичны (если не третичны, как бывает, когда сценаристка, «писателка», «режиссерка» переписывает фанфик, и без того переписывающий чужое произведение).

Критикесса Пустовая недавно писала, как ей «очень хочется сузить литературу. Ее возможности. Сделать ей тесно. Высечь наконец это напряжение, без которого сейчас писатели так уютно научились изливаться в слове». Ну вот, торжествуйте, Валерия Ефимовна, сама жизнь сделала обстановку напряженной донельзя. Где ваши таланты новой эпохи, где их высекающее искры слово? Опять будете награждать книги о том, как борется с женскими болячками утомительно откровенная авторка, собравшая в книгу сетевой лытдыбр за последнюю пятилетку?

Пора признать: представители автофикшна-эгобеллетристики так ничего выдающегося и не создали, кроме компиляций сетевых постов, не дотягивающих ни до полноценной художественной книги, ни до интересной мемуаристики, ни до документального повествования. У писателей такого рода нет ничего, о чем бы они могли поведать не в Сети и не на тематическом форуме, их откровения попросту не тянут на фабулу литературного произведения. Зачем они выходят за рамки соцсетевых «исповедален», непонятно. И никакие награды, премии, статуэтки и грамоты в рамочках этого положения не меняют.

А главное, непонятно, что они могут дать своим читателям. Воспитанные на приукрашенном лытдыбре Пустовых и Васякиных продвинутые миллениалы строят из своей биографии картонную декорацию страстей и поисков. Писатель украшает себя трансгрессами, словно новогоднюю елку гирляндами. Но елочные игрушки, как в старом анекдоте, фальшивые. Не радуют, не пугают, не воспитывают, не вдохновляют. И настоящими не выглядят.

Способен ли человек лгать аудитории и себе, излагая собственную биографию в утомительных подробностях? Запросто. Чем многие «новые искренние» авторы и занимаются, хвастаясь своей бурной молодостью и пережитыми психотравмами, словно подростки в подпитии. Неудивительно, что их читатели делают то же самое. Но у некоторых больше шансов привлечь внимание к себе, рассказывая, как их преследовали в России и едва не схватили на границе при попытке выехать из страны.

Кому, вы думаете, была известна «режиссерка Элина» до публикации статьи о том, какой именно контингент бежит из страны? Однако, по мнению Куликовой, ее фамилия «мелькала в прокремлевских телеграм-каналах про культуру – спектакль „Рана“ критиковали за разрушение „духовных скреп“. Меня не преследовали за работу, но я понимала, что продолжать небезопасно. Возможно, в ФСБ уже лежит моя папочка». В этих словах определенно звучит гордость. Хотя такую папочку ФСБ должна была завести на каждого сетевого слэшера, поскольку его аудитория наверняка больше, чем у режиссерок Элин и авторок Оксан. Признайтесь хотя бы себе, что вы интересны исключительно друг другу.

Критикесса Валерия Пустовая описывает авторские выдумки, которые должны сделать придумщика значительнее, как «отличное противоядие против другой мощной тенденции: писатели слишком навострились делать литературу из литературы. „Книги опыта“ обращают нас к самому истоку искусства: моменту острого переживания реальности. Писатель возникает в момент трения, несовпадения, недоумения, невладения ситуацией. Литература рождается из того, что лично тревожит и задевает. „Изучить“ реальность для писателя – значит пойти навстречу этому чувству личной тревоги, личной потери и недоумения».

Вот, оказывается, чего ждут критики от современного писателя, а там и от читателя – нагнетания психологической тревожности. Повышая тревожность в себе, писатель раскачивает это состояние в читателе и индуцирует его стрессы – своими. А там, глядишь, и расстройства совместные пойдут. И литература наша исправно превратится в форум больных душою и скорбных главою людей, бурно обсуждающих свои недуги, узнающих в другом свои диагнозы, et cetera, et cetera.

Элина Куликова, можно сказать, занимается тем же, что современные писатели проделывали с нею. В частности, пытается представить обстановку более взрывоопасной, чем она есть: «Вся команда „Раны“ уехала из России, поэтому играть спектакль было невозможно, даже если бы я осталась... Во время пересадки в Стамбуле я встретилась со своей подругой. Меня трясло, и я все время ей говорила: „Я не верю, мне кажется, меня депортируют, я не верю, что все это закончилось. Меня точно заберут“». 

Возможно, когда этого не случилось, не состоявшаяся режиссерка испытала даже некоторое разочарование. Собственные неврозы кажутся снежинкам недостаточными, поэтому они любят удариться в геополитические сверхвыводы: «Происходящее сейчас – это ретравматизация событий 2008 года. Почти все грузинские семьи пострадали из-за войны в Южной Осетии, их родственники либо погибли, либо стали беженцами». Повторюсь, оставим россказни на совести девицы, которой на момент событий было десять лет. А по индексу интеллектуального развития, не исключено, что и того меньше. «Я видела граффити на улице Руставели с надписью “Russians are not welcome here”. Я против любой дискриминации, но грузины пытаются защитить свою страну. С агрессией в свой адрес я не встречалась, но стараюсь сделать все, чтобы стать незаметной. Даже с мужем в общественных местах я говорю по-английски».

Не встречалась с опасностью, но старательно боюсь. Играю в нее, в эту опасность – в околотворческой тусовке это модно. Так ты выглядишь более эффектно – преследуемый человек искусства, гонимый и уже почти репрессированный. Это, замечу, нисколько не мешает снежинкам верить, что они запросто исполнят свои мечты – вот прямо сейчас, в агрессивной, недоброжелательной социальной среде: «Я общаюсь со знакомыми, которые уехали учиться в Европу или США, узнаю, какие для этого нужны документы, какие есть программы и гранты. Еще я связываюсь с западными СМИ, потому что могу, находясь в безопасности, рассказывать о том, что происходит в России. Это мой вклад, который я делаю, чтобы немного изменить ситуацию. Также я начала работать над своим первым фильмом – хочу снять истории российских политических эмигрантов в Грузии». 

Судя по этому интервью, никому не известная Элина К., ставившая, но так и не поставившая спектакль по роману тоже не слишком интересной широкой публике Оксаны В., вместе со всей командой сбежавшая из страны, занимается распространением сплетен в виде версий, надеясь создать себе благоприятный имидж преследуемой режимом беженки: «Сейчас люди, которые занимались культурой и уехали, в самом привилегированном положении. Мы будем нужны и востребованы, наш капитал – в способностях и таланте. Да, возможно, первое время ничего не будет получаться. Тогда я спокойно поработаю няней или пойду мыть чашки, тем более я понимаю, для чего это делаю». 

Вы делаете это потому, что выросли на опусах писателей, которые врут и важничают на пустом месте. Теперь вы делаете то же самое – и сами не замечаете, как психика ваша деформируется. Откуда идет потеря адекватности, критики себя, интроспекции настоящего и минувшего? Из планомерного повышения чувства тревожности, которое, как скажет вам любой психолог, есть первейшее, базовое условие расстройства личности. Современный литератор приветствует его, можно сказать, с распростертыми объятиями. И дружески передает публике.

Между тем стоило бы задать себе вопрос: что я делаю, если не стою на паперти и не ною: «Же не манж па сис жур», и не придется ли мне делать это и дальше, если я исполню свою мечту и доберусь до благословенной Франции?