Стяжи дух мирен…

Огульно обвинять в предательстве и корыстолюбии убывших за границу творческих личностей, конечно, недальновидно. Но и считать их «большими патриотами», которые просто не разобрались, не поняли происходящего, испугались — это смешно. Права актриса и телеведущая Яна Поплавская, сказав: «…люди, которых считали кумирами, оказались колоссами на глиняных ногах. Но еще немного — и они оказались бы троянскими конями». Впрочем, они еще могут оказаться троянскими конями — когда вернутся. А многие вернутся как ни в чем не бывало. Но пока они либо молчат вмертвую, либо, еще того лучше, проговариваются в интервью о своих странных мечтах.

Когда Татьяна Лазарева предлагает из Испании: «Нужно Россию сравнять с землей и построить новую Россию», это закономерно вызывает гнев у русской публики. А ведь покинувшая РФ звезда КВН, ТВ и всяческих медийных проектов лишь повторяет за старшим товарищем-юмористом, на чьих шутках мы выросли: «Моя мечта — разровнять то место, где была Россия, и построить что-то новое. Вот просто разровнять!» — кто это сказал? Михаил Михайлович Жванецкий, сатирик эпохи. И ведь смеялись же…

Русская публика вообще смешлива и отходчива. До поры до времени. Знать бы еще, когда оно настает, это «время не для хиханек».

М.М. Жванецкий был бесспорно талантливым сатириком, поколения артистов мечтали быть как он, миллионы зрителей повторяли его шутки, весьма едкие, не задумываясь, какова доля шутки в каждой шутке. Да и потом не замечали, что старшее и младшее поколение понимают иронию и сарказм в адрес России по-разному. Что мистическое отчаяние, охватывающее советского человека, когда тот находится в процессе добывания всего подряд: справок, товаров, удобств, услуг — отчаяние это может выражаться в не самых добрых словах. Но это совсем не то же самое, что искреннее желание стереть свою Родину с лица земли. И построить что-то другое, удобное для нашей дорогой интеллигенции. Это, можно сказать, намерение, свойственное второму поколению любителей диссидентских шуток.

Третье поколение — дети тех, кто рос на шутках Жванецкого — уже воспринимает мистическое отчаяние советского человека, измученного тотальным дефицитом, как инструкцию. Инструкцию по уничтожению России. Вспомните сатиру Жванецкого, все эти смешившие публику вопросы: «Нельзя ли, как во время войны, купить танк на средства артиста, но пользоваться некоторое время самому?» — до чего можно додуматься при желании, пользуясь буквой, но не духом шутки? Если не понимать сути социальной сатиры, ее истинного смысла — легче легкого дойти от сатиры до призывов уничтожить Россию и россиян. 

Грозить наказанием за сомнительный юмор, за бегство из страны, за осуждение действий правительства, за предложения «отмены» России — только зря организм адреналином надсаживать. «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся», — сказал два века тому назад Серафим Саровский. Но скажите, кому дорого спасение тысяч, когда разжигание гнева приносит деньги, славу, рейтинги и оправдание своих преступлений — ведь настоящий преступник не ты, а вон тот, на которого ты указываешь? Это его и его страну надо сравнять с землей, потому что так сказал великий человек, сатирик ушедшей эпохи, говоривший о своем, о наболевшем, а вовсе не о том, чтобы предать и разрушить свою Родину.

Отвлеченно, со стороны я понимаю низменные мотивы эдаких вот монетизаторов хайпа, но не понимаю другого: а современное ли это веяние? Есть ощущение, будто нас десятилетиями готовили к предательству. Десятилетиями внушали, что комфортное, сытое житье-бытье стоит любых утрат, вплоть до утраты страны, идентичности, веры, национальной идеи… Словом, всего. И теперь остается изумляться, что среди деятелей науки и культуры вообще остались такие, кто не хочет, чтобы Россию уничтожили и построили на ее месте что-то новое. Удобное для использования Европой и Америкой.

Надо же, еще не всех удалось запрограммировать так, как это было выгодно Западу. Ведь какая силища была задействована — слово! Слово, несущее в себе огромную силу. А те, кто пользуется этой силой бездумно, рано или поздно оказывается инструментом самой необоримой из высших сил — энтропии. На энтропию работает современная литература, сколько бы о ней ни рассказывали критики-хвалитики, как она словом созидает новый мир. Какой, скажите, мир может построить литература вроде той, что приводится ниже в качестве примера? А таких примеров можно привести сотни.

На протяжении десятилетий Россия представлялась современным писателям местом, где живут какие-то недочеловеки, олигофрены, пьяницы, неспособные себе выгребную яму вырыть. Полагаете, я преувеличиваю? 

Некий Андрей Дмитриев, лауреат «Русского Букера» 2012 года, в награжденном романе «Крестьянин и тинейджер» описывает, как главный герой, крестьянин Панюков ходит мыться за восемь километров, в туалет ходит в коровье стойло (!), а выгребную яму роет только для гостя: «Пока Гера спал, Панюков вырыл на задах огорода выгребную яму и соорудил над ней сортир. Гера отважился спросить у Панюкова, как он доселе обходился без сортира, и тот ответил без смущения, но отчего-то говоря о себе «мы»:
— Нам это ни к чему; мы в хлеву ходим, с верхотуры; куда корова ходит, туда и мы, и убираем за собой и за коровой; а ты — да ну тебя! — ты еще свалишься к корове с верхотуры, хребет сломаешь, отвечай потом; вот и построил, как в отеле; пользуйся». Можно к этой нелюди, которая гробит несчастную скотину человеческими, пардон, фекалиями, относиться иначе как с отвращением?

Петр Алешковский, получивший «Русский Букер» за роман «Крепость» в 2016 году, пишет о спивающихся деревнях и равнодушно-жестоких местных жителях: «Здешние были привычны к истерикам и пьяным безысходным воплям... Переждав комедию, шли к соседям на лавочку, грызли семечки и судачили о случившемся, мешая сегодняшний случай с давешними и давнишними, благо было с чем сравнивать и что вспомнить. Жестокость жизни была здесь нормой, ее переживали, как проживали очередной зимний день, тусклый и короткий, прожевывали и выплевывали, как ненужную шелуху. Выговорившись и пожалев очередного бедолагу, качали головами и расходились по домам».

Прошло десять лет. И вот вам новая восходящая… литединица, опять-таки пишущая о русских пьяницах и гопниках, Павел Селуков: «— Я мог бы обучить вас правильной речи, интонациям, расширить ваш словарный запас.
— И чё?
— Как это — что? Владея таким важным инструментом, как речь, вы бы без труда могли устроиться продавцами-консультантами в ту же «Евросеть». А ведь это гарантирует вам тридцать тысяч дохода, женское внимание, семью и ипотеку. Иными словами — социализацию. Хотя, глядя на ваши узкие лбы и надбровные дуги, во мне начинают шевелиться сомнения.
…
(Тут Бизон резко выбрасывает руку, и бьет Михаила в нос. Это служит отмашкой для пацанов. Пигмалион огребает по первое число и вынужден спасаться бегством. Матерщина и выкрики «Неча нос задирать!» несутся ему вослед. Бегущая фигура растворяется в уличной тьме.)»

Или другая, гм, звезда, восходящая на ЛГБТ-фем-повестке и презрении к «косному русскому хаму», словно на дрожжах — Оксана Васякина с ее романом «Рана»: «Сват сказал, что западная пропаганда совсем обнаглела. Чем они там у себя на Западе занимаются, спросил он. Напялили блестящие трусы и танцуют, пидорасы, а если война? Что будет, если война? Половое воспитание — это разврат, сказал сват. Ребенок в саду должен уметь держать автомат Калашникова. Он лично научит внука собирать и разбирать автомат, чтобы тот знал, как это делается. Так это и делается, американские бляди только и умеют в три года презервативы в руках держать. А наши русские дети с пеленок автомат знают. Если начнется война, каждый пойдет защищать родину. И стар и млад, все пойдут защищать родину. Е…ись может каждый, тут много ума не надо. А родину любить — вот это труд».

Как, вы полагаете, будут относиться следующие поколения к России, где, если верить рассказам наших российских писателей, всех умных толерантных людей с детства бьют в нос и с детсадовского возраста принуждают разбирать-собирать автомат Калашникова? (А вот на/в толерантной насквозь Украине детей учат правильно… Хотя чему там учат детей и насколько это правильно, наша творческая прослойка правду говорить нипочем не станет. Особенно сейчас.) И не надо твердить «Всё это реально было!» — существует такая вещь как тенденциозность. Она же утилитаризм, она же спекуляция, она же повестка, она же тренд. Если все время показывать некую картинку, рано или поздно все придут к выводу, что она, эта картинка, исчерпывающе описывает положение дел.

Помните, как в «Автобиографии» Аверченко описан некий «каменноугольный рудник» (очевидно, где-то на Донбассе, если учесть, что автор приехал туда из Севастополя)? «Эти шахтеры (углекопы) казались мне тоже престранным народом: будучи большей частью беглыми с каторги, паспортов они не имели и отсутствие этой непременной принадлежности российского гражданина заливали с горестным видом и отчаянием в душе — целым морем водки… Однажды ехал я перед Рождеством с рудника в ближайшее село и видел ряд черных тел, лежавших без движения на всем протяжении моего пути; попадались по двое, по трое через каждые 20 шагов. 
   — Что это такое? — изумился я... 
   — А шахтеры, — улыбнулся сочувственно возница. — Горилку куповалы у селе. Для Божьего праздничку. 
   — Ну? 
   — Тай не донесли. На мисти высмоктали. Ось как!»

Сколько лет наши писатели представляют своих соотечественников равнодушными, расчеловеченными алкоголиками — пятьдесят? Сто? Больше? Из своего ли опыта они берут этот образ или из культовых произведений? Распространяется это исключительно на русскую деревню — или на деревню советскую и имперскую, то есть на все территории, некогда «оккупированные Империей зла»?

Нельзя не упомянуть и российский кинематограф, на протяжении последних тридцати лет показывающий россиян беспробудными пьяницами, забавными или отвратительными — или забавно-отвратительными, в зависимости от жанра. Чего, похоже, никто из «творцов и просветителей» в своем восприятии народа и земли русской менять не намерен. Ведь пьянство, расчеловечивание и правда служат развлечением в местах, где нет других развлечений!

Однако стоит ли после фиксации на этой стороне жизни удивляться: почему молодежь не испытывает никакого желания жить на Родине? Не бизнес здесь, на русском потребителе, делать, живя на Западе — нет, жить на своей земле среди своих сограждан. «Косных пьяниц, хамов, быдла», спасибо творческой прослойке за этот образ.

Художник: Б. Ольшанский.