Солнышко (из цикла «Украинские хроники»)

Утром российская армия оставила посёлок. А спустя час по нему начала бить украинская артиллерия, чтобы на следующий день громогласно объявить, что «в ходе кровопролитного боя доблестными защитниками Украины был освобождён ещё один населённый пункт». К полудню обстрел прекратился, но жители не спешили покидать подвалы своих домов, мудро решив пересидеть в них ещё несколько часов, пока украинские части будут входить в посёлок. 
А кто-то имели веские основания полагать, что лично им возвращение украинской власти не принесёт ничего хорошего.
По пустынному переулку бежал человек лет 45-ти. Рюкзачок прыгал у него за спиной, правой рукой он придерживал висевшую на боку сумку от ноутбука, левой крепко держал за руку девушку лет 16-17. Девушка с трудом поспевала за мужчиной, клетчатая хозяйственная сумка била её по ногам.
– Папка, всё. Больше не могу, – выдохнула она и остановилась, переводя дыхание.
Мужчина, не говоря ни слова, вырвал из её рук сумку и, широко размахнувшись, отбросил её в придорожную канаву. 
– Бегом, бегом! У нас мало времени! У нас очень мало времени!
Пара выбежала на трассу и остановилась. Показался автомобиль. Мужчина бросился ему навстречу, отчаянно замахав руками, но легковушка, даже не затормозив, помчалась дальше. 
– Стой! Сволочь! Стой! – закричал мужчина вслед автомобилю, но тот только прибавил скорости.
Мужчина обернулся: по трассе ехала Ауди-универсал. Мужчина встал посреди дороги, раскинув руки.
Водитель Ауди резко нажал на тормоз, высунулся в окно:
– Тебе что, жить надоело?!
Мужчина бросился к машине:
– Мужик! Подбрось до города! 
– Не могу! – водитель явно был зол.
– Хотя бы до моста! Христом богом прошу!
– Ну куда, куда я вас посажу, дурья твоя башка?! Ну некуда!
Мужчина бросил взгляд в набитый салон, где люди сидели друг у друга на коленях.
– Не за себя, за дочку прошу! Нельзя ей оставаться! Понимаешь, нельзя!
Водитель на мгновение задумался, резко открыл дверь, выскочил из машины.
Он обежал автомобиль, поднял дверцу багажника и принялся выбрасывать из него сумки и пакеты:
– Давай сюда, быстро.
Мужчина достал из кармана купюры и протянул их водителю, но тот оттолкнул руку:
– Себе оставь.
Мужчина быстро снял с плеча сумку, кинул в неё деньги, повесил на шею девушке:
– Здесь деньги, документы.
Снял с левой руки кольцо, надел на палец дочери:
– На самый крайний случай.
– Папка, – по лицу девушки текли слёзы, – а как же ты? Я не поеду без тебя!
– Я выберусь! Я мужчина, я смогу! Но один! Вдвоём – нет! Понимаешь? 
Мужчина схватил девушку за плечи и резко встряхнул.
– Запомни! Вокзальная 14! – он почти перешёл на крик, чтобы перебить её рыдания, – Коржев Михаил! Корж! Скажешь, что ты дочь Пашки-Жердяя! Служили вместе! Повтори!
– Во… Вокзальная 14… – сквозь рыдания повторила девушка, – Коржев Михаил… Пашка-Жердяй… служили…
– Молодец! Он поможет. Свяжешься с тётей Надей, она тебя заберёт.
– Время! – крикнул водитель в открытую дверь.
Мужчина обнял, поцеловал дочь. 
– Ну, всё, хватит. Успокойся. 
Он поднял правую руку – на ладони была татуировка: солнце в виде смеющейся подмигивающей мордочки. Мужчина принялся быстро сжимать и разжимать ладонь – и солнышко словно ожило, засмеялось, замигало глазками.
– Видишь, солнышко тебе улыбается. И ты ему улыбнись! 
Девушка улыбнулась сквозь слёзы – старый приём из далёкого детства, отец показывал его уже миллион раз, и тем не менее он каждый раз срабатывал.
– Время!!! – снова крикнул водитель.
– Ну, всё, давай, залезай.
Девушка залезла в багажник, мужчина снял с плеч рюкзачок, сунул ей в руки:
– Всё. Пока, – и опустил дверь.
Машина тронулась. Мужчина стоял и смотрел ей вслед, высоко подняв правую руку. Девушка смотрела сквозь пыльное стекло и хотя не видела, но поняла, что сейчас отец сжимает и разжимает ладонь и солнышко в его руке улыбается ей вслед.
Где-то далеко раздался выстрел: в посёлок входили части ВСУ.

***

– Ну, что, Аня, как она? – спросил мужчина, войдя на кухню.
– Да никак, – вздохнула женщина, накладывая в тарелку картошку и котлеты, – сидит целый день, в одну точку смотрит, плачет. Не ест ничего.
Михаил сел за стол, взял ложку, пододвинул тарелку:
– Надежда сегодня снова звонила. Уже в дороге, будет завтра-послезавтра.
– А Павел? Не звонил? – спросила Анна.
– Не звонил, – мрачно ответил мужчина.
Анна села напротив мужа:
– Что там хоть происходит? 
– А я знаю? В новостях ничего не говорят, да и что они могут знать? Разве что… – Михаил сделал паузу, – можно украинские новости посмотреть. 
– Её позвать?
– Я думаю, не надо.
Украинский журналист, идя по улице разрушенного войной посёлка, вещал:
– Этот страх никогда не забыть. Десятки тел расстрелянных оккупантами жителей лежали прямо на улицах. Оккупанты даже не давали возможности вывезти их на кладбище, убитых хоронили прямо во дворах. 
Сзади раздался непонятный звук, Анна и Михаил одновременно обернулись – в дверном проёме стояла девушка и широко распахнутыми глазами смотрела на экран.
Анна вскочила:
– Не смотри, девонька, не надо. Не надо тебе это смотреть, иди к себе, ляг, отдохни.
Но девушка словно не слышала, её била мелкая дрожь.
– А это последние жертвы оккупантов, – продолжал журналист, – их даже не успели похоронить.
Оператор, не отрываясь от камеры, не торопясь шёл вдоль ряда тел, лежащих на газоне, накрытых чёрной полиэтиленовой плёнкой и внезапно остановился.
 (Впоследствии он очень гордился этим кадром и часто демонстрировал его своим коллегам по цеху как творческую находку) 
На экране крупным планом появилась откинутая из-под плёнки мужская рука. Между мёртвых пальцев стояла ромашка, а на внутренней стороне ладони задорно смеялось солнышко. 
– Папка… – прошептала девушка и повалилась на пол.