«Как вишни восхищённые цветут!..»

Музыка средневековья

I

Романские, готические, – все,
Кто с вечностью уж вышел на свиданье,
В беспамятстве, величье и красе
Обыденности высятся – и зданья, –
Но музыка! – уста не разомкнёшь,
А звуки переимчивые льются,
Да так и пропадают ни за грош,
А всё же привыкают и смеются.

II

Ну что там примелькалось второпях,
Когда, необоснованному рада,
Реликвия, уснувшая в цепях,
Не требует ни славы, ни уклада? – 
И так нерасторопен перерыв
Басов, не прибегающих к нажиму,
Что надобно, понятие открыв,
Выискивать, что так непостижимо.

III

Раскинет ли нам руки на ветру
Погожим днём красавица младая – 
Мне кажется, я тоже не умру,
А выживу, владея и рыдая, –    
А надо бы с насущным совладать,
Досужее устроить понемногу,
Да некому извечность передать,
Хоть веруем в поверье и подмогу.

IV

Как стрельчатое смотрится окно
Для взоров, позарез непостоянных,
Сегодня лишь мне видится одно
Сгоранье инструментов деревянных, –
И кто ещё из чаши расплескал
Напитком по чащобам, по колосьям,
Колеблемого полюса вокал
С широтами и всем многоголосьем.

V

Быть может, в мае суть его видней,
Вбирающего частности искусства,
И веянье намного зеленей,
И что-то в нём от честности и чувства – 
Акаций ли изгиб, что сероват
В качающейся дымке под фатою, – 
И я уже совсем не виноват,
Но ведаю, что брезжит за мечтою.

VI

Иль парками, как предками, сильна
Страна моя, шумящая листами,
Иль ты здесь процветаешь, солона,
С незыблемыми вкраплена крестами,
С мостами и воителями – вглубь
Земли моей, о музыки сохранность? –
И что там для тебя ни приголубь,
Не трогает времён непостоянность.

VII

Отравою на кончик языка
Иль клейкою размывчатостью тени
Ты нравишься, не спросится пока
Подспудная разбросанность сирени, – 
И лекари, отзывчивые вдруг,
И лошади, жевавшие губами,
Для верности не выраженный луг
Тиарой приподнимут надо лбами.

VIII

Как фольгою измявшейся хрустит
Неслыханное лакомство сиротства,
Мне кажется, никто не отомстит
За выпуклую прелесть превосходства, – 
И выпады похожести пройдут,
Как доводы из рыцарских романов,
И выдумки дорогу перейдут,
И выгодам уже не до обманов.

IХ 

Как вспыхнувшая на небе звезда
Спешит себя создать без основанья
И трепетность без лишнего труда
Угадывает веры очертанья,
Мы радуемся исстари весне,
Доверившись просчётам и причудам,
И вымыслы, воскресшие во мне,
Оправдываем сговором повсюду.

Х

С фонариком, пронизывавшим, чтоб
Укладывалось лето под полою
И ласковое пение взахлёб
Пронизывалось мерой, как иглою,
Мы отбыли туда, где напоказ
Дремали безысходности литавры,
И липовая просека вилась,
И были безыскусственностью мавры.

ХI

И дерева пронзительная суть,
Прогулок непристойность и пристанищ,
Смирилась бы однажды как-нибудь,
Когда ты восхищаться перестанешь,
Как Гендель, задевая за хребет
Струну обоснования мирского,
Вынашивая издавна обет
Средь торга опустевшего людского.

ХII

Черёмух, точно знахарей впотьмах,
Загадочные вижу я фигуры,
И ночь смутна, и огнь горит в домах,
И отзвуки на редкость белокуры,
И слипшиеся веки фонарей
Вещают, в обещаниях витая,
О таинствах толковых словарей,
Заречные наречья приплетая.

ХIII

Таясь и угождая наугад,
Еловые откидывая ветки,
Ты видывал уверенней стократ
Ступени, обрывавшиеся редко,
Замшелости певучесть на камнях,
Целительное, длительное, злое, –
И, еле переспрашивая страх,
Золой распоряжался и смолою.

ХIV

Язвителен Востока приворот
И вызубрено Средиземноморье – 
Народов зарождавшийся оплот
Нуждался в самомненье и подспорье, – 
Желанные взрослели города,
Куражась над округою шелковой,
Но тянет их неведомо куда
И тошно им от песенки рожковой.

ХV

Воронье ли мы выдернем перо
Иль по ветру отправленные стрелы?
Полунощного рвения тавро
Европа выжигает оголтело – 
Запахивая в лености халат,
Хурму предпочитая дарованьям,
Томит её Багдадский халифат
Своим существованьем и названьем.

ХVI

Наверное, воззренье, как талант,
Увязывало зори с благодатью – 
Здорово, Дюрандаль и Олифант,
Роландовы сподвижники и братья!
Покуда мы смятенье веселим,
Развеянное по миру, как опаль,
В молитвах воссиял Ерусалим,
И выдохся, и пал Константинополь.

ХVII

И взор скорбил, уставленный горе,
И земли, обретённые послеже,
Как персики в заморской кожуре,
Взрастали, покорителей разнежа, –
Дальнейшее сложилось прехитро,
На выцветших расправленное крыльях, – 
Расплавилось неверий серебро
И розы обозначились в мерилех.

ХVIII

Ах, стало быть, и вновь не до побед,
Покуда расставаться не умею – 
И высохшие кубки Ганимед
Протягивает ныне Гименею, – 
Пока Сарданапала борода
У древности в заступницах – ещё бы! – 
Воздушное пространство навсегда
Охватывает щели и трущобы.

ХIХ

И что ему до гимнов назывных
Цикадой разошедшегося барда
От вольности наследников прямых
До плачущего в хижине бастарда,
Чтоб лыка не вязавшая латынь
Пристроилась, как утренняя фраза, – 
И зов его запрятала в полынь
Свирели утомившейся эмфаза.

ХХ

Велит ли наболевшее в груди
К неназванному часу потянуться? –
Ну что ему заждаться впереди,
Проститься, обратиться, обернуться? – 
И что ему и святость, и почёт,
И чаянья, и муки, и коварство,
Покуда обрекает и влечёт
Средневековья чудное школярство.

 

С тех пор

Полюбили и мы с тех пор,
Как узрели красу безмежья,
Край туманов и смежных гор
По Кавказскому побережью.

Как безденежье ни казнит
И безмужье ни мучит женщин,
Ты восходишь всегда в зенит,
Стародавней грядой увенчан,
Оправдавший доверье край!

И покуда я это знаю,
Пробуждается – только дай
Ей разгон – высота земная,
Что иное пошлет к чертям,
А иное возвысит славно! – 

И на равных играя там,
Не забуду и я подавно
То, что далью отведено
В мир судов, отслуживших людям, – 

Нет, не дам я, прозрев давно,
Если даже сюда прибудем,
Нарекать отрешеньем снов
Эту гавань, где ржавь увяла!

И когда вам не хватит слов,
Я свои уступлю сначала,
Возвышая, как якоря,
Адреса моих странствий малых, – 
Ведь недаром вела заря
И звезда наверху внимала!

И недаром сейчас сквозь шум
Уходящих согбенно листьев
Мне не гордость придёт на ум,
А предвестье событий мглистых, – 

Слишком много уж в мире глаз,
Проморгавших свои ресницы,
Озирающих ночью нас,
Точно были у нас зарницы
Не такие, как всё вокруг, – 

Да! наверно, и это было –
И как птицы летят на юг,
Мы на юге вбирали силы,
Чтобы снова судьба цвела,
Как неласковые растенья, – 

Осыпает, как цвет, дела
Возмужавшее поколенье, – 
Что от женской теперь игры?
От ненастного восхищенья?

Да помучат нас до поры,
До подлунного всепрощенья
Все дороги и все мосты,
Все связующие удачи, – 
И поступки мои чисты, 
И, наверно, нельзя иначе. 
___ 

Ну-ка выну я в сентябре
Залежавшуюся скрыпицу,
Чтобы тополь был на горе
И была под горой девица,
Чтобы горлицы чуял зык
Через ветр к деревам грядущим
И узоры казал рушник
Временам, далеко идущим,
И криница, ведром звеня,
Извлекла для меня из глуби
То, что с детства хранит меня,
А теперь, понимая, любит.

Нет, не знал ты, козак Мамай, 
Привязавши коня у брода, 
До чего изменился край, 
Где как брага была природа! 
И теперь, если балку взять, 
Запрокинутую предвзято, 
Чтобы небо в неё вобрать, 
Слишком белой должна быть хата.

И степное моё житьё
Через реки и через кручи
Не забава, не забытьё,
А подобно земле, живуче,
И зыбучесть надстройки всей
Над её нутряным разбегом
Рассыпается без осей,
Не приемлема человеком.

Нет уж проку от связей тех,
Возлегающих, воздыхая,
Там, где ближними правит грех,
Как верхушка у малахая,
И посмотришь порой назад –
Что ни шаг, ошибался часто, –
Но откуда бы взялся сад?
Не взошёл бы он сам – и баста! 

И сейчас я откинул прядь,
Точно занавесь я откинул,
И увидел: ни дать, ни взять,
Я, пожалуй, из сердца вынул
Эти выходки или блажь,
Или к ближнему тяготенье, – 
Не вошли бы прощанья в раж,
Если б не было мне прощенья!

Как щиты, растеряв плащи
По путям, где не то оставишь,
Я блаженствую – не взыщи –
Пусть меня ты и в грош не ставишь, 
И меня не откинешь прочь – 
Я не желтая кость на счётах! –
И не то, чтоб ты не охоч,
Не кумекаешь ты в щедротах.

Не учи меня, хлопче, жить,
Насыщаться наречьем вещим! –
Да и суть твою, волчья сыть,
От рожденья дождями хлещем!
И никак я не насмеюсь
На уловки – пусты как лавки! – 
Загибайся да сгинь, детусь,
Изгибая гвозди в булавки!

Колымагу бы вам на всех,
Чтобы ехали в подземелье,
Где распух преисподней смех
И завязло в зубах похмелье!
Не мешай мне, свора, дышать!
Не шурши подгоревшей шерстью!
Не успеешь пожитки взять –
Подпалю! исчезай ты перстью! 
___ 

Ну а та, с кем и встречи нет? 
Что она? с голубями ладит? 
Наклонясь над теченьем лет,
Ни за что ничего не сгладит – 
И глядит, как воды уклон, 
Раздвоясь и змеясь, стекает,
И на горле есть медальон,
И минута не отпускает.

Мне и росчерк звезды знаком,
Промелькнувший во мгле вокзальной,
Отозвавшийся слёз комком,
Точно записью целовальной,
Мне и город почти не враг – 
Пусть негоже корежить участь – 
Но зачем, поступая так,
Не пустил он к себе певучесть? 
___ 

Возвратись ко мне, юга брег! 
Здесь шуршат по кустам обёртки
И вовсю коротают век 
Царедворческие увёртки.

Коли нету мне лет простых, 
Целомудренных неуклонно, 
Покачусь-ка в местах святых 
Виноградинкою с Афона.

Баловство погибать пойдёт
Под тяжёлою моря ношей, 
Чтобы звёзд годовой подсчёт 
Головой покачал хорошей.

И тревожа морской дозор 
Прозреванием олеандра, 
Что-то шепчет, потупя взор, 
Прорицательница Кассандра.

 

В поющем и сверкающем убранстве

Ну что за глухомань, за волшебство
Ошибок, пошатнувшихся едва ли? –
Плаща я вспомнил шелест твоего
И всё, к чему так рано припадали.

Я к этому равнению привык –
Зачем иначе вечер мне афонский? –
И так же настораживал язык,
Офенский, аламанский, галивонский.

Вот это я и вынес, и припас,
На почве распознав заполонённой, – 
И то, чему так часто не до нас,
Не выветрило трели отдалённой.

И там я поселился, как сверчок,
Неведенье из детства извлекая, – 
И ящерицы розов язычок,
И чопорность приятна мне такая.

Расщедрился бы пращура прищур,
Чтоб вышел я, безоблачен и чуток,
Вечор не заручаясь чересчур, – 
А там уже, конечно, не до шуток.

И тон я понимаю речевой
Не только обомлевшим от наитий,
А тем, что, отвечая головой,
Воинственней слагает и открытей.

И так меня уводит иногда
Прекраснейшее воинство в дорогу,
Что вышедшая на небо звезда –
Хранительное таинство, ей-Богу.

И так мы посягаем на разбег,
Воспитываясь лишь в непостоянстве, – 
А век всё возрастает из-под век
В поющем и сверкающем убранстве.

 

Что за летом?

Что за летом, за листвой? 
Безутешный голос твой,
Голизна над головой,
Очи да ланиты,
Безымянные огни
Да отъявленные дни, –
Ты скажи ему: верни! – 
Это позабыто.

Ты скажи ему: прощай! –
Колыбель ему качай, 
Понемногу обещай 
Сбыться непременно, 
Перейди на полутон –
Образумимся потом, 
В новолунии литом, – 
Это перемена.

Колыбель бы да юдоль 
Передал кому-то вдоль –
Пододвинулся? изволь! –
Новая морока –
Реконструкция ночей, 
Собирание вещей, –
Содержание речей 
В чём-то одиноко.

Не тащил бы на алтарь 
Юлианский календарь, 
Не разбрасывал янтарь 
Выточки фонарной, –
То-то встарь тяжеле гирь 
Люциферова цифирь, – 
О Давидова псалтырь 
Дали благодарной!

Чтобы век свой увенчал, 
Наболевшее ворчал, 
Чтобы к жертвам приучал, 
Нужен мне Державин, – 
Ах, скажи, кто огорчил, 
Кто отречься научил? –
Злато юзом волочил 
Ювелир-южанин.

Ах, пора пришла уже, 
Возмужала на меже, 
На четвёртом этаже 
Вымыслов артельных, –
И чего там только нет! –
Мяты нет – погашен свет – 
Нету лета – высох след 
Красок акварельных. 

 

С вершины сентября

С вершины глядя сентября
На августа старение,
Скажу, меж нами говоря,
О перенаселении, – 
Коль мне известно, что и как,
И вывод с детства вынесен,
Я злак постиг и поднял флаг
Вниманию без примеси.

На свой салтык всегда впритык
Земля степная к морю – 
Хлебнул глоток, достал платок – 
Маши ему! – не спорю, – 
Но поотстала малость весть,
Что, может, лёд со снегом,
И веток месть, и суд, и честь,
Припрятаны за брегом.

Не стоит мыслить за двоих – 
Постройками соседскими
Она поддаст тебе под дых,
Как песенками детскими,
Таким поветрием, где вмиг
Сдружились вишни с грушами
В неугомоннейшей из лиг,
А горе не нарушено.

Сивушным выплеском дворов,
Сиенскою землёю,
Страной героев и воров,
Плодов под кожурою
Она откроет карусель,
Вертящую экватор,
Держа карающий отсель
Садовничий секатор.

А что в саду у нас творят
Растенья без претензии!
Зачем судьбу благодарят
И флоксы, и гортензии?
Ещё дойдём до хризантем,
До заморозков скованных,
А нынче спрашивать зачем
Роскошных и рискованных?

Целую воздух, где вбирал
Текучие объятья,
Заезжих жителей хорал,
Сатиновые платья,
Собранье выдоха духов
И выходки коварной, –
Владеть я нехотя готов
Изюминкой янтарной.

И что до братцев и сестриц
В теплице избалованной,
Когда расхаживал меж лиц
Секретец зацелованный!
Акаций требуй да ресниц,
Вишнёвое вареньице,
Себялюбивых небылиц
Наивное селеньице.

И через силу, наугад,
Средь сонма листьев милых,
Летит туда, где бьют набат,
Отряд сетчатокрылых – 
И, разом выход предреша,
В подобье неком траса,
Выходят люди, не дыша,
С последнего сеанса.

Воспомним прежние дела – 
Что мною-то не чаяно?
Скрипунья-дверь меня вела,
А скромничал отчаянно,
Где вдоль по тропке провода
Скрестили шпаги вялые, – 
И то, святое навсегда,
Ошибками не балую.

Толпа чудовищ на дворе
Живёт, дрожа от злости,
Пока не хрустнут в октябре
Седалищные кости,
И что до ужаса, то он,
Учёный перегаром,
Не то что перенапряжён,
А вытеснен кошмаром.

А небо выпукло пока,
Закату в уважение,
И есть под боком облака
И времяпровождение,
И нету взоров расписных,
И лету в наслаждение
Свербёж кузнечиков степных,
Зелёные видения.

А степь попозже поостыть
Пожалуй бы желала,
И тут махнуть бы да простить – 
А ей всё мало, мало! – 
Но, сколь ни мерь на свой аршин,
Она проходит мимо
Ненарушаемых вершин
Кавказа или Крыма.

 

Осенняя песня

Лилии отцвели – 
Лето уже вдали
Только крылами машет,
Словно поют и пляшут
Стаями журавлей
Тополи над полями, –
Ну-ка вина налей,
Выпьем и мы с друзьями, – 
Сердце живёт в груди – 
Что ещё впереди?

Тополи с тех полей,
Где полоса не сжата!
Вас не удержат хаты – 
Быть бы им побелей,
В жёлтом ютясь и синем, – 
Всё же им годы скинем,
В дружный их примем круг, –
Так высоко вокруг
В небе издалека
Пенятся облака.

Будем уж снега ждать,
Чтобы в быту осеннем
Замкнутым воскресеньям
В сумраке прорыдать,
Сиротам погадать
Вслед за листом упавшим – 
И подойти к уставшим,
Нехотя передать,
Что посреди криниц
Месяц взошёл меж лиц.

Чисел прощальный жест,
Жжение узких звезд,
Дым по садам и кручам,
Набожный скрип уключин,
Молча лежащий брег, –
Дай деревам подняться!
Что же дождям смущаться?
Там, под горой, ночлег – 
Так вот, за мигом миг,
Влага за воротник.

Листья возьми в ладонь,
Вытри со лба усталость – 
Что же тебе досталось?
Выдумай и долдонь,
Миру внимая внятно,
Что тебе в нём понятно,
Только его не тронь,
Раз на корню огонь
И заполняет склон
Схожий со схимой сон.

Медлить совсем нельзя – 
Крикам поддавшись птичьим,
Тёмен, как ночь, обличьем,
Сумерками скользя,
Ты восхожденья сын,
Малого счастья вестник,
И постигаешь песни,
Но навсегда один, – 
Осени ясный строй,
Тайны напев былой.

 

Фрагмент

Как с моря неблизкого мгла
Сюда, на сады, наползает,
Ушко навостряет игла
И летние ткани пронзает,
И спаянность влаги с хандрой
Надёжную строит завесу, – 
Поступки свои перестрой,
Чтоб вышли по нраву и весу.

Привыкли деревья Коро
Подмаргивать ветру стараться,
И всё, что ни спросишь – старо,
И надо бы в нём разобраться, –
На целые сутки бедлам,
Над созданным – ветвий качанье, 
Цвириньканье птиц по углам
И заспанных горлиц молчанье.

Возможно, испуганы мы,
Скитаясь привычно и долго,
Кустами лиловой «зимы»
И толками хладного толка, – 
Но ласкова в кухне еда,
И крепнут наливки участьем,
И то, что ушло навсегда,
Наверно, и было причастьем.

Нам свечки порой не зажечь,
Словечка не выдумать часом,
И членораздельная речь
Зачахла за Яблочным Спасом, – 
Но чувствую я у щеки
В ночи, меж осенних ужимок,
Что страхи мои велики
И прозвища нет у снежинок.

Лови меня запросто, брат,
На зыбкости пут заоконных –
Не то я и вновь виноват,
Что крепости нету на склонах,
Не то, наклонясь и кляня
Мучения чистую чашу,
Я верую – нет у меня
Учения проще и краше. 

Дождя и огня у людей
Достаточно в жизни невечной,
А если и нету дождей,
Довольно им блажи беспечной –
Чтоб первую скрипку играть,
Кормилица-родина злится,
И выгоды не выбирать –
Наполнена вдосталь слезница.

На цоколе строя дома
Над сепией почвы размытой,
В судьбе понимая весьма,
Ютится народ позабытый –
Заботами скошенный пыл
Свисает, как чёлка лошадки,
И здесь, средь светил и стропил,
Иные намеренья шатки.

Арены изъезженный круг!
Ты столь меня музыкой ранил,
Что выйду тогда из разлук,
Когда успокоюсь заране, – 
И где там равненья искать
На блёстки под куполом вешним,
Когда не велели пускать
Туда, где исход занавешен.

Для жаждущих выдюжить врозь
Арендная плата все ниже,
И грозы свои заморозь,
Чтоб изморозь ластилась ближе, – 
И вы же, как выжженный луг,
Стернёю топорщились столько,
И вы ополчились вокруг,
Поруганы, – грустно и только!

Бывало, и я задевал
Изгибы ковыльных султанов,
И тоже я жил-поживал
Средь жалоб, и слов, и обманов, – 
Так что же путями комет
Сквозит изразцовый приказец
И выдумки сводит на нет
Морозца пугливый алмазец?

И срывы скрывают наряд,
Налаженный слишком опрятно, –
По ним фонари не горят,
Как белые совести пятна, – 
И вовсе я вновь не хочу,
К почёту причастен в грядущем,
Церковную сбросить парчу
Во славу неспешно идущим.

На то набрели мы на клад,
Едва защищенный курганом,
Чтоб, имени зная обряд,
За всё заплатить чистоганом,
На то и настигли меня
События этого года –
И, выход за мной сохраня,
Выводят на чистую воду.

Солёные впадины слёз
В низинах моих набухают
И страсти, что кротко не снёс,
В груди ни за что не стихают, – 
И то, что улавливал там
Мерцающим еле заметно,
Сегодня идёт по пятам
И тон задает беззаветно.

Забытую просеку жжёт
Желание чаще не сдаться –
И тем неуживчивей тот,
Кто должен тебе отозваться, – 
Лохматая хвоя! угар!
Неужто я вас позабуду?
А что принимается в дар?
Лишь небо над нами повсюду!

Сначала и впрямь не до сна –
И гребни размытые рдеют,
И дышит весной дотемна
Лишь тот, о котором радеют, – 
Покров приподняв роговой,
Разбужены пением, ливнем,
Вы поняли – шум даровой 
Размером сбегается длинным.

Давайте-ка снова, как встарь,
Знакомиться с Новым Заветом –
И, вечности строя алтарь,
Всегда находиться при этом,
Давайте-ка встанем везде,
Сторонники видимой сути,
Бразды отдавая звезде
И мнение – каждой минуте.

Давайте-ка лучше встряхнём 
Пресыщенный рог изобилья –
И, снова играя с огнём,
Негодные выстроим крылья, – 
Картины минувших времён
Вовсю раскрывают объятья,
А благостью ум наделён
За право дружить с благодатью.

Себе не в новинку и вам,
Ну где замечтались мы раньше,
Названия дав островам,
Скучая с молвою-тираншей?
Не лучше ли просто вернуть,
Ночное окно затемняя,
Влечения трудного ртуть,
Чем движется смута земная?

Ладоням картавых детей
Для ровного говора утром
Мы выделим лозы путей
Возросших на остове утлом, – 
И нам ни за что не сомкнут
Набрякшие веки видений –
И вызова зов не замнут,
Чтоб вызубрить шёлк наслаждений.

 

Замоскворечье

Средь этих крыш с оставшейся листвою, 
Быть может, я чего-нибудь не скрою – 
Хотя бы мыслей, связанных с тобою, 
Покуда жив, сей белый свет любя, – 
Но видит Бог – далёкий от смиренья, 
Вкусивший от щедрот уединенья, 
Зимы превозмогая наважденье, 
Чуть слышно говорю я для тебя.

Теперь нас разлучила отдалённость, 
Пред-искренность и неопределённость, 
Тропы береговая убелённость, 
Покуда процветает вороньё, – 
И в граянье, над городом кружащем, 
Плач по годам почую уходящим, 
Где в слове длилось вещем и болящем 
Внимание всегдашнее моё.

Морозной мглы мне чудится квадрига 
За лесенкой искрящеюся Грига, 
Земля одолевается, как книга, 
Растения без возраста – в тиши, 
А музыка – волшебной голубятней 
Среди двора, – и чужд ей толк превратный, 
И смысл её, как вздох тысячекратный, 
Куда как дорог нынче для души.

Увидеть бы мне друга в эту пору, 
Затеять бы о прошлом разговоры, 
Исполненные честности укоры 
Услышать бы, чтоб сердце отогреть, – 
За стогнами над вставшею рекою 
Пойдём бродить, растерянные двое, 
И сумерки – нахохленной совою, 
Крылом позёмки скрытою на треть.

 

***

Чужая жалоба дороже мне порой
Страданий собственных – да что они, страданья!
Огнём палимые, хранимые горой,
Как дерева, окутаны корой,
А дышат листьями и рвутся к мирозданью.

Чужая жалоба! Напомни мне сверчка – 
И он поёт под знаком Девы,
Когда в предутреннем тумане высока
И сущность, и ветвистость древа,
Которого касается рука.

Чужая жалоба как ласточки зрачок – 
Полётом увлекаема, томится
Живая вестница, взволнованная птица, – 
А ты поёшь, сверчок.

И мнится: собственных скорбей не избегу,
Чужие жалобы утешу и приемлю – 
Ведь всё, что дорого, пред нами не в долгу – 
Пред Богом в равенстве мы искры на снегу,
Недавно обволакивавшем землю.

 

Апрельским вечером

Апрельским вечером, как в обморок, шагни
Туда, где трав идёт произрастанье,
Не думая, что нынешние дни
Тебе готовят испытанье, – 
Ведь, сколько ни удерживай себя,
В порыве ревности иль праздности стремлений
Внимаешь разуму – и, душу не губя,
Живёшь меж новых поколений.

Ах, вот и сам он, славный вечерок, – 
Тихоня благостен – бежать ему не к спеху – 
И поверху летает голубок,
Окрестным птахам не помеха, – 
Не брошен ты – а люди разбрелись – 
В округе ропот непрерывный – 
И, может быть, уже разобрались,
Где гул колеблется надрывный.

Там трогают подземную струну
В пещере града великаны,
Плечами приподнявшие весну
В такие области и страны,
Где позже предстоит нам изучать
Таблицу опытов и чисел непослушных,
Чтоб даже в похищениях воздушных
Ключи к прощению в руках перебирать.

И птица-девочка так робко и легко
С переселенцами играет,
А те в наивности грубее понимают,
Что могут оказаться далеко, – 
У рек в обычае, течение храня,
В дозоре отзываться берегами – 
И приближаемся неслышными шагами,
Пожалуй, к постижению огня.

 

Стансы

I

Рождённая под знаком Близнецов, 
Дочь воздуха, лукавая Сильфида, 
Прелестница! – ведь мы, в конце концов,
Находимся в созвездье мудрецов, 
Где прошлое – любовь, а не обида. 

II

Нам нынешние очи поднимать, 
Узрев тебя, как бабочку лесную, 
Летящую, светясь и не ревнуя, 
Ни к Северу, где стынут поцелуи, 
Ни к Югу, что привык перенимать.

III

Над семизначной гаммою недель 
В обитель гроз пришедшая пушинка, 
Танцующая, словно без запинки 
Твердящая небесные тропинки 
Куда-то в тополиную метель.

IV

Как вишни восхищённые цветут! 
Уже нам снятся розы предвечерья, 
Упругих птиц пронзительные перья 
Встают крылами летними за дщерью, 
Дарящей восхождение минут.

V

Поёт Овидий в неге полусна, 
Страна отцов укрыта лепестками, –
И если к ним дотронуться руками, 
Земли касаясь легкими стопами, 
Услышишь, с чем она сопряжена. 

VI

В повадке и движении телес 
Меж крон и стен разбросанного града 
Незримо ощущается прохлада 
Изведанного странниками сада, 
Где бродим достоянием чудес.

VII

Нам с музыкою легче на земле, 
А в небе с нею свита Аполлона 
Листвою обволакивает клёны, 
Людские успокаивает стоны, 
Что стаями раскинуты во мгле.

VIII

Играй же в неразгаданной красе, 
Летящая над облаком кудрявым, 
Чтоб радоваться нивам и дубравам 
В отраде, наклоняющейся к травам, 
Смогли мы у Фортуны в колесе.

IX 

Распластывай над рощею рассвет, 
Гляди в окно, как Око Провиденья, 
Раскидывай ночами привиденья, 
Чтоб виденье, как древнее раденье, 
Хранило прохождения секрет.

X

Не вырваться из чар твоих – увы! 
Навыкате зрачки у пробужденья, 
Проснусь и вспоминаю средостенья, 
И вздрагивают чуткие растенья 
Венцом у воспаленной головы.

XI

И вымолвить успею: восхити! 
Я вспомнил похищенья и погони, 
Когда твои разглядывал ладони, – 
И зарослями в лепете на склоне 
Спасаем буду в завтрашнем пути.

XII

Веди же к новолунью и звездам,
С ресничным взмахом стряхивай усталость, –
Нам только петь средь сумрака осталось – 
И если Здесь безмерное досталось,
То что же будет подлиннее Там?

 

***

Где свечи возвеличивают явь, 
Где голуби колышутся, ленивцы, 
Хмельного утра сонные счастливцы,
Под небом обезумевшей столицы 
Её изнеможение прославь.

И вспомни, что на свете суждено 
Прожить так ясно в истине и вере, –
И ты свои распахиваешь двери, 
И я гляжу в раскрытое окно.

Привет вам, радостей приятственная грусть,
И вам, терзаний царственные своды,
Где короли, ведущие народы
Из века злата в область непогоды,
Не вышедшие сызнова из моды
Слова псалмов твердили наизусть!

Привет вам, странностей неведомый покой! 
И с вами, спутницы, мы станем величавы! 
В глотке желанья косточка отравы
Горчит от постоянности такой.

Я вспомнил хризантемы в ноябре –
В твоём рожденье сущность постоянства
Перемежает горести пространства
С мерцаньем хризолита в серебре, –
Из чаши слёз является алмаз,
Дожди измучены чрезмерным тяготеньем
К слоям земли, где грезится растеньям
Забытый в памяти рассказ
Времян таинственных, – ковчежное наитье, – 
Там нить протянута в единственном числе, 
И чьи-то руки снова на весле
Понятие воспримут, как открытье.

Желанье жалобою свитка шелестит, 
Сверчок часы ночные проверяет, 
И ждут порой лишь тех, кто покоряет, 
И ветвь надломленная иглами хрустит, – 
И ты, как будто бы отчаявшийся встать, 
Идёшь и видишь, слышишь и выносишь 
Такое, что не встретишь и не спросишь, 
Зачем пришло опять.

Не спрашивай! теперь не до красот! 
Их столько в сердце птицами витает! – 
И только листья странно облетают, 
Сродни воспоминаниям высот.

 

Ночные цветы

I

Из темноты, увенчанной цветами, 
Явилось мне смирение – но в нём 
И таинство, и шествие с дарами 
Сопутствуют общению с огнём, –
Измучен глаз – и век жестококрылый 
Состариться успел и не в чести –
Но обретать насущное в пути 
Мы начинаем с новой силой. 

II

Дворы пусты, как выходки вельмож,
Закат автомобильный страшен, –
Стигийских стражей и кремлёвских башен
Содружество томит, – и ты не вхож
Ни в шелест, возвышающий листы,
Ни в двери, –
И вещи до наивности просты
В предвестии потери. 

III

Вино бездомицы в стакане ледяном 
Хрустальным плеском сковывает веки, 
С ночлегами в безумной картотеке 
Торжественно знакомясь за окном, 
Где голуби над храмом пролетят –
И вместе с колоколом гулким 
Из райских новостей, из царских врат
Прольётся свет по переулкам.

IV

Не жертвуйте им нежности язык, 
Доступности и лести – двум сестрицам, –
Никто ещё в коварстве не привык 
Ладони прижимать к ресницам, 
Зрачки терзая пыткой пустоты 
С поклоном и полунамёком, –
И только незабвенные черты 
Помогут в испытании жестоком.

V

Пусть ветер предпочтителен другим –
Но вы, цветы, наперсники покоя, 
Из кротости к намереньям благим 
Питаете доверие такое, 
Что, птичьему подвластны волшебству, 
Звериному началу пробужденья, 
Предчувствуем во сне и наяву, 
Когда оно пройдёт, уединенье.

VI

Из музыки смолою золотою,
Из улья пчёл –
Янтарь и мёд, – и хладною золою,
Чрез козни зол,
Меж казней и помилований редких,
Идти во тьме
Без мотыльков на яблоневых ветках – 
Туда, к зиме.

VII

Но вы, цветы, воздушны и легки 
В полуночи, где месяц не огниво, 
Зане перекликаетесь на диво 
Лишь с теми, кто тихи и далеки, – 
Пусть вестники разлуки захотят 
Войти сюда, в чертог нерукотворный, 
В неизмеримости склоняясь непокорной, – 
И нам, отверженным, поверят и простят.

 

Дым дождя

I 

Дым дождя над туманом садов – 
Это грустное зрелище капель, 
Воплощенье июня, что запил 
Горечь слёз покаяньем трудов, –
Над прибоем таким
По-пластунски ползут самолёты, 
В рёве вздрогнув, ненастные ноты 
Застилают мой слух, как Пекин, –
Мы ничьи – ни к чему уже счёты –
Но меня не покинь.

II

В небесах
Воронья круговая орава, – 
То ли справа,
То ли слева пробор в волосах, –
Голоса
Голубей заросли и промокли, –
Поднимают бинокли,
Чтобы впрямь разглядеть чудеса.

III

Не в глазах
Это зарево участи зрело –
Ты войти не успела
И живёшь, как ребёнок, в азах,
В болтовне
Озарённой листвы и сирени, –
Преклоняю колени,
Да и горестно, грешному, мне.

IV

Есть в друзьях
Ожиданье момента,
Где разрезана лента
На бегу в полудиких краях,
В полусне,
В полудрёме и боли немилой,
Где дрожит сердоликовой жилой
Пребыванье в ночной тишине.

V

Подожди!
Эти руки вернее желанья –
Мы себе назначаем страданье,
Сердце бьётся под ветром в груди,
И гостить
В нашей жизни, почти в укоризне, – 
Как брести по отчизне,
Где не могут любви запретить.

VI

Вот и свет –
Вышел Феб, и цветет Подмосковье, – 
Красота добывается кровью
Наших праведных лет, – 
Шестикрыл
Серафим, повстречавшись с тобою, – 
Мук не скрою,
А Надежде глаза не закрыл.

VII

Участь сада во власти людей –
Погляди на безвинные дачи –
Быть не может иначе, 
Так бери и владей, 
Просветлённой душой холодей, 
Белым телом других согревая, – 
И когда постигать успеваю, 
Не до сцены и не до затей.

VIII

В жизни есть зачарованный час –
Наши губы зовутся устами –
И тогда открывается пламя,
Словно Спас,
Богоматерь стоит средь толпы,
Обнимая Младенца,
И разрозненных сосен коленца
Вертикально возносят стопы. 

IX

Даже заговор – звёзд уговор, 
Преткновенье о камень, 
Прославляющий женщину пламень, 
Бессловесного счастья укор, 
Обретаемый спор лепестков, 
Мотыльки с фитильками, 
Словно свечи в истоме и драме 
Зажжены ипостасью веков.

X

Где ты, юность? Мне легче с тобой! 
Где ты, святость? Мне проще с тобою!
В нашей радости есть голубое 
Впереди, за чертой, – 
Только ангел не носит вериг, 
И в рыдании лиры 
Не напрасно является миру 
Совершенства даруемый лик.

 

Художник: А. Реми.