Отдайте им всё!

Мама сидела напротив меня и смеялась. Это был тот интимный момент, когда открывались тайны души, и общаться с всегда занятой мамой было легко и просто. В самом деле, такие моменты в жизни случались крайне редко.
Мама хохотала не переставая. Мелкой дрожью тряслись её щеки, губы, мне казалось, что дрожали даже глазные яблоки. Смех растекался волнами по всему телу, дрожали от смеха покатые плечи и грудь, обтянутая домашним линялым халатом.
Тема была довольно патетическая, но приобретала пикантный оттенок.
Мама, смеясь, продолжала свой рассказ.

– Мы жили на краю села, сразу за нашей хатой начинались камыши, а дальше за плавнями, за мелкой речкой – лесополоса и линия фронта. Ох, как мы ждали освобождения, мы три долгих года лелеяли, до слёз, нашу мечту! С середины августа слышались из-за леса раскаты катюш, фронт громыхал! Наши, наши! Вот-вот должна была в село войти Красная Армия.
Но в открытую радоваться было нельзя. Жили в казённой хате на двух хозяев, за стенкой во второй половине жил раскулаченный в свое время мужик, который не мог простить советской власти реквизированных коров и свиней. 
«Спасыби господыну Гитлеру, прогнал советы», – всякий раз нараспев говорил он, старательно, от души крестясь, перечисляя количество экспроприированных коров и свиней.
Я, завидев его, обычно прятала глаза и в кармане крутила дули – «чтоб ты издох со своими коровами, двадцать лет прошло, а он всё свою скотину пересчитывает».
Время было очень страшное и опасное в своей неопределённости. Отступающие немцы стремились как можно больше захватить с собой людей, пешим ходом гоня их в Германию. Особенно лютовали озверевшие в конец полицаи, из наших местных селян. Мы их боялись больше, чем немцев.
В начале сентября (официально день освобождения Донбасса 8 сентября 1944 г.) Красная Армия вошла в село, мы встречали их как победителей и наших освободителей.
«Моя хата с краю, первым освободителей привечаю», – можно так сказать, перефразируя известную пословицу. 
В нашу хату набилось красноармейцев человек двенадцать. Спали кому какое место досталось – на кроватях, на лавках и просто на полу впокот.
Делились с ними всем, что имели – молоко, яйца, хлеб. 
Но этого им было мало, они просто брали то, что хотели, ребята были «оторви и выбрось». 
Штурмовые, передовые части состояли из частей штрафбата. 
Ты понимаешь, Люда, зэкам в тюрьме сказали: «Хотите искупить вину перед Родиной, идите на фронт Родину защищать».
– А были такие, которые отказались?
– Да, были, а эти, понимаешь, они пошли. Они знали, что могут погибнуть и все равно пошли на фронт, хотя могли откосить.

Мама хохоча, рассказывала о проделках штрафбата. Я смотрела на неё и тоже хохотала, её смех имел магическое, заразительное воздействие.

– Однажды иду по селу, – продолжала мама, – навстречу мне соседка: «Молодычка, вашу корову повелы вийскови, мабуть, ризаты»* (село украинское).
У меня восьмой месяц беременности, почти на сносях, пузо выше носа, но я бегом на край села. Успела. Ведет солдат мою коровку за рога, корова упирается. Я схватила её за хвост и тяну в свою сторону, а он за рога в свою. Корова ревет во все горло.

На этом моменте маминого рассказа я перестала смеяться – мне стало жалко корову (только не смейтесь!). Я представила испуганную рогатую скотинку, которую разрывают на две части, и она плачет от боли.

– Ну не будет же наш солдат с беременной женщиной драться, заругался в сердцах и ушел.
Еще один номер нам устроили. «Так, говорят, будет контрнаступление немцев, артиллерийский обстрел, ночью все прячьтесь в подвал». Мы, конечно, всей семьёй спрятались. Утром вылезли из подвала – в хате шаром покати, обчистили всё, вплоть до ложек и вилок.

После этого рассказа мне вообще было не до смеха, с максимализмом, свойственным ранней юности, я стала возмущаться, используя весь свой литературный словарный запас.
Мама, наконец, перестала смеяться и уже смотрела на меня в упор «глаза в глаза».
– Ты не понимаешь! Нет, ты, дочь, не понимаешь! Он (солдат) сегодня живой, стоит перед тобой, разговаривает, а на рассвете пойдёт в бой и погибнет, и это будет последний рассвет в его жизни! Я что для него вилок пожалею? Пусть забирает вилки, ложки эти, пусть забирает ВСЁ! Они же (солдаты штрафбата) смертники, они идут на передней линии, они штурмовики, их гибнет больше всего.
– Забирает всё-всё?
– Да, пусть всё забирает. – И, чуть подумав, добавила: – Пусть только мне покушать оставит. 
Впрочем, история имела счастливый конец – пожаловались командиру. Он жёстко навёл порядок среди подчинённых – извинились, вернули реквизированное. Расстались с ними в тёплой дружеской обстановке

Уроки незабвенной мамы: что есть бренное – что вечное, что бытовые передряги – что высокие материи, что такое стоять на пороге вечности и смотреть в небытие, что такое взвесить все «за» и «против» и пойти Родину защищать, может быть, на верную смерть. Или пересчитывать коров, двадцать лет назад почивших в бозе, считая, что это и есть самое ценное в жизни. 
Я сделала выводы и в последующем никогда не боялась принимать решения – человек на протяжении всей жизни, решая различные ситуации, стоит перед выбором, делая который, он ответит перед Богом. Перед Богом ответим все.

***

Современный Донецк образца 2022 года, я стою на перекрестке, мимо проезжают огромные «Уралы». В них молодые ребята в камуфляже, касках, с автоматами в руках, весело переговариваются между собой. 
Я ставлю сумку на землю и твердой рукой крещу их вслед: ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ЖИВЫМИ!!!

Примечание
* Вашу корову повели военные, наверное, резать (перевод с укр.)

Художник: Л. Кипарисов.