«Отзовись мне, Россия, коль есть еще ты у меня!» 100 лет Борису Чичибабину

Часто цитируют его строки о малой родине: «С Украиной в крови я живу на земле Украины…» или «У меня такой уклон: я на юге – россиянин, а под северным сияньем сразу делаюсь хохлом…»

Но впору вспомнить и слова жесткие, пророческие, давние, сказанные словно к сегодняшнему дню, с медицинской точностью:

Не будет нам крова в Харькове, 
Где с боем часы стенные.
А будет нам кровохарканье,
Вражда и неврастения.

9 января исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося поэта Бориса Алексеевича Чичибабина, чьи стихи включены в антологии русской поэзии. Вся земная биография поэта, носившего в паспорте фамилию матери, Полушин, была связана с Харьковщиной – с перерывами на войну и тюрьму. 

У Чичибабина немало стихов о русской истории (о городах древней Руси – Киеве, Чернигове, Пскове, Новгороде, Суздале), о русской словесности (Пушкине, Гоголе, Толстом, Достоевском), мировой культуре («Не дяди и тёти, а Данте и Гёте / Со мной в беспробудном родстве…»), много замечательных лирических шедевров.

Одна из центральных улиц Харькова уже два десятка лет носит имя Чичибабина, в 1995 г. создан Международный фонд его памяти, с 2001 г. учреждена городская литературная премия его имени, ежегодно проводились литературные чичибабинские чтения и международный фестиваль современной поэзии памяти Чичибабина. Нынче на Украине некие умы пытаются присвоить Чичибабина, вставляя его имя в свои списки и обоймы. Они любят присваивать чужое значительное; что говорить, если и Чайковского и Репина они уже записали в свои шароварные анналы как «Чайку» и «Репу»!

Ну и еще правда в том, что с 2014-го харьковский чичибабинский фестиваль не проводится. В Крыму же – в каждом сентябре наряду со шмелевскими, бунинскими и другими чтениями уже несколько лет проходят чтения чичибабинские. 

Обычно в два зимних чичибабинских дня – кончины (1994) и рождения (1923) – 15 декабря и 9 января – у мемориального горельефа на улице Чичибабина возлагали венки друзья поэта, поклонники его творчества. Затем цветы приносили и на могилу поэта. И – звучали его стихи, а также строки, ему посвященные, каковых уже силами разных поэтов скопился целый венок.

Могила Б. А. Чичибабина в Харькове

Близость к Рождественскому дню даты собственного появления на свет подвигла Чичибабина на такие строки (1980): 

Я на землю упал с неведомой звезды, 
с приснившейся звезды на каменную землю, 
где, сколько б я ни жил, отроду не приемлю 
ни тяжести мирской, ни дружбы, ни вражды.

Как с буднями, звезда, нездешним сердцем сжиться,
коль тополи в снегу мне в тыщу раз важней 
всех выездов и смут, певичек и вождей, 
а Моцарт и Паскаль отзывней сослуживца?
….
И как мне быть, звезда, на каменной земле, 
где телу земляка люба своя рубаха, 
так просто обойтись без воздуха и Баха 
и свету не найтись в бесколокольной мгле?

Как жить мне на земле, ни с чем земным не споря? 
Да будут сны мои младенчески чисты 
и не предам вовек рождественской звезды, 
откуда я упал на землю зла и горя.

Стихотворение является эпиграфическим к судьбе поэта, написано им в 57-летнем возрасте и отчетливо самоопределяет феномен, носящий имя Борис Чичибабин.

Поэт Александр Межиров назвали его гениальным графоманом. Не буду спорить с репликой Александра Петровича, чьи стихи весьма чту. С одной стороны, лично я не вижу в этом спорном суждении ничего уничижительного. С другой – в конце концов, история сама определит место каждому. В знаменитом стихотворении «Сними с меня усталость, матерь Смерть» (1967) Чичибабин воскликнул: «Одним стихам – вовек не потускнеть. Да сколько их останется, однако!» Действительно, никто не знает судеб, в том числе участи поэтических строк. Однако во все современные антологии русской поэзии стихи Бориса Чичибабина включены. 

Можно твердо сказать, что именно присутствие в Харькове в течение нескольких десятилетий поэта Чичибабина создало условия для появления плеяды заметных современных стихотворцев, к слову, почти все они и были отмечены чичибабинской премией. 

Впрочем, влияние на русскую литературу Чичибабин оказал и далеко за пределами Харькова. Не только, разумеется, потому, что широкую (уже не андеграундную) известность он приобрел в последние годы «перестройки» и стал лауреатом Государственной премии СССР (1990). Кстати, беспрецедентный факт: лауреатства поэт был удостоен за изданную за свой счет книгу стихотворений «Колокол».

В качестве литературного псевдонима поэт взял фамилию матери Натальи Николаевны Чичибабиной, что было довольно рискованно, т. к. известный ученый-химик Алексей Евгеньевич Чичибабин (1892–1945), родной дядя матери, в 1936 году не вернулся в Союз из Парижской командировки и был исключен из академиков (восстановлен посмертно в 1990-м). 

Борис Чичибабин родился в Кременчуге, а школу окончил на родине художника Ильи Репина – в известном давними воинскими традициями городке Чугуеве Харьковской области, поскольку воспитывался в семье военнослужащего. В 1940 г. поступил на исторический факультет ХГУ, с начала войны служил на Закавказском фронте. В 1945 г. поступил на филологический факультет того же университета, но уже в июне 1946 г. был арестован и осужден на пять лет лагерей «за антисоветскую агитацию». Как считал он сам, срок (действительно странный по тем временам) был по тем временам «смехотворным». Два года провел в тюрьмах – Лубянка, Бутырка, Лефортово. Остальное – отбывал в Вятлаге Кировской области.
Затем вернулся в Харьков, где и книги у него потом выходили, но прежде он вынужден был поступить на единственно доступные для бывшего политзэка бухгалтерские курсы и затем работать бухгалтером то в домоуправлении, то в грузовом автотаксомоторном парке.
Его маленькая чердачная комната в самом центре Харькова постепенно стала неофициальным литературным центром. К нему сюда приходили знакомиться бывшие харьковцы, навещавшие город: Борис Слуцкий, способствовавший первой публикации в журнале «Знамя» в 1958 г., Григорий Поженян, Григорий Левин, позже приезжал Евгений Евтушенко. Когда в 1963 г. начали выходить первые книжки, Чичибабин оставил бухгалтерскую работу и около двух лет руководил литературной студией, которая по идеологическим соображениям затем была закрыта (поводом послужил вечер, посвященный Б. Пастернаку). Он снова устроился на конторскую работу в трамвайно-троллейбусное управление, где проработал почти четверть века. В 1966 г. его приняли в Союз писателей СССР, а в 1973 г. исключили за «написання антирадянських вiршiв». Восстановили Чичибабина в СП в 1989 г. – как водится, при участии тех же лиц, что и исключали.

Выполнявший некрасовское назидание, Чичибабин был поэтом-гражданином. Он остался в наших сердцах тем «страстно поднятым перстом» (Достоевский), с истовством, подобным Аввакумову, утвердившим и скрижальные зековские строки: «Красные помидоры кушайте без меня…» (1946), и пробуждавшие нашу совесть «Давайте делать что-то!..». Чичибабин был человеком, говорившим правду, – даже когда это вело его на Голгофу. 

Когда неразумная масса визжала и улюлюкала на обломках почившей Советской Империи, не понимая, что любые скачкообразные изменения ведут только к еще большему бесправию и притеснению человека, Чичибабин написал в «Плаче по утраченной родине» (1992): «Я с родины не уезжал – за что ж ее лишен?» Вот две последние строфы этого стихотворения: 

При нас космический костер
беспомощно потух.
Мы просвистали свой простор,
проматерили дух.

К нам обернулась бездной высь,
И меркнет Божий свет…
Мы в той отчизне родились, 
Которой больше нет.

Сила этого текста вызвала слезы у знаменитого европейского филолога, весьма, кстати, ироничного человека Жоржа Нива, услышавшего, как Борис Алексеевич читал его в доме-музее Волошина в Коктебеле. А казалось бы, – что французу российская Гекуба? 

Думается, новейшее время – непрерывнотекущих общественных катаклизмов и потрясений, эпоха все большего обнищания большинства и безоглядно-ненасытного жирования горстки, дорвавшейся до кормушки и кормила, «золотой век» эгоизма, алчности и спеси, убеждают нас в том, что не прейдет на Руси боль о простом, «маленьком человеке», поскольку именно она-то и есть сострадательна, а нам завещано быть на стороне гонимых и несчастных. 

Гражданственность у нас следует читать как любовь к «бедным людям», «униженным и оскорбленным», коим у нас, как водится, несть числа. «Звездам числа нет, бездне дна…» – изрек Ломоносов о космосе; но и на земном уровне творится то же самое, ведь нет предела и нашей нравственной бездне. «Я не люблю людей…», – сказал Бродский, и его очень даже можно понять. А вот Чичибабин – людей любил. 
Процитируем стихотворение, опубликованное в большом трехтомнике Бориса Чичибабина, который вышел по кончине поэта (вообще, Чичибабин был обильно опубликован преимущественно в посмертные годы благодаря усилиям Л. С. Карась-Чичибабиной, вдовы). Это сочинение написано в октябре 1993 г. Без натяжки можно сказать, что Чичибабина угасила именно эта эпоха – послесоветского безвременья, удушающих, мутных и мерзких 1990-х годов. Насмотревшись ужасающих телевизионных кадров, наобщавшись с друзьями, в прошлом – советскими сидельцами-диссидентами, бросившимися строить моноэтническую (сегодня читай – нацистскую, как поэт и предрекал) Украину, Чичибабин кричал в телефонную трубку: «От этого я и подыхаю!» Умер он в середине декабря 1994-го, морозной зимой, словно закольцевав свой зимний холодный приход в сей мир.

Вновь барыш и вражда верховодят тревогами дня. 
На безликости зорь каменеют черты воровские... 
Отзовись, мой читатель в Украине или в России! 
Отзовись мне, Россия, коль есть еще ты у меня!
…..
Пушкин шепчет стихи, скоро я свой костер разожгу, 
и дыхание трав, птичьи тайны, вода из колодца 
подтвердят, что не все покупается и продается 
и не тщетно щедры Бог и Вечность на каждом шагу.

Две последние строки первой строфы актуализовали проблему русского поэта, живущего на Украине. Он и есть колокол «в бесколокольной мгле».

Чичибабин был одним из посланцев, рассказавшим нам о красоте нашей земли, которая без его возвышенного слова о ней была бы молчащей, недовоспетой, недопроясненной. 

Поэт оставил нам немало поэтических шедевров, в том числе и таких, как «Ночью черниговской с гор араратских…», «Судакские элегии», «Между печалью и ничем…», «И вижу зло, и слышу плач…» и других. А кто так много, вдохновенно и космично писал о снеге? Вот – финал лучшего, на мой взгляд (наряду с «Элегией февральского снега»), из «снежных» стихотворений «зимнего человека» Чичибабина, «Сияние снегов»:

…О, сколько в мире мертвецов, 
а снег живее нас.
А все ж и нам, в конце концов, 
пробьет последний час.

Молюсь небесности земной 
за то, что так щедра, 
а кто помолится со мной,
те – брат мне и сестра.

И в жизни не было разлук, 
и в мире смерти нет, 
и серебреет в слове звук, 
преображенный в свет…

По-прежнему неизменно волнуясь до слез, когда слушаю и читаю его лучшие стихи, я в сердце как сокровище храню память о том, какие слова Борис Алексеевич написал мне в рекомендации и сказал устно на заседании правления Харьковской организации Союза писателей в 1993 году, за год до своей кончины. Помню и о том, что мои руки были последними среди опускавших его гроб в могилу. Этот прощальный взаимный привет всегда ношу в себе.
Чичибабин, уйдя, продолжает сердечно и духовно окормлять очень многих. Свет Рождественской звезды, с которой он пришел к нам «на землю зла и горя», длится.