Прости меня, бабушка!

– Ты старая! 
– Идем ко мне, мой капризный мальчик, подойди ко мне. 
– Нет. Не пойду. Я же сказал, что со старушкой фотографироваться не буду! 
– Ну иди же, ты уже во-о-он какой большой у меня! Своя кровь, а сторонишься, как чужой... Странно... Не хочешь, не надо...
Бабушка, статная, высокая женщина, улыбается и фотографируется одна. 
А я в бешенстве. Не знаю, с кем ругаться, кому высказать свои претензии. Все, что я выговорил бабуле, все это не имеет никакого значения. Отец тоже улыбается и кивает в мою сторону. А я, опасаясь, что меня сейчас точно ударят по мягкому месту, отодвигаюсь ближе к калитке и начинаю во весь голос плакать. 
Такое мое поведение рассмешило и мою мать, и отца. 
Мне было около шести лет.
Летний знойный день. Весь день играю на улице с ровесниками. Пот, стекающий с головы, оставил грязные линии на моем не менее грязном от пыли лице. Как результат моих неимоверных трудов на «поле боя» рубашка вся изношенная, на ней не осталось ни одной пуговицы. Живот открыт, полы рубашки я завязал в узел. В таком состоянии я был похож на уличного голодранца. И мне ли стыдиться фотографироваться с бабушкой?..

...Когда я пулей влетел во двор, все – мои родители, братишка, сестра – сфотографировались по паре. А для меня оставили бабушку. Старушку. Некрасивую, старую... Конечно, мне обидно: за что они меня так не любят?.. 
Фотограф-татарин что-то сказал моим родителям и взглянул в мою сторону. 
– Ладно, фотографируйся один, – согласился отец. 
Помню... Я сфотографировался в старой, разорванной, без пуговиц рубашке. А сам грязный и потный... 
Я был доволен. Ну, конечно, зачем мне фотографироваться со старушкой! 
Когда фотограф уходил, потянул меня за ухо. Я разозлился на него. И обозвал. 
Дни проходили медленно. Я с нетерпением ждал фотографа. Каждый день спрашивал маму: «Почему тот дядя-татарин не приходит?» – «Придет, придет, сыночек мой...» 
В один из таких дней, я – опять пыльный, грязный – пришел с улицы. И увидел того фотографа-татарина, который передавал маме фотографии в стеклянной рамке. 
– А где моя фотография? – с вызовом спросил я. 
– Т-твою... Твою принесу позже. 
Увидев портреты в рамках, я раскрыл рот: о-о-о, как здорово! Братишка и сестренка в красивой одежде, улыбаясь, смотрели на меня. Очень красиво. Такой одежды у нас не было. Фотограф все красиво доделал. Портрет родителей был не менее прекрасен. Они тоже в красивой одежде, с легкой улыбкой глядели с портрета. А бабушка не показала свою фотографию, просто убрала рамку под стол. Как будто мне очень интересно увидеть ее портрет! 
Мне опять стало обидно. Опять стал громко плакать. Я посмотрел по сторонам, искал подходящий камешек, чтоб кинуть его в фотографа. А он, громко рассмеявшись, быстренько вышел из дома. 
Прошли дни, месяцы. Каждый раз, когда смотрел на портреты моих родных, выставленных в гостиной комнате, мне становилось завидно. Конечно, завидую. На самом деле, как не завидовать, у всех есть портреты, а у меня нет. К тому же этот противный дядька-татарин очень красивые фото сделал. А меня он обманул, мерзавец. Когда вырасту, я его побью. 
А фотограф так и не вернулся. Я его больше не видел. Я уже не надеялся увидеть свою фотографию. 

Я уже ходил в школу. Перед уходом в школу бабушка давала мне деньги, развязав узелок на платке, куда прятала их... 
В конце концов мне постепенно стали нравиться и платок бабули, в котором она хранила деньги, и сама бабушка. Потом я полностью – с тетрадями, книгами, портфелем – перекочевал в глинобитную избушку бабушки, построенную в конце нашего большого двора. Словом, я полюбил свою бабушку. Она повсюду брала меня с собой: на свадьбы, вечеринки, женские посиделки. Бабуля тоже сильно любила меня. Когда родители меня за что-то ругали, она переставала с ними разговаривать. Даже не хотела с ними вместе сидеть за одним столом. В конце концов родители сдавались, просили прощения у нее и мирились. 
Как я уже говорил, бабушка была женщиной статной, в теле. И голос у нее был властный, с хрипотцой. Знала много пословиц, сказаний. Когда на кого-то злилась, говорила так, что ее слова попадали прямо в точку. Мне нравились ее пословицы. Даже когда она меня ругала, получалось все как-то здорово, мне это нравилось. До сих пор ее голос звенит у меня в ушах. Прошло почти полвека. Если я стал большим писателем, то в этом есть несомненная заслуга моей бабушки. Когда я пишу какое-либо произведение, мне иногда кажется, что того или иного героя описывает бабушка: я пишу ее словами. Не поверите, но это именно так и происходит! 
Да, что-то я немного отвлекся. Когда я понял, что полюбил бабушку не из-за ее денежек в узелочке платка, а просто из-за ее нежной, искренней любви ко мне, и понял это своим маленьким детским сердцем, мне стало так легко и хорошо, просто не описать словами. Я не хотел отходить от нее ни на минуту. 
Моя семья – родители, сестричка и братишка – переехали в степь. Я остался с бабушкой. После окончания школы она дала мне все свои сбережения и отправила в столицу – учиться. В тот день, когда я собирался в город, она стояла, опершись на стену, и была бледна как мел. Мне стало не по себе от ее вида: такая статная, волевая бабушка стояла, как маленький, немощный человечек. В сердце защемило. Впервые в жизни я увидел в ее глазах слёзы. Она пыталась улыбнуться, но не получилось. Бабушка кивнула головой в сторону двери: мол, все хорошо, ты иди. На улице ждала соседская машина.

После окончания первого курса меня забрали в «афган». Там один день длился как год. И, наконец, я вернулся домой. Поздоровавшись с родителями, братьями, сестрами, побежал к избушке бабушки. Возле немного приоткрытой двери стояла маленькая, сгорбленная старушка, опершись о палку. Она хотела что-то сказать, но не могла говорить. Я содрогнулся. Во всем теле появилась дрожь, к горлу подкатил ком. Умом я понимал, что стоящая передо мной немощная старушка – та самая моя бабушка, властная, высокая, сильная, красивая, но все мое сердце противилось принять эту реальность. Я поднял ее на руки и внес в комнату. Она, как ребенок, ухватилась обеими руками за мою шею, по глазам текли слезы. 
Мы обнялись, дрожащими руками она гладила мои волосы. Разглядывая комнату, на стене я вдруг увидел портрет. С него на меня смотрели симпатичная старушка со светлым лицом, чистым взглядом и мальчик в чистой красивой рубашке. 
...Я вздрогнул. Стоя, я уставился на портрет: из глаз невольно потекли слезы. 
«Бабуля... моя бабулечка!..Что ты значила для меня в детстве! Знаешь ли ты это? Сегодня я прошу прощение у бабушки за свои проказы, свое детство! Прости меня, моя бабулечка, родная ты моя! Буду всю жизнь просить прощение за ту мою выходку! Прости, прости меня!..»
...В тот день бабушку нарядили в белое платье, белый платок. Она сидела во главе стола с блаженной улыбкой на лице. Все от мала до велика – соседи, родственники – спрашивали у бабушки: «Ну что, теперь вы рады, наверное? Ведь приехал ваш любимый внук!» А бабушка, протирая свои слабовидящие глаза, говорила дрожащим голосом: 
– Слава Всевышнему... Слава Всевышнему! 
– Ну все, бабушка, что вы все плачете? Хватить и того, что вы проплакали все два года, – говорили односельчане. 
Отец говорит: «Твоя бабуля все время плакала, уставившись на твой портрет, тот, что на стене. Она так любит тебя, что ревнует к нам с матерью». 
А мать говорит: «Твоя бабушка не мыслит жизни без тебя. Она думает, что тебя родила не я, а она».

Но кто же вечен в этом тленном мире?
Пришел день, и бабушка тоже оставила нас. С тех пор мне кажется, что мое сердце наполовину опустошилось. Если бы не бабушка, я бы, наверно, не стал писателем. 
А родители живы, слава Аллаху. Очень хочу, чтобы они как можно дольше жили. Я чувствую, что родители – это мои надежные два крыла. Это они меня вдохновляют на самые высокие полеты. Однако все же я очень скучаю по моей бабушке... 

***

Вот, прошло почти пятьдесят лет.
Сегодня мы с женой летим на Кавказ. В санаторий. Спрашиваю жену:
– Мы все взяли?
– Да, конечно. А портрет с бабушкой вот в этой сумке. 
...Да, этот портрет я всегда беру с собой. Куда бы я ни ехал. Прибыв на место назначения, я первым делом ставлю портрет на столе в номере гостиницы или в палате санатория. 

Художник: У. Раджабов.