Бой в устье Невы и его герои

320 лет назад 18 мая 1703 года вблизи взятой русскими войсками шведской крепости Ниеншанц в ходе абордажного боя было захвачено 2 шведских корабля. Ныне этот день считается датой основания Балтийского флота России.

Длившаяся уже почти 3 года Северная война, в ходе которой Россия стремилась возвратить захваченные у неё шведами в Смутное время прибалтийские земли для обеспечения непосредственной морской торговли с европейскими странами, постепенно увенчивалась для нашей страны всё новыми победами. 
Несмотря на неудачный для армии царя Петра дебют в виде тяжёлого поражения в Нарвской битве 1700 года, русские полки постепенно теснили шведов. Тем более что, пусть и удачливый полководец, шведский король Карл XII оказался намного худшим стратегом и ввязался в войны с рядом европейских государств, что распыляло его силы, не позволяя сконцентрировать их на российском направлении.
Зато петровские полки всё увереннее продвигались к балтийскому побережью. 22 октября 1702 года ими была взята крепость Нотебург (бывший русский Орешек), а 12 мая следующего года, после 5-дневной осады, сдалась и крепость Ниеншанц – ключ к устью Невы. 
Судя по всему, именно стремительное взятие Ниеншанца и не позволило шведскому правительству вовремя принять должные меры к укреплению его обороны. В итоге достаточно внушительная эскадра в 10 вымпелов под командованием вице-адмирала Нумерса прибыла к невским берегам, что называется, к шапочному разбору, когда помочь своему осаждённому гарнизону было уже невозможно по причине отсутствия последнего.
Кстати говоря, о физическом уничтожении врага речи не было. Царь Пётр и его генералы стремились относиться к побеждённому врагу в традициях рыцарской доблести, изрядно подзабытых к тому времени в самой Европе (если, например, вспомнить взаимные зверства недавней Тридцатилетней войны). А потому воинов капитулировавшего гарнизона шведской крепости, согласно достигнутым договорённостям, отпустили не просто живыми и здоровыми, но даже с оружием и знамёнами.
Однако в шведской эскадре об этом просто не знали. Правда, подозревали возможность чего-то подобного, оттого и отправили на разведку пару кораблей. На такие случаи у шведов был разработан своего рода пароль – корабли поддержки должны были дать два выстрела из пушек и дождаться такого же отзыва из крепости. Отсутствие такого бы означало, что помогать уже некому.
На беду шведов пароль был слишком уж простым. Так что командующий уже русского гарнизона Ниеншанца, услышав шведские выстрелы, оперативно приказал ответить тем же – двумя выстрелами из крепостных пушек. И угадал, шведские моряки поверили в то, что крепость ещё в их руках.
Пока шведская разведка из-за плохой погоды и опасения обстрела со стороны, как там думали, всё ещё осаждавшей крепость русской артиллерии, не спешила подходить к Ниеншанцу, наше командования медлить не стало. Тем более что в этом месте как раз находился сам главнокомандующий – царь Пётр и его «правая рука», Александр Меньшиков. Оперативно погрузив две роты (около трехсот бойцов) на лодки, пользуясь непогодой и утренними сумерками, наш десант 18 мая 1703 года взял на абордаж 10-пушечный галиот «Гедан» и 8-пушечную шняву «Астрильд».

Любители размышлизмов в духе «Википедии» обычно упирают на троекратное численное преимущество русских гвардейцев над шведскими моряками. Но при этом умалчивают, что пушек на наших лодках не было вообще. Да и стрельба русских солдат из фузей, даже на суше эффективная на дальности не более 100-200 шагов, с качающихся на волнах шлюпок в лучшем случае производила лишь звуковой эффект.
А 18 шведских пушек на 30 русских лодок – это немало. При этом скорость лодок сравнительно невелика, дальность поражения тогдашних пушек: картечью – до 400 метров, ядрами – до километра. Да и скорострельность шведских артиллеристов при условии «картузного заряжания» (когда в дуло орудия в мешочке сразу заталкивается и заряд пороха, и ядро или картечь), достигала нескольких выстрелов в минуту. 
Но, тем не менее, преображенцы с семёновцами оказались на палубах шведских кораблей, после чего судьба последних была решена. Кстати, из команд обоих шведских судов в плен было взято не больше пятой части моряков. Как писал о причинах этого сам царь Пётр: «Неприятели пардон зело поздно закричали» – то есть, замедлили с готовностью сдаться, спустив флаги. 
Но, похоже, причина небольшого количества пленных ещё и в другом. Ведь и в те, и в более поздние времена, бойцы всех армий мира с неохотой брали в плен тех врагов, которые сражались против них оружием повышенной эффективности. Так что артиллеристов, пушки которых при удачном выстреле могли уничтожить до нескольких десятков нападавших за раз, обычно при захвате вражеских батарей щадили редко.
Хотя огонь шведских артиллеристов и был недостаточно эффективен, но урон наступавшим русских бойцам они нанесли весомый: 20 солдат и 1 офицер погибли, ещё 55 было ранено. Отсюда и вполне объяснимое нежелание брать пленных, пока на этот счёт не поступил чёткий приказ командования.

Оставшиеся 8 кораблей шведской эскадры не рискнули ввязываться в бой с русскими гвардейцами, в том бою переквалифицировавшихся в «морских пехотинцев», ни для возвращения судов своего захваченного авангарда, ни хотя бы для того, чтобы отомстить торжествующим победителям. 
Вместо этого вице-адмирал Нумерс предпочёл уйти от невских берегов восвояси, отправив своему начальству лживый рапорт о том, что его подчинённые на «Гедане» и «Астрильде» «героически погибли, взорвав свои корабли, но не сдались неприятелю».
https://aif.ru/society/history/nebyvaemoe_byvaet_kak_melkaya_stychka_v_uste_nevy_perevernula_istoriyu
Стоит заметить, что у шведского флотоводца были весомые причины для такого шага. Так, летом предыдущего, 1702 года его эскадру, слишком глубоко зашедшую в акваторию русских рек и озёр близ Балтийского моря, уже изрядно потрепали возле Кексгольма бойцы полковника Тыртова, тогда шведы потеряли несколько кораблей и три сотни моряков. https://topwar.ru/14520-boy-v-uste-nevy-i-utverzhdenie-rossii-na-baltiyskom-more.html Так что, как говорится, «от греха подальше», флагман решил ретироваться, тем более, осознав, что в помощи его эскадры крепость Ниеншанц уже не нуждается.

Впрочем, ложь адмирала Нумерса довольно скоро стала общеизвестной в Европе. По предельно простой причине – штурмовую группу, захватившую шняву «Астрильд», возглавлял «бомбардир Пётр Михайлов», чьё имя и звание было дипломатическим и боевым псевдонимом самого царя.

Как бы там ни было, но баталия в устье Невы получила высокую оценку и тогда, и в более поздние времена. Да, формально эта победа была не первой, когда российские воины, добравшись к шведским судам на лодках, захватывали их после жаркого абордажа. Несколько таких побед были одержаны ещё в 1702 году. Но, всё же, эти победы носили некий оттенок неопределённости. Ладожское или другие озёра и реки на арену морского сражения как-то не очень походили. Другое дело – устье Невы, от которого до Балтики – рукой подать. 
Ну и, конечно, не стоит сбрасывать со счетов и то, что в предыдущих боях с шведским флотом участвовали российские бойцы под командованием своих офицеров, а боем в устье Невы руководил сам Пётр I. И не просто руководил, но ворвался на вражеский корабль со шпагой и гранатой в руке, а до этого ежесекундно рисковал жизнью, проходя на своей лодке через губительные залпы вражеской картечи.
Так что присвоение Петру и его верному соратнику Меньшикову (который воевал во главе отряда, захватившего второй шведский корабль) высших орденов Андрея Первозванного, утверждённых Военным Советом русской армии, под номерами 6 и 7, в таких обстоятельствах отнюдь не выглядит какой-то лестью. 
За победу над двумя шведскими кораблями награды получили все русские воины – и солдаты и офицеры. Для них была отчеканена памятная медаль с надписью «небывалое бывает».
Спустя неполные два десятка лет этот девиз в полной мере исполнился в итогах Северной Войны, завершившейся полной победой России и закреплением за ней выхода к Балтийскому морю. А дата 18 мая 1703 года по праву стала считаться днём рождения российского Балтийского флота.