Осада Соловецкого монастыря: мученичество за веру или вооруженный мятеж?

22 июня 1668 года началась многолетняя осада Соловецкого монастыря, обусловленная нежеланием монахов-старообрядцев подчиниться решению как церковной, так и государственной власти.

С церковно-исторической точки зрения, осада Соловецкого монастыря явилась самым ярким (впрочем, практически и единственным) эпизодом вооруженного противостояния не принявших церковную реформу патриарха Никона «старообрядцев». К тому же осада, продолжавшаяся почти целых восемь лет, заслуживает внимания и с чисто военной точки зрения – такая продолжительность, наверное, уникальна для истории всех войн. Если, не считать, конечно, легендарной осады Трои, воспетой Гомером в его «Илиаде» – та длилась целых десять лет. 
Церковно-политические предпосылки случившегося не так уж просты. С одной стороны, стремление не только патриарха Никона, но и царя Алексея Михайловича максимально унифицировать богослужебные тексты и порядки Русской православной церкви с таковыми у других Поместных православных церквей были обусловлены желанием воплотить в жизнь тезис инока Филофея, жившего в XVI веке: «Два Рима пали, Третий стоит, а четвертому не бывать!»
Однако основывать такую роль только на положении единственной реально независимой и мощной православной державы, без признания всеми православными мира еще и незыблемого духовного авторитета Москвы, было для полноценного статуса настоящего «Третьего Рима» явно недостаточно. 
Но о каком серьезном духовном авторитете могла идти речь, если за столетия вначале переписываемых вручную, а затем даже и перепечатываемых богослужебных книг в них накопилось столько ошибок? Так что, например, незадолго до начатой Никоном реформы одну из таких книг, оказавшуюся на Афоне, тамошние монахи попросту сожгли, как «еретическую». А ведь авторитет афонских монастырей в качестве «оплота Православия» очень высок и по сей день – не говоря уже о том времени…

***

Другое дело, что с исправлениями тогда тоже «наломали немало дров». Особенно с жесткостью проведения в жизнь церковной реформы. 
Тем более сами исправления, с точки зрения хоть немного богословски образованных людей, что называется, «не стоили и выеденного яйца». В самом деле, так ли уж важно, тремя или двумя сложенными пальцами надо креститься, говорить Исус или Иисус, совершать четыре земных и двенадцать поясных поклонов при чтении великопостной молитвы св. Ефрема Сирина или делать все шестнадцать поклонов земными? И так далее.
Но для тогдашнего российского общества, где и первая-то мало-мальски настоящая духовная школа, дающая систематическое образование (Славяно-Греко-Латинская академия) появилась лишь в 60-х годах XVII века, такие мелочи приобрели характер едва ли не основополагающих догматов веры! Тем более что реальная суть последних была для подавляющего большинства малообразованных не только мирян, но даже и священников, если и понятна, то крайне поверхностно. 
Неудивительно, что на таком фоне обильно произросло обрядоверие. По сути, явление сродни магии, глубоко чуждой христианству, когда фундаментальными основами веры становятся глубоко вторичные моменты, вроде того же количества перстов при наложении крестного знамения. 
Ведь, например, инвалиды, из-за травмы лишившиеся на правой руке нужного количества пальцев, не лишаются из-за этого права считаться полноценными христианами. Или те же пожилые люди, просто по телесной немощи, не могущие совершать во время церковных служб все положенные земные поклоны.  
С другой стороны, власть – и церковная, и государственная – стала на позицию такого же обрядоверия, заставляя верующих принимать новый обряд под угрозой тех или иных наказаний. Впрочем, тогда на такой позиции стояли практически все, что называется, истовые верующие, не считающие зазорным ломать через колено всех несогласных. 
Недаром духовный лидер старообрядческого раскола протопоп Аввакум с умилением призывал наследовавшего престол после смерти отца Алексея Тишайшего, нового царя Алексея Алексеевича применить самые страшные кары к «поганым никонианам» – так Аввакум с неприкрытой ненавистью именовал своих противников из противостоящей «церковной партии».

***

Также непросто выглядит ситуация и с Соловецким монастырем. Его потерпевших поражение и частью казненных, частью сосланных защитников, в старообрядческих кругах и не только, часто называют «мучениками», что в данной ситуации больше напоминает оксюморон, сочетание несочетаемого.
Обширная житийная литература, повествующая о подвигах христианских мучеников как-то, не содержит примеров, когда таких людей канонизировали за вооруженное сопротивление законной (пусть даже и откровенно антихристианской или еретической) государственной власти.
Наоборот, даже самые известные великомученики из числа римских воевод (вмч. Георгий Победоносец, Андрей Стратилат, Димитрий Солунский, многие другие), имевшие под командованием немалое количество воинов (в том числе, своих единоверцев-христиан) никогда не использовали эту силу для того, чтобы сразиться с войсками императоров мучителей. 
Более того, когда сочувствовавший им народ готов был поднять мятеж против гонителей христиан, такие мученики делали все, чтобы успокоить людей. Сходным образом вели себя и верующие в периоды правления византийских императоров-еретиков, в частности – иконоборцев.
Вполне по заповеди ап. Павла в Послании к Ефесянам: «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф.6:12). 
Ну а в Послании к Римлянам тот же апостол учит должному отношению и к государственным властям, кстати, в первые века христианской эры настроенных к христианству либо крайне негативно, либо, в лучшем случае, нейтрально. 
«Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение» (Рим. 13:1-2).
Также ап. Павел пишет и в «пастырском» же Послании к Тимофею: «Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих…» (1 Тим.2:1-2).
К слову сказать, монахи Соловецкого монастыря царя Алексея Михайловича на богослужениях поминали, как минимум, до 1674 года. При этом, правда, категорически не желая исполнять его повеление, переданное через воевод, командующих присланными стрельцами – подчиниться требованиям нового богослужебного устава и открыть ворота для представителей государственной власти. 
Ну так ведь такое «верноподданическое» поведение наверняка имело место и среди многих разбойников. А что – им ведь лично царь-батюшка не мешал, на Руси того времени вообще все беды народ списывал на «злых бояр при добром царе».

***

Те, кто склонны считать «соловецких сидельцев» мучениками часто ссылаются на пример и благословения прп. Сергием Радонежским двоих монахов-схимников, бывших бояр, на участие в исторической Куликовской битве. А еще на подвиг патриарха-исповедника Гермогена, благословившего ополчение Минина и Пожарского, а также на героическую оборону Троице-Сергиевого монастыря в Смутное время.
Только ведь эти аналогии тоже, если разобраться, притянуты за уши. Преподобный Сергий, «игумен Земли Русской» благословил (и то, в виде исключения) Пересвета и Ослябю не просто на битву (коих в то бурное время было великое множество), но на бой за Святую Русь и христианскую веру против не-христиан, монголо-татарской Орды, темника Мамая, исповедующего Ислам.
Патриарх же Гермоген благословил жителей Земли Русской на защиту, опять же, православной веры против ее не менее лютых врагов – поляков-католиков. Да и умер он, кстати, не с оружием в руках, а уморенный голодом в захваченном врагами Кремле. Хотя родом святитель был из донских казаков, так что пользоваться оружием умел с младых лет, в казачьих станицах при постоянных вражеских набегах без такого умения жили очень недолго… 
А вот стреляли в царских стрельцов со стен Соловецкой обители отнюдь не только пробравшиеся туда казаки, в том числе и из войск разбитого атамана Степана Разина. Обычных монахов там тоже было более, чем достаточно. А их самозванный игумен (избранный самими же насельниками монастыря, не пожелавшими принимать настоятеля, назначенного согласно церковным правилам в Москве) все годы осады был единовластным «главнокомандующим» обороны монастыря.
Собственно, и сам монастырь представлял собой первоклассную крепость, имеющую не только крепкие стены, но и расположенные на них 90 немаленьких пушек. К которым имелось, кроме ядер, еще и 900 пудов пороха. Так что с учетом запасенного продовольствия осажденные могли держать осаду очень долго.
Справедливости ради надо отметить, что превратило прежних молитвенников перед Богом в «гарнизонных стрельцов на полставки» само же царское правительство еще в 1637 году, когда из монастыря были выведены последние профессиональные военные. До того отвечавшие со времен Ивана Грозного за защиту грозной крепости перед возможными атаками шведов и других недругов, которые, действительно, отмечались на Соловках неоднократно.

***

Но если уж соловецкие монахи не возражали против наложения на них «воинской повинности», не особо, мягко говоря, сочетавшейся с духовным званием, согласно как общецерковным канонам, так и российским законам и обычаям, тогда уж им надо было полностью соответствовать и своим новым обязанностям тоже.
Между тем, для бойцов любой армии мира главной обязанностью является строгое выполнение приказов командиров и начальников. Без которого вооруженное подразделение тут же – и фактически, и юридически – превращается в обычную «банду».
Монахи же с острова на Белом море положенную дисциплину нарушили даже дважды. И в качестве каких-никаких, но бойцов гарнизона важной крепости, отказавшись выполнить прямой приказ своего Главнокомандующего и главы государства. И в качестве иноков, при принятии монашеского пострига дающих в числе прочих и обет строгого послушания. 
Но о каком «послушании» могла идти речь в ситуации полного неподчинения соловецких сидельцев не просто своим епископам и даже не только «поганому Никону» (которого, кстати, еще накануне осады на Большом Соборе в Москве низложили с патриаршества)? Они не желали признавать решение даже церковного Собора, на котором присутствовали (лично, или через полномочных представителей) все пять патриархов тогдашних Поместных православных церквей – Константинопольской, Иерусалимской, Антиохийской и Александрийской. То есть высшего коллегиального органа мирового Православия, выше которого по значимости разве что Господь Бог!
Кстати, в одной из своих челобитных в Москву соловецкие монахи писали вполне сочетающиеся с духом истинного мученичества вещи: «…Не вели, государь, больши того к нам учителей присылать напрасно… а вели, государь, на нас свой мечь прислать царьской и от сего мятежнаго жития преселити нас в оное безмятежное и вечное житие».

Тем более, если уж на то пошло, «ревнителям старой веры» совсем не обязательно было даже безропотно и добровольно идти на смерть – можно было просто покинуть монастырь, уйдя отшельничать в необжитые места, как целые сонмы позже прославленных «отцов золотого века русского монашества» XIV-XV вв.
Но на деле они предпочли вместо готовности умереть за веру (или хотя бы скрыться от тех, кого считали ее «гонителями»), самим начать за эту веру убивать. Подняв тем самым двойной мятеж – не только против законной церковной власти и ее соборно принятых решений, но и против власти собственной страны, фактически захватив доверенную им мощную крепость, должную служить защитой против внешних врагов. А теперь под ее стенами лили кровь русские стрельцы, верные присяге и воинскому долгу.
Данные о количестве казненных после захвата Соловецкой крепости стрельцами разнятся – официальные источники сообщают лишь о двадцати восьми повешенных наиболее активных монахов и мирян и нескольких десятков разосланных в заключения по разным монастырям и острогам. Старообрядческие – о нескольких сотнях «зверски казненных мучеников».
В любом случае, абстрагируясь от нравственной оценки погибших в ходе осады Соловецкого монастыря русских людей, этот эпизод является примером самой настоящей «религиозной войны». К счастью, вовремя купированной и не допущенной до расползания по всей стране, с вполне реальной угрозой возрождения уже порядком позабытых кошмаров «Смутного времени», поставивших Россию на грань гибели.

Художник: Е. Молев.