Василий Немирович-Данченко: литературный первооткрыватель уральского золота
Василий Немирович-Данченко: литературный первооткрыватель уральского золота
Книга «Кама и Урал» (очерки и впечатления) Василия Ивановича Немировича-Данченко (1844—1936) — подробнейший, живой и наглядный отчет о его путешествии 1876 года по горно-заводскому Уралу...
Выпущенная А. С. Сувориным, она словно открыла окно россиянам обеих столиц, центральных губерний: где, как и кем был обеспечен российский «рывок по золоту» 19 века. Василий Иванович Немирович-Данченко, старший брат Владимира, знаменитого сооснователя (со Станиславским) МХАТА.
Весьма популярный в дореволюционной России, он опубликовал невероятное количество рассказов, романов повестей, до революции планировалось 50-томное собрание сочинений. В 1922 году Василий Иванович эмигрировал из Советской России, его книги исчезли из библиотек до начала 1990-х годов. Необычайно выразительны его «написанные с натуры картины», сопровождаемые постоянными «историческими отступлениями», на несколько десятилетий вглубь. Видно, Василий Иванович хорошо умел не только наблюдать, но и расспрашивать. В итоге — перед читателем вся «Золотая лихорадка Урала». Несколько фрагментов я разобью по «ключевым словам», и еще — позволю себе дать для ориентировки краткие подзаглавия:
Накануне реформы, «разгосударствления»:
Въ послѣдніе годы государственнаго управленія пріисками, денегъ въ казнѣ для расплаты не было; воровство золота поэтому стало чудовищнымъ. Рабочіе требовали денегъ, слѣдующихъ имъ, начальство признавало такое требованіе бунтомъ, и несчастныхъ мужиковъ, голодныхъ и измученныхъ, драли на смерть… Когда о воровствѣ золота доходили слухи до горнаго управленія, оно командировывало на пріиски переодѣтыхъ жандармовъ. Тѣ являлись въ роли покупщиковъ краденаго драгоцѣннаго металла или въ видѣ странствующихъ купцовъ. Въ кабакахъ они находили сбытчиковъ золота. Тѣ имъ продавали за хорошія деньги. Торжествующій жандармъ, уплатя, что слѣдуетъ, хваталъ преступника и подымалъ гвалтъ. Являлось начальство.
— Ты, такой сякой, продалъ это? — начинало оно струнить сбытчика.
— Я самый! — совершенно спокойно отвѣчалъ тотъ, мягко глядя въ глаза предержащей власти.
— Вотъ я тебя!.. Кандаловъ!.. Гдѣ ты досталъ золото?
— Золото?.. Какое золото?..
— Да вотъ это!..
— И отродясь золотомъ не было… Онъ у меня мѣдь мою покупалъ… Мы съ нимъ, какъ слѣдуетъ, сторговались, я и деньги получилъ… У меня запасъ былъ… Что же, это и по закону не запрещается.
— Какъ мѣдь… Какую мѣдь?
— Да вотъ эту самую…
Производили изслѣдованіе, и дѣйствительно «крупка» оказывалась самою простою мѣдью. Сконфуженный жандармъ уѣзжалъ во-свояси, и деньги, истраченныя имъ на столь блистательный коммерческій оборотъ, вписывались по разнымъ графамъ въ не предвидѣнные расходы. Въ концѣ концовъ, оказывалось, что скупщики или сбытчики золота еще ранѣе пріѣзда бирюзоваго Лекока уже знали о его командировкѣ изъ горнаго управленія.
Круговорот золота и мошенничества на Урале
Состоянія здѣсь дѣлались чрезвычайно быстро. Еще бы — около пріисковъ или близъ старательскихъ избушекъ открывались кабаки, или сажали старушенокъ, торговавшихъ оффиціально разными явствами, а неоффиціально водкой. Онѣ и то, и другое продавали не за деньги, а за золото, «за крупку». Крупку эту всѣми мѣрами старались стянуть у хозяевъ или у казны. Даже когда ее ссыпали въ аппараты, откуда кража считалась окончательно невозможной, ловкіе золотоискатели опускали туда нитки, намазанныя густымъ и липкимъ медомъ. Къ меду приставала драгоцѣнная масса, — и въ данномъ случаѣ трудолюбіе торжествовало, и терпѣніе вознаграждалось вполнѣ. Даже хозяева, вмѣсто того, чтобы отдавать золото въ казну, свозили его тайкомъ въ Екатеринбургъ и продавали его здѣсь. Случались, разумѣется, и очень ловкія мошенничества. Крупинки платины золотили и продавали за золото; за этотъ же металлъ сходили желтые мѣдные опилки. Эту операцію дѣлали такъ: желающему купить золото — приносили на домъ мѣшокъ съ мѣдной крупкой. Ему предлагали взять изъ него пробу, тотъ бралъ. Пробу завертывали въ бумажку, ловко замѣняя въ этотъ моментъ образчикъ другимъ, съ настоящимъ золотомъ. Тутъ же проба подвергалась испытанію — золото оказывалось превосходнымъ. Мѣшокъ взвѣшивался, деньги за него уплачивались и, узнавая затѣмъ объ обманѣ, покупатель не смѣлъ и пикнуть объ этомъ, потому что онъ по закону подвергался равной съ продавцами отвѣтственности.
Ярый криминал
Изъ-за золота тутъ зачастую совершались и убійства… Убивали старателей въ лѣсной глуши. Смотритель въ воскресенье, бывало, идетъ изъ пріиска съ золотомъ, нарытымъ въ теченіе недѣли; его подстерегаютъ среди самаго дикаго захолустья и мѣткою пулею кладутъ наповалъ. Никакія слѣдствія и розыски не были возможны въ этихъ дебряхъ, въ этихъ бездорожьяхъ. На воровствѣ казеннаго золота выростали цѣлые торговые дома, и не одинъ изъ пермскихъ милліонеровъ обязанъ своимъ благосостояніемъ этому, въ свое время выгодному промыслу. Иногда даже можно было и не убивать смотрителя пріиска. Зачѣмъ? Съ нимъ входили въ соглашеніе, легко его ранили — и всѣ были довольны. Что смотритель продавалъ казенные интересы, — это было не особенно удивительно. Еще бы: сія великая спица административнаго колеса получала отъ семи до восьми рублей въ мѣсяцъ, и только въ самое послѣднее время казеннаго управленія ему увеличили жалованье до пятнадцати рублей. Не могли не красть и рабочіе. Во время обязательнаго труда они получали только хлѣбъ и по три копѣйки въ день вознагражденія. За прогулъ его пороли на смерть. Пороли такъ, что терпѣливые уральскіе кроты озлобились. Управляющіе боялись спускаться къ нимъ въ шахты. — тамъ рабочіе били ихъ и сбрасывали въ колодцы за жестокость. Дѣла такого рода даже не всплывали на верхъ. Первые не разскажутъ, какимъ образомъ произошла смерть, а рабочіе единогласно показывали, что «его высокоблагородіе оступились съ лѣстницы — и душу Богу отдали, разбились». Шпицрутены въ то время были въ особенномъ ходу, и долѣе всего этотъ цивилизующій инструментъ держался на горныхъ заводахъ. Генералъ Глинка, возглашвшій: «я царь-и-Богъ Уральскаго хребта», славился своею изобрѣтательностью въ жестокостяхъ. Онъ артистически, съ увлеченіемъ виртуоза, выполнялъ ихъ.
А Екатеринбург рос на краденом золоте. Несли его на биржу — и вырвавшаяся съ пріисковъ дѣвица легкаго поведенія, и изголодавшійся рабочій, и щеголеватый управляющій, и казенный чинъ, которому жалованья не хватило бы и на подметки, и священникъ, потершійся около розсыпей. Преслѣдовалась эта операція только на пріискахъ — въ Екатеринбургѣ мсе играли въ открытую. Даже громко говорили: «Слава Богу, сегодня я тысячъ на пятьдесятъ дѣло сдѣлалъ!..» «Съ такого-то пріиска доставили мнѣ крупки, — не надо-ли кому?..» Случалось даже, что уже принятое въ казну золото продавалось здѣсь. Какимъ образомъ отдѣлывались отъ отвѣтственности эти неподкупные церберы горнаго вѣдомства — знаетъ одинъ Господь, да и тотъ никому не скажетъ.
— Хорошее время было! — вздыхаютъ теперь господа купцы…
— Наживали деньги… Теперь уже этого нельзя.Старательство
Старатели являются или артелями, или работаютъ въ одиночку. Работникъ или работница заявляютъ желаніе самостоятельно заняться розыскомъ золота. Имъ даютъ разрѣшеніе, и они, взявъ съ собою вашгеръ — инструментъ для промывки песку, имѣющій видъ корыта, эту соху горнозаводскаго края, уходятъ съ нимъ въ дичь и глушь никѣмъ неисхоженнаго, никому въ точности невѣдомаго чернолѣсья. Со старателемъ или со старательницею — ружье для звѣря, силки для птицы, да муки съ полпуда. Руководимый инстинктомъ или знаніями, практически пріобрѣтенными раньше, золотоискатель углубляется все дальше и дальше въ это сумрачное, молчаливое захолустье, питаясь часто грибами, убитой птицей и въ самыхъ крайнихъ случаяхъ — хлѣбомъ, кое-какъ приготовленнымъ изъ муки. Идетъ онъ, случается, недѣлю, мѣсяцъ, пока не найдетъ, наконецъ, почвы, содержащей драгоцѣнный металлъ. Тутъ изъ вѣтвей деревьевъ онъ сплетаетъ себѣ жалкій шалашъ и среди вѣчнаго безмолвія лѣсныхъ великаповъ начинаетъ промывать золото. Многие дни не слыша ни единого слова, онъ дичаетъ, становится молчаливъ и сумраченъ, какъ и все это окружившее его сосновое царство. Сталкивается онъ съ дикимъ звѣремъ; если избѣгнетъ его когтей и зубовъ, ему грозитъ еще болѣе опасная встрѣча съ бродягою — бѣглымъ каторжникомъ; спасется отъ этого, передъ старателемъ выростаетъ новый врагъ — голодъ. И зачастую слѣдующіе золотоискатели, входя въ лѣсную глушь, встрѣчаютъ у полуразмытыхъ полянъ вашгеръ съ грудой песка, содержащаго металлъ, и около вашгера полуобъѣденный трупъ. Особеннаго впечатлѣнія это не производитъ. Новый старатель обыщетъ шалашъ, возьметъ все намытое тамъ золото, и, не сходя съ богатой поляны, станетъ тутъ-же продолжать недоконченную тѣмъ работу. Я уже говорилъ, что какъ мужики, такъ и бабы уходятъ въ это бездорожье. Бабамъ, разумѣется, приходится еще тяжелѣе, еще невыносимѣе. Баба дичаетъ скоро, часто даже съ ума сходитъ.
Уральские женщины
Женщины, нанимаемыя заводоуправленіемъ, получаютъ, каждая, на своихъ харчахъ, только по 12 коп. въ день, тогда какъ мальчикъ-подростокъ заработываетъ 20 коп. Не ужасно ли это?
— Отчего нсе женскій трудъ такъ мало цѣнится?
— Сбили онѣ цѣну. Баба за какую угодно плату пойдетъ.
Самыя предпріимчивыя изъ женщинъ уходятъ въ окрестные лѣса и ищутъ тамъ золото. Часть ихъ гибнетъ отъ голода, отъ морозовъ. Случалось, что здѣшнія бабы, попавъ въ совершенно безвыходное положеніе, сами составляли изъ себя артели и работали за свой счетъ; по дѣло это не ладилось, участницы большею частію ссорились между собою, и артель расходилась во всѣ стороны, хотя бы опять въ кабалу къ тѣмъ же эксплоатировавшимъ ихъ мужикамъ. Въ общемъ, баба здѣсь не заработаетъ и сорока рублей въ годъ, потому что, помимо рожанія дѣтей, изъ трудовыхъ дней ея, оплачиваемыхъ столь скудно, нужно еще исключить почти мѣсяцъ, который каждое заводоуправленіе даетъ своимъ крестьянамъ для сѣнокоса и полевыхъ работъ. Этого краткаго срока довольно, потому что хлѣбопашество тутъ ничтожно. Сѣютъ самое незначительное количество ржи, ячменя и овса, причемъ хорошіе урожаи неизвѣстны, а недородъ повторяется чуть ли не каждые три года.Ода железу и проклятия золоту
Желѣзное дѣло здѣсь гораздо значительнѣе, чѣмъ золотое. И населеніе по своимъ нравственнымъ качествамъ рѣзко раздѣляется здѣсь по двумъ этимъ главнымъ отраслямъ производства. То, что я наблюдалъ на остальномъ Уралѣ, оказалось и тутъ. Тѣ, кто стоитъ на золотомъ дѣлѣ, давно спились и обратились въ совершенно неимущихъ нищихъ, при чемъ даже старательскій трудъ, въ удачныхъ случаяхъ дающій исключительный заработокъ, не поправляетъ ихъ положенія. Золото, вызывающее столько пороковъ, преступленій, являющееся причиною такихъ глубокихъ паденій, такой порчи, и здѣсь роковымъ образомъ вліяетъ на людей, добывающихъ его изъ нѣдръ земли. Кажется, что это именно тотъ бѣсовскій кладъ, который, по зароку схоронившихъ его убійцъ, нельзя получить, не оставивъ на его мѣстѣ своей совѣсти, чести, своей души. Съ первыхъ минутъ своего появленія на свѣтъ, онъ уже разлагающимъ образомъ дѣйствуетъ на рабочаго, и прежде чѣмъ въ видѣ золотой монеты успѣетъ попасть въ цѣпкія руки, уже развратитъ достаточно много людей, отдѣляющихъ его отъ песку, льющихъ его, завѣдующихъ его отправкою въ Петербургъ… Желѣзо — иное дѣло. Это — какъ выражаются на Уралѣ — металлъ строгій: и даетъ онъ цѣлыя поколѣнія сумрачныхъ и строгихъ людей, которымъ чужды сангвиническое легкомысліе старателей и ихъ покладистая совѣсть. Кротъ-рабочій, роющійся въ желѣзномъ рудникѣ, обжаривающійся у устья доменныхъ печей и сталсваренъ, совсѣмъ иной типъ, такъ же не похожій на лихорадочнаго, безпокойнаго золотоискателя, какъ, напримѣръ, мексиканецъ не похожъ на неразговорчиваго, спокойнаго американца-скваттера (курсив мой, — И.Ш., объяснения далее). На желѣзномъ дѣлѣ люди много думаютъ, имѣютъ зачастую дѣло съ машинами; сверхъ того, если вѣрить мѣстнымъ психологамъ, своимъ внутреннимъ организмомъ складываются въ твердыя, стойкія формы, какъ будто чугунъ и желѣзо передаютъ имъ свои основныя качества.
Мы поѣхали въ Болотокмочевскій пріискъ, т. е. въ мѣстность, гдѣ прежде находился громадный прудъ, по величинѣ подходящій къ озеру. Какъ я уже говорилъ выше, его спустили и на днѣ нашли много золота, какъ по ложу рѣки Нейвы, такъ и въ самыхъ обнажившихся такимъ образомъ берегахъ ея. Новое русло Нейвы прорыто въ сторонѣ.
— Это нашъ Суэцкій каналъ! — улыбнулся Сомровъ, показывая мнѣ свою работу.
Пріискъ въ самой долинѣ. Вокругъ, на старыхъ берегахъ осушеннаго озера, вся мѣстность изрыта оставленными работами. Дѣды рылись здѣсь цѣлое столѣтіе, собирая золото съ поверхности, дѣти ихъ углублялись въ почву аршина на два и считали это громаднымъ трудомъ, теперь идутъ на двѣнадцать и на пятнадцать аршинъ внизъ…
Искусственное новое русло Нейвы даетъ ту массу воды, которая необходима для промывки золотоносныхъ породъ.
— Теперь отправимся на Быльговскій пріискъ, тамъ вы увидите самую вымывку золота.
Каждый день там промывают 70.000 пудовь земли, получая по 8 фунтовъ золота.
Мы вошли въ заводскія каморы; у стѣнъ устроено нѣчто въ родѣ наклонныхъ корытъ, гдѣ промывается песокъ. В нихъ сбрасываютъ породу. Стоя по щиколку въ водѣ, голоногія бабы гребкомъ, или, по-мѣстному, нехломъ, передвигаютъ вверхъ и внизъ сброшенную массу по дну вашгера.
— Какія сильныя, рослыя бабы! — невольно замѣтилъ мой спутникъ.
— Это наша порода. Демидовъ здѣсь перемѣшалъ чуть ли не ѣсѣ племена земныя, оттого и получились такія патагонки.
Нужно признаться, что патагонки эти, помимо своего роста, были очень красивы. Свѣжія здоровыя лица съ черными глазами, высокія груди, порывисто дышавшія на тяжелой работѣ, сильный складъ хорошо обрисованнаго тѣла….
— Много ли они зарабатываютъ здѣсь?
— Наша баба — наживчица. Въ другихъ мѣстахъ ей и двадцати копѣекъ въ день не получить, а тутъ весь полтинникъ. Сработаетъ она столько же, сколько и мужикъ.
Три бабы, стоявшія около, были какъ на подборъ красавицы, несмотря на грубую работу и грязныя руки. Еще бы: имъ постоянно приходится имѣть дѣло съ мокрою землею. Илья Ильичъ Обломовъ навѣрное обратилъ бы свое вниманіе на удивительные локти этихъ амозонокъ золотого дѣла. Одна изъ бабъ, разбирая въ вашгерах каменья, вдруг выхватила изъ массы кусокъ кварцу, прикинула его вѣсъ на рукѣ и подала управляющему.
— Что это? — спросилъ я.
— Самородокъ.
При мнѣ потомъ золото освободили отъ кварца и оказалась лепешка въ тринадцать золотниковъ почти чистаго металла.Технология
Въ вашгерахъ, когда нехлы или гребки сдѣлаютъ свое дѣло, бабы берутъ дощечку «разбѣгалку» и сбираютъ ею породу, слегка разбрасывая золото въ медленно текущей водѣ. Вода уноситъ постороннія частицы, и на днѣ вашгера образуется легкій желтый налетъ. Той же разбѣгалкой отдѣляются камни помельче, взвѣшиваются, и пустые сбрасываются внизъ, къ пустой, или выметанной породѣ. Самое торжественное молчаніе царитъ здѣсь. Только журчаніе воды, пробѣгающей по дну вашгеровъ, да поскребываніе гребковъ и разбѣгалки.
— У насъ какъ въ церкви!
— Золото крестимъ. Въ водѣ тоже! — замѣчаетъ баба, выходя отдохнуть изъ своего отдѣленія.
— Только крестнымъ матерямъ ничего не достается! — замѣтилъ я, глядя на латунныя сережки у ея ушей…
Вмѣстѣ съ золотомъ осаждается на дно вашгера и шлихъ, т. е. желѣзныя частицы, въ видѣ мельчайшихъ опилокъ.
Я это замѣтилъ только тогда, когда баба при мнѣ вооружилась громаднымъ магнитомъ.
— Это еще что?
— А вотъ козлищъ отъ овновъ отдѣлим! — замѣтилъ управляющій.
Къ первой бабѣ присоединилась другая, и онѣ, нагнувшись головами одна къ другой, самымъ старательнымъ образомъ медленно начали помѣшивать золото магнитами. Разгонка шлиховъ была успѣшна, скоро на концахъ магнитовъ образовался сѣрый налетъ. Желтая масса золота заблестѣла. Третья патагонка щеточкой стала сметать его въ одну кучу…
У старателей промывка идетъ нѣсколько иначе. Они надъ своими матерами устраиваютъ желѣзное и частое рѣшето, на него валятъ породу и насосомъ гонятъ воду. Двѣ бабы разбиваютъ подъ водою лопаточками землю, а третья гребломъ передвигаетъ падающую породу. На днѣ вашгера у старателей часто остается ртуть, соединяющаяся съ платиной и золотомъ.
Золото собирается на желѣзный обрѣзъ. Обрѣзъ подставляется подъ струйку воды, по немъ двигаютъ щеточкой, которою сгребали золото въ вашгерѣ. Если въ ея щетинѣ осталось золото — оно упадаетъ вмѣстѣ съ тѣмъ, которое на обрѣзѣ въ ковшѣ. Изъ ковша оно все поступаетъ въ ступку. Тутъ глинистыя частицы, еще содержащіяся въ золотѣ, при этомъ соединяются съ водою. Потомъ умытый такимъ образомъ металлъ опять сбрасываютъ въ вашгеръ, гдѣ опять идетъ его ручная «перемѣтка». Только послѣ этой, не знаю счетомъ, какой перемывки, — золото получаетъ названіе крупки и изъ воды попадаетъ прямо въ полымя. На желѣзномъ ковшѣ его ставятъ въ огонь испаряя воду.
При мнѣ въ такомъ ковшѣ высушено 2 фунта драгоцѣнной крупы.
Три металла
Возьмемъ тѣхъ, которые съ желѣзомъ возятся — эти тверды, неуступчивы, на каждомъ шагу съумѣютъ отстоять свое достоинство. Дома у себя они — ничьей иной воли не признаютъ. Ну, а вотъ кто съ золотомъ — тотъ совсѣмъ пропащій народъ. Признаюсь, у насъ неохотно и разрабатываютъ его, несмотря на всѣ выгоды. Въ годъ мы добываемъ, случается, до восьми пудовъ. Въ этомъ больше трехъ не будетъ.
— Что же, рудники истощились?
— Зачѣмъ имъ истощаться! Рабочіе портятся на золотомъ дѣлѣ страшно. Между ними развивается повальное пьянство, всевозможные пороки и преступленія. Здѣсь, напримѣръ, у насъ баба скромна, а попадетъ она на старательскія работы крупку золотую мыть — первой развратницей дѣлается. Самые стойкіе мужики, завѣдомо трезвые, возвращались съ золотой работы — запойными. И заработка больше — богатѣть бы должны, а рабочій на желѣзныхъ заводахъ всегда состоятельнѣе много получающаго старателя. Посмотрите избы золотоискателей и тѣхъ, которые разрабатываютъ мѣсторожденія этого металла. Дошло до того, что на себѣ живой нитки нѣтъ, только колѣни и локти сквозь прорѣхи смотрятъ; а намоетъ залота — сейчасъ же въ штоссъ.
— Какъ въ штоссъ? Крестьяне?
— Да!.. Поэтому мы и неохотно беремся за золотое дѣло. Ради чего же портится населеніе? Вотъ разработка платины совсѣмъ иная.
Платинныхъ пріисковъ здѣсь разрабатывается очень мало. Изъ нихъ самый богатый — Авроринскій, по р. Мартьяну. Прежде годовой оборотъ давалъ около ста и ста пятидесяти пудовъ этого металла, теперь иногда не бываетъ и шестидесяти, потому что дѣло это крайне трудное. Иной разъ надо промыть семьдесятъ пудовъ породы, чтобы получить золотникъ платины. Въ самыхъ лучшихъ рудникахъ ея на 4,200 пудовъ выметанной почвы приходится 90 золотниковъ металла. Работою этою занято здѣсь 226 человѣкъ Старатели (вольные, оъискивающіе за свой счетъ металлъ) получаютъ отъ завода за каждый золотникъ его 24 коп., тогда какъ за золото — 2 рубля. Понятно, что они не такъ охотно идутъ на платинное дѣло. Многаго здѣсь не возьмешь. Взрослые и сильные рабочіе не получаютъ въ день болѣе 60 коп., а женщина, хотя бы она сдѣлала столько же, — 25 коп. Очистку платины производятъ здѣсь вмѣстѣ съ золотомъ, заливая ихъ ртутью и водою. Промывъ всю эту грязную массу, удаляютъ вмѣстѣ съ водою постороннія примѣси. Ртуть соединяется съ золотомъ, а платина остается отдѣльно. Затѣмъ золото съ ртутью процѣживается сквозь полотно. Ртуть уходитъ сквозь него, золото оказывается въ платкѣ, но покрытое амальгамой, которая удаляется просто вытираніемъ металла.
«Птица — золотое перо» (уральская аллегория)
«Золотые» деревни задыхаются отъ разоренія. Выработаютъ розсыпь, а затѣмъ, послѣ нежданнаго богатства, такимъ же скачкомъ начинается нежданная нищета. Недоимка ростетъ. Волостная власть всѣми мѣрами выбиваетъ ее изъ крестьянъ, отыскивающихъ «птицу — золотое перо», но, разумѣется, выбиваетъ до тѣхъ поръ, пока они не выйдутъ изъ терпѣнія. Съ этого момента, съ ними уже ничего нельзя сдѣлать. Надѣвъ бѣлые балахоны, они оставляютъ село, таборомъ располагаются на холмахъ около и на всѣ запросы отвѣчаютъ: «мы не плательщики». Ихъ можно бить, дѣлать съ ними, что угодно, но при всемъ этомъ ни одной копѣйки не поступитъ въ подать — это вѣрно. Зачастую они, предварительно, порубятъ свои избы на дрова, дрова сбудутъ на заводы и совсѣмъ чистые уже предстоятъ передъ предержащею властью.
— Что съ насъ возьмешь теперь… Ничего не возьмешь… Бей!.. Мы — не плательщики!
Выведенные изъ себя крестьяне, впрочемъ, не особенно часто прибѣгаютъ къ этому. Они стараются держаться. Старательскія артели ходятъ по лѣсамъ, отыскивая новыя розсыпи. Кабатчикъ, какъ тараканъ въ оставленной избѣ, начинаетъ худѣть и хмуриться. Деревня разваливается все больше и больше, какъ вдругъ разносится вѣсть: «птица золотое перо» оказалась. Открыта розсыпь. Крестьянство бросается туда. Начинается работа. Золото льется рѣкою, кабатчикъ пухнетъ и отъѣдается. Баба ходитъ веселая, пьяная; разгулъ вездѣ и во всю… Но избы не поправляются, дворы тоже. Все стоитъ покривившееся, пошатнувшееся. До завтрашняго дня нѣтъ никакого дѣла, чего тутъ еще — если сегодня хорошо! А завтра — будь, что будетъ… Власть старается поскорѣе собрать недоимки…
Но «птица — золотое перо» на одномъ мѣстѣ долго не сидитъ.
И деревня опять мало-по-малу тощаетъ. Захудалая стоитъ она, и шляются по лѣсамъ артели, отыскивая новыя розсыпи…
Би-металлическая, злато-железная метафизика
Василий Иванович Немирович-Данченко дал такую яркую картину жизни уральских «золотых» и «железных» деревень так убедительно, порой со статистическими выкладками объяснил разницу их судеб, что абсолютно соглашаешься и с его «метафизикой» — незримым влиянием металлов, выплавкой которых они заняты. Железные, «…сверх того, если верить местным психологам, своим внутренним организмом складываются в твердые, стойкие формы, как будто чугун и железо передают им свои основные качества…и не похожи на лихорадочных, безпокойных золотоискателей, какъ, напримѣръ, мексиканецъ не похожъ на неразговорчиваго, спокойнаго американца-скваттера». И еще не раз в книге упоминались два «архетипа»: американец‐скваттер, сумрачный, строгий, которому «чужды сангвиническое легкомыслие старателей и их покладистая совесть», и тяжким железным прессом припечатывался второй архетип, противоположный полюс — мексиканец. Сопроводить это хочется лишь единственным замечанием, из «наших дней».
Василий Иванович привел только двоих, потому что в США и Мексике в это же время так же бушевала «Злато-серебряная лихорадка»… но мы все прекрасно понимаем суть противопоставления: американцы, северные европейцы и — южные, «латиносы». Надеюсь, так же прекрасно помним и публицистику Поздней Перестройки и начала 1990-х, когда россияне словно выбирали «Куда нам плыть? Кем стать?» И публицисты, коллеги Василия Ивановича конца ХХ века тоже рисовали: вот солидные, спокойные, экономически успешные(!) северяне, американцы (не латиноязычные, так называемые WASP —«белый, англосакс, протестант»), англичане, шведы, скандинавы, немцы… А у южных, латиносов — полно качеств, от которых мы как раз и должны избавляться.
Как и у большинства соотечественников, те «архетипы» засели накрепко, и когда в начале В 2000-х довелось — я попутешествовал именно по Северной Европе. Очерк, если и с насмешкой, то весьма добродушной — «Стокгольм. Неделя на всё», был здесь принят тепло, я получил в журнале мэрии «Моя Москва» премию и специальную рубрику: «Столицы мира» — продолжай, мол. И я продолжил очерки согласно тогдашним маршрутам: Берлин, Хельсинки…
Кстати, «железную метафизику» Немировича-Данченко я могу продолжить примером второй половины ХХ века. Как известно, нынешнее собрание лицемеров, политических негодяев — ЕС, Евросоюз — ранее называлось: «Европейское общество угля и стали». Может, и не сразу, лишь в 2009 году эти «спокойные, думающие, железные» WASP-ы додумались приравнять Красную армию к вермахту, а СССР — к своей фашистской Германии, и лишь в 2022 году умственно, морально провалились до обвинения в «газовом шантаже», подрыве «Северных потоков» — России! — у которой и так был в руках «вентиль», а именно подрыв как раз и лишал возможности манипулировать, «шантажировать». Но сейчас меня более занимают три вывода из противопоставления, намеченного еще Немировичем-Данченко:
- Похоже, мы, россияне, несем в себе элементы тех двух архетипов. О нашем особом евразийском положении историй говорено немало, так вот и свежий, незаезженный пример. Наблюдатель едет по Уралу и видит, невдалеке друг от друга — и таких, и таких.
- Эту «двуединость», наверно, видели и публицисты 1990-х, раз так старались толкнуть «на правильную, евро-либеро-дорогу». И, впрыснув «те ценности» и чуть-чуть подразоружив (ядерное оружие под международный контроль), от «покаяния» в два шага довести и до «репараций»?
- И, наконец, экономическая приманка, WASP-ы, с признанной основой капитализма — «протестантской этикой», всегда будут успешней.
В немировичской Мексике не бывал, но и так же видно из любого репортажа: латиносы рвутся к WASP-ам, а не наоборот. Это факт, но все ли его последствия нам известны? 1 700 лет назад точно так же «дикари» стремились к тогдашним WASP-ам, римлянам, и «более успешные» (во всем, кроме деторождения) точно так же ставили стены, только не на реке Рио-Гранде, а на Рейне, Дунае, а далее было…
В Индии побывал только раз, но, надеюсь, и более знакомые подтвердят: типичные «южные». Не только география, та же подвижность, говорливость, легкомысленная жестикуляция, не северное угрюмство — точно. И кстати, чтоб недалеко отходить от металлов, главные поклонники, потребители ювелирного золота. Индо-арийские корни его культа отмечает в «Словаре символов» Х. Э. Керлот: «В индуистском учении золото — каменный (подземный) свет. Образ солнца в человеке — сердце, образ солнца в земле — золото».
И сегодня по тем показателям, что были для нас «экономической приманкой», легко обогнала страну, нещадно грабившую ее 200 лет, буквально разменивавшую жизни миллионов индийцев на свой профит — «железную» родину WASP-изма. Так что соглашаясь с Немировичем-Данченко, искренне переживавшего за «золотые деревни Урала», учтем и урок ему тогда неизвестный: коррозия цинизма, лицемерия, снобизма медленно подбирается и к «железным». А наш евразийский биметаллизм, при правильной национальной металлургии (эх-бы!), может стать основой долговременного успеха.
Уральский народный образ, обозначавший судьбу старательских деревень: «Птица — золотое перо» — словно перелетает от Василия Ивановича Немировича-Данченко — к следующему автору «Золотой книги России» — в Уральские сказы Павла Бажова.
