Как спасали экспедицию Нобиле: западный «пиар» и советский профессионализм

12 июля 1928 года советский ледокол «Красин» взял на борт всех выживших участников полярной экспедиции на потерпевшем крушение дирижабле «Италия», показав разительный контраст предшествующим попыткам всевозможных горе-спасателей ряда европейских стран, чаще всего колебавшихся между пустым «пиаром» и вопиющей безграмотностью, недопустимой на суровых просторах Арктики…

Собственно, главная причина полёта итальянского дирижабля к Северному Полюсу тоже заключалась, прежде всего, в желании её руководителя, генерала Умберто Нобиле и его непосредственного начальства, во главе с итальянским диктатором Бенито Муссолини, показать всему миру успехи захватившего власть в стране фашистского режима. 
Ведь состоявшийся двумя годами раньше полёт к Полюсу того же Нобиле был для этих целей менее убедительным, поскольку хотя дирижабль «Норвегия» и был построен в Италии, но командовал экспедицией знаменитый норвежский полярник Руал Амундсен. А делить с ним славу амбициозные итальянцы не хотели, отчего и решили доказать, что и сами в состоянии повторить рекорд. 
Попытка оказалась трагической. Хотя самой северной точки планеты «Италии» все же удалось достичь 25 мая 1928 года, но на обратном пути к базе на Шпицбергене на дирижабле началось обледенение, закончившееся жёсткой встречей с полярными льдами. 
В результате два члена экипажа погибли сразу, несколько воздухоплавателей оказались выброшены на снег, причём сам Нобиле и ещё один путешественник получили переломы ног. Ещё шестерых взлетевший дирижабль, облегчённый от веса оторвавшихся двигателей и части груза, унёс в неизвестность, тайна которой не раскрыта по сей день.
Выжившие члены экспедиции почти сразу смогли наладить работу чудом уцелевшего коротковолнового передатчика, но его сигналы долгое время отчего-то не слышали те, кто должен был делать это по долгу службы – радисты судна поддержки, базировавшегося у Шпицбергена. 
А ведь мощность рации у Нобиле была немаленькой – 40 ватт. Для сравнения – в советское время радиолюбители умудрялись связываться на всего лишь 5-ваттных передатчиках со своими коллегами за 2-3 тысячи километров.
Сам итальянский генерал позже в сердцах высказывал подозрение, что радисты судна «Читта ди Милано» вместо того, чтобы напряжённо слушать эфир, занимались отправкой личных радиограмм домой. Так или иначе, но 29 мая радист корабля, действительно поймавший сигналы о помощи, доложил о них капитану, но тот поднял его на смех, решив, что радист поймал передачу какой-то коммерческой станции.

Первым в мире получил и отреагировал на сигналы терпящих бедствие итальянцев 21-летний советский радиолюбитель Николай Шмидт из посёлка Вохма Костромской области, это случилось 3 июня. Лишь после этого в мире начала разворачиваться полноценная операция по спасению экипажа «Италии».
Но по-настоящему полноценной она была лишь с одной стороны – советской. Недаром с самого начала руководить ею был назначен не кто иной, как заместитель Наркома по военно-морским делам Уншлихт.
Конечно, формально помощью пропавшей экспедиции озаботились и в Европе тоже. А Муссолини сразу же не упустил возможности подать себя в качестве «заботливого отца нации», готового сделать всё для спасения её «погибающих сынов». 
Правда, в Риме так озаботились желанием стать единственными спасителями, что предложения помощи от других европейских столиц встречали весьма и весьма прохладно. Отчего и соответствующие проявления такой помощи были тоже чаще всего весьма и весьма символическими.
Взять, например, помощь от одного из французских замминистров, по просьбе Руала Амундсена смогшего выделить гидросамолёт «Латам», на котором этот настоящий «рыцарь Арктики и Антарктики» вскоре и отправился в свой последний полёт. Спустя несколько месяцев в океане был случайно найден лишь бензобак «Латама».
Или, например, к берегам Шпицбергена было отправлено два арендованных европейцами корабля и даже с самолётами на борту. Вот только корабли эти были самыми обычными «китобоями», не предназначенными для плавания в условиях толстого ледового покрова.
Помогали (точнее, больше имитировали помощь) экипажу «Италии» и шведские лётчики. Один из них, Эйнар Лундборг, 23 июня обнаружил их лагерь и даже, после удачной посадки, смог вывезти оттуда самого Умберто Нобиле с его собакой. 
Вот только второй полёт шведа оказался менее удачным – самолёт повредил при посадке шасси, так что Лундборг и сам присоединился к «ледовым сидельцам». Правда, коллеги-пилоты не бросили товарища, вывезя его оттуда спустя несколько дней. Но только его одного, повторно рисковать, сажая свои машины на не самое ровное из-за торосов ледовое поле эти «спасатели» не захотели.
А ещё экспедицию Нобиле пытались спасти по льду – на собачьих упряжках. Команда из трёх человек – Сора, Ван-Донгена и Варминга прибыла на одном из арендованных «китобоев» «Браганце». Увы, этой группе не удалось преодолеть сотню километров, отделявших лагерь потерпевших крушение от Шпицбергена. Вскоре они потеряли всех собак (последнюю пришлось съесть самим из-за исчерпания взятых припасов) и были вынуждены возвратиться обратно.
Хотя, нет ничего удивительного в этих неудачах. Западный менталитет складывался веками и мало изменился к настоящему времени. Его главная составляющая: больше шума (пиара в СМИ) – меньше реальных действий. 

В итоге реальную заботу о находящихся в смертельной опасности людях проявило лишь правительство СССР, оправив на их спасение вместо неуместных в полярных льдах «китобоев» два полноценных ледокола – «Малыгин» и «Красин». Дублирование оказалось нелишним – первый из советских кораблей из-за тяжёлой ледовой обстановки до цели дойти не смог, ему пришлось вернуться обратно в Архангельск.
Вышедшему из Ленинграда «Красину» повезло больше. В начале июля он благополучно достиг района поиска, и на разведку вылетел доставленный на корабле самолёт с пилотировавшим его опытным полярным лётчиком Чухновским. Он смог обнаружить и пытавшуюся добраться до земли отдельно от основной группы итальянцев группу Мальмгрена (к тому времени, увы, уже погибшему) и двух его спутников. 
При возвращении самолёт Чухновского потерпел аварию при посадке, но лётчики категорически попросили «Красин» не менять курс, проложенный к месту нахождения обеих групп измученных лишениями итальянских воздухоплавателей, которых наш ледокол взял на борт уже 12 июля 1928 года.
Что и говорить, просто поразительный контраст с поведением шведских пилотов, после спасения своего коллеги, откровенно наплевавших на спасение «чужаков». Но и на «Красине», и на приданном ему самолёте находились советские люди, и поговорка «сам погибай, а товарища выручай» была для них не просто отвлечённым понятием, а смыслом жизни. 
Италия тогда, мягко говоря, в «больших друзьях» у СССР не значилась, особенно после того, как в 1926 году фашистский режим Муссолини запретил местную Компартию и арестовал её руководителей. Но тем коммунистические, интернациональные идеи и отличались от идей эгоистических, буржуазно-националистических, что человек любой страны и национальности виделся как «друг, товарищ и брат», которому обязательно надо помочь при необходимости, в том числе, и с риском для собственной жизни.
Примечательно, что сам Умберто Нобиле, принадлежавший к военной элите Италии, подвергшийся по возвращению на родину обструкции за провал экспедиции, вскоре добровольно уехал жить и работать в СССР, строить дирижабли уже для нашей страны.
Экспедиция «Красина» для спасения терпящих бедствие итальянских аэронавтов навсегда вошла в историю в качестве убедительного примера готовности молодой Страны Советов к оказанию интернациональной помощи нуждающимся в ней людям в сочетании с высочайшим профессионализмом, неизменно обеспечивавшим отличный результат даже в трудных условиях Крайнего Севера.